Политическая биография Сталина. В 3-х томах. Том 3

Капченко Николай Иванович

Со своей стороны, Гитлер, который пошел на заключение пакта ввиду предстоявшей военной кампании против Польши, руководствовался главным образом тактическими выгодами. Да и не мог человек с его фельдфебельским горизонтом мышления смотреть далеко вперед и трезво, с учетом долгосрочной или хотя бы среднесрочной перспективы, оценивать вероятный ход развития событий. В этот период развернулась политико-дипломатическая дуэль между Сталиным и Гитлером. В силу многих причин последний считал, что Сталин, как говорится, находится у него в кармане и ему можно диктовать условия, которые тот не отважится отвергнуть. Но это было большое заблуждение фюрера, возомнившего себя великим политиком, способным переплюнуть Бисмарка.

Сталин к тому времени, я полагаю, уже в полной мере разобрался в том, что за фигуру представляет собой германский рейхсканцлер и какую линию поведения следует занять по отношению к его инициативам. И выбрал, как показала история, правильный путь: внешне не отвергая

полуфантастические химеры фюрера относительно перспектив международного развития в направлении усиления влияния агрессивных держав в мире, на деле все с большим скептицизмом и порой даже с иронией отвечал на немецкие предложения. У Сталина в этот период времени на передний план выдвинулась задача укрепления позиций Советской России на Балканах, пересмотр договора о черноморских проливах (договор Монтрё 1936 года) с тем, чтобы на правах аренды получить у Турции военно-морскую базу в районе Босфора или Дарданелл. Это позволило бы Советскому Союзу контролировать в случае начала военных действий проход через проливы вражеских судов. Сталин также стремился заключить договор о взаимопомощи с Болгарией, что давало возможность вытеснить оттуда Германию, которая опиралась на круги, делавшие ставку в своей политике на Берлин. Важным составным элементом его тогдашней внешнеполитической программы было противодействие усилиям третьего рейха подчинить своему полному контролю Румынию (как главный источник поступления нефти). Словом, пакт о ненападении, как и договор о дружбе и границах, постепенно утрачивали свое реальное содержание. За фасадом внешнего дружелюбия все больше зрели гроздья отчуждения и почти повсеместного соперничества. Сталин с каждым днем все активнее проводил свой железный курс, что вызывало плохо скрываемое раздражение в столице рейха.

У Гитлера зародилась идея пригласить Сталина в Берлин с тем, чтобы в личных беседах прощупать позиции и планы Сталина и попытаться целым набором внешне привлекательных предложений пристегнуть последнего к своей колеснице, которая, как тогда казалось, безостановочно движется к цели – установлению германской гегемонии в Европе, а потом и в мире в целом. Но Сталин был не тем человеком, которого можно было обвести вокруг пальца. Тем более какими бы то ни было глобального характера обещаниями.

Но большая политическая игра набирала обороты. Министр иностранных дел рейха Риббентроп писал послу германии в Москве в марте 1940 года:

«Я уже, как вы знаете, устно передал в Москве приглашение господину Сталину и господину Молотову и оно было, в принципе, принято обоими. Каким образом теперь повторить это приглашение и добиться его окончательного принятия и осуществления, Вам лучше судить самому. После беседы, которая у Вас будет, Вам следует более определенно сделать приглашение господину Молотову и в то же время передать приглашение господину Сталину от имени Фюрера в менее определенных выражениях. Мы должны, конечно, постараться избежать четкого отказа от Сталина» [146] .

146

Советско-нацистские отношения. 1939 – 1941. С. 138.

Шуленбург в ответ сообщал:

«Известно, что Молотов никогда не был за границей и у него сильная предубежденность к появлению перед иностранцами. Это относится, может быть, даже в большей степени к Сталину.

Следовательно, только очень благоприятные обстоятельства или исключительные преимущества, которые дала бы СССР такая поездка, могли бы побудить Молотова или Сталина отправиться в Берлин, вопреки всей их предубежденности к этому, более того, Молотову, который никогда не летает, потребуется по меньшей мере неделя на поездку, а для замены его здесь и в самом деле нет подходящей фигуры» [147] .

147

Там же. С. 139.

Но господин Шуленбург явно упрощал: Сталин никогда не собирался ехать на встречу с германским фюрером, поскольку реальной почвы для каких-либо серьезных договоренностей между двумя странами уже не существовало. Именно это являлось основной причиной постоянной оттяжки с советской стороны встречи на высшем уровне или даже на уровне министров иностранных дел. Приманки, которыми стремился обольстить Москву фюрер, на Сталина не действовали, ибо он был глубоким реалистом в политике и не мог поддаваться на такие примитивные уловки. Но заправилы третьего рейха не оставляли надежды на то, чтобы путем непосредственного контакта с высшими советскими руководителями прояснить для себя ситуацию. Уже обозначилась и набирала все большую силу объективная тенденция к ухудшению советско-германских отношений. Основными причинами появления и динамичного развития этой тенденции являлись следующие: Москва все больше убеждалась в том, что третий рейх везде, где это возможно, ставил палки в колеса Советской России

