Политическая цензура в СССР. 1917-1991 гг.

Горяева Татьяна Михайловна

Наступившее в советском обществе после смерти Сталина оцепенение не застало органы цензуры врасплох: Главлит чутко реагировал на все новые тенденции. Постановка классического репертуара в театрах и широкое переиздание литературы XIX – начала XX в. рассматривались идеологическими и цензурными органами как стремление интеллигенции использовать их в качестве эзоповского языка.

Модернизация системы политической цензуры (1956-1968 гг.)

Критика культа личности Н.С. Хрущевым на XX съезде партии была воспринята обществом, и прежде всего творческой интеллигенцией, как сигнал для пересмотра многих историко-культурных и идеологических проблем, для начала широких открытых дискуссий. Обсуждался роман В. Дудинцева «Не хлебом единым», по-новому стала трактоваться статья В.И. Ленина «О партийной организации и партийной литературе». Общая атмосфера также свидетельствовала о либерализации жизни советского общества: выставка Пикассо в 1956 г., Московский фестиваль молодежи и студентов 1957 г., появление мемуарной литературы (хотя и прошедшей цензуру) о периоде 1910-1920-х гг. Однако новые явления, которые находили отклик у большей части общества, были дозированы и отрегулированы совместными усилиями ЦК партии (Отдел культуры) и творческих союзов. Эти органы постоянно следили, анализировали и «поправляли» в достаточно резкой форме все мало-мальски заметные общественно-культурные

события. Окрик партии всегда постоянно преследовал каждого самостоятельно мыслящего.

Очередному витку «борьбы с очернительством» предшествовала детальная проработка в Отделе культуры ЦК тактики, которая была изложена в информационной записке 1956 г.: «У некоторых писателей имеется тенденция рассматривать культ личности как закономерное порождение социалистического строя, стремление найти в нашем обществе социальные силы, породившие его. Раздавались голоса о происшедших якобы под влиянием культа личности коренных изменениях социальной природы советского общества, о коррупции партийного и государственного аппарата… На собраниях писателей и работников искусств подвергается резкой критике сложившаяся в период культа личности практика руководства литературой и искусством. Писатели выражают недовольство системой мелочной опеки и регламентации, администрирования, директивного навязывания субъективных суждений, которые не до конца преодолены еще в практике работы органов искусства, издательств, в нашей печати».

Власть расценила критику действительных недостатков в практике руководства искусством как стремление «освободиться» от всякого влияния партии и государства на развитие искусства и защищать «“свободу творчества” в буржуазно-анархическом, индивидуалистическом духе». Попыткой «теоретического обоснования» такой порочной тенденции была объявлена опубликованная в «Вопросах философии» (№5 за 1956 г.) статья Б. Назарова и О. Гридневой, в которой отстаивалась идея стихийного развития искусства и выдвигалось требование ликвидации государственных органов по руководству им. Авторы статьи опирались на высказывания В.И. Ленина, утверждая, что он был против всякого руководства процессом развития искусства, которое является продуктом «свободного цветения». Отмечался и ряд других выступлений, направленных против партийности искусства и принципов социалистического реализма: статьи И. Грабаря («Литературная газета») и А. Каменского («Новый мир») по вопросам изобразительного искусства; Н. Гудзия («Литературная газета») по вопросам литературной теории и др.

Попытки пересмотреть партийные решения о литературе и искусстве, принятые в 1946-1948 гг., были также встречены с нескрываемым недоброжелательством. Так, выступление секретаря правления СП СССР К.М. Симонова 30 октября 1956 г. на совещании заведующих кафедрами советской литературы, в котором он подверг критике доклад А. Жданова и постановление ЦК о журналах «Звезда» и «Ленинград» и о кинофильме «Большая жизнь», было оценено негативно, поскольку основное содержание этих постановлений ЦК по-прежнему считал «совершенно правильным и сохраняющим свое значение и сегодня».

Начала разворачиваться кампания против Б. Пастернака и его романа «Доктор Живаго». Отказ в публикации романа и явный интерес к нему зарубежных издательств, хождение романа в рукописи среди отечественных литераторов и студенческой молодежи, в частности на филологическом факультете МГУ, вызывали ярость партийных чиновников. В этой обстановке выделилась группа писателей и деятелей искусства (Ф. Панферов, М. Исаковский, М. Царев, Е. Вучетич, А. Герасимов и другие), которые обратились в ЦК КПСС с письмом, в котором говорилось, что «в творческих организациях подняли головы остатки разгромленных в свое время партией группировок и течений, которые ведут открытую атаку на основы нашего мировоззрения, на социалистический реализм и на руководство литературой и искусством». Это письмо, инициированное