и шаг за шагом стремился поставить ее в положение международной изоляции. Но главное, все более отчетливо выявлялась тенденция создать вблизи границ с СССР военно-стратегический плацдарм для агрессии против него. Сталин видел как раз именно эту тенденцию и понимал, что она отражает не какие-то меры демонстративного шантажа, а реальные планы Гитлера. В августе – сентябре 1940 г. мир стал свидетелем первой публичной демонстрации ухудшения советско-германских отношений, вызванного предоставлением Германией после присоединения к СССР Бессарабии и Северной Буковины внешнеполитических гарантий Румынии. Опасаясь, что Сталин может захватить румынские нефтеносные источники, фюрер фактически превратил Румынию в протекторат Германии. Эти гарантии Сталин расценил как открытый и угрожающий выпад против интересов Советского Союза. Гитлер же, со своей стороны, был чрезвычайно заинтересован в том, чтобы Румыния и Балканы в целом находились в орбите его влияния. Германия также выступила арбитром в урегулировании спора между Румынией и Венгрией по поводу Трансильвании. Она подписала ряд экономических соглашений с Румынией и направила туда очень значительную военную миссию для подготовки румынской армии. Цель просчитывалась без излишних усилий – к войне против СССР. С Финляндией Гитлер заключил соглашение, позволявшее транзит германских войск в Норвегию. Наконец, 27 сентября 1940 г. был подписан Тройственный пакт между Германией, Италией и Японией, представлявший собой военный альянс, который легко можно было повернуть против Советского Союза. В сентябре Германия направила свои войска в Финляндию.

Особенно усилились настороженность и вместе с тем тревога Сталина после того, как буквально за считанные недели летом 1940 года была разгромлена Франция и захвачен ряд стран Западной Европы (Бельгия, Голландия и др.). Вождь был явно обескуражен столь неожиданным и столь стремительным оборотом событий. И если раньше в его политическом мышлении доминировала здравая мысль о том, что Гитлер – не такой идиот, чтобы одновременно вести войну на два фронта: и против западных демократий, и против Советской России, то после поражения Франции и активизации мер, нацеленных на ослабление позиций СССР там, где это было только возможно, Сталин, по всей вероятности, все больше склонялся к мысли о том, что Гитлер способен развязать войну против СССР, не завершив военной кампании против Англии. И все-таки в глубине души вождя теплилась надежда на то, что фюрер третьего рейха не пойдет по пути, ведущему к неминуемому поражению Германии. Но хозяин Кремля и всей России явно переоценил как интеллектуальные, так и геополитические и стратегические способности германского фюрера. Тот был на седьмом небе от побед германского оружия и по этой причине оказался неспособным трезво и реалистически оценить возможный разворот мировых событий.

Мне думается, что легкие победы Гитлера в Европе как-то вытеснили из его сознания предостережения Бисмарка и крупнейших немецких военных специалистов о губительности для Германии вести войну на два фронта. Хотя на словах он и заявлял совершенно обратное: «Я всегда говорил, что нужно любыми средствами избежать войны на два фронта, и никто не подвергнет сомнению то, что я более чем кто бы то ни было размышлял о неудачном опыте Наполеона в России. Почему я тогда решился на это?» И сам отвечал на свой вопрос: «У нас не было другого выхода, и мы были вынуждены убрать русскую фигуру с европейской шахматной доски» [148] .

148

Алан Буллок. Сталин и Гитлер. Т. 2. С. 327.

Таким образом, мне думается, что в это время в политической стратегии Сталина намечался определенный поворот в сторону признания возможности ведения Гитлером войны на два фронта. В политической же стратегии Гитлера эта идея уже принимала вполне очерченные практические контуры. Однако Гитлер пока еще не принял окончательного решения и надеялся, что переговоры с высшими советскими руководителями позволят ему провести соответствующий зондаж. Он воочию убеждался, как Сталин шаг за шагом, неуклонно и последовательно укрепляет геополитические и военно-стратегические позиции Советской России и не намерен отказываться от этого курса. Шло жесткое, но скрытое от глаз общественности соревнование за создание наиболее благоприятных условий на случай военного столкновения между двумя странами.

Поэтому голословными и противоречащими фактам выглядят такие, например, безапелляционные утверждения, что преступлением было «заключение Сталиным фактического союза с Германией в 1939 году. Это ложь, что Германия без заключения пакта Риббентропа – Молотова напала бы на СССР, не имея с ним границы и имея в тылу Францию и Англию. Фактом является то, что пакт этот позволил Гитлеру устранить Францию из борьбы, лишить Англию плацдарма в Европе, выдвинуться на границу с СССР и – самое главное – нарастить боевой опыт и, что еще важнее, победный дух в немецкой армии и разжечь шовинистический психоз в народе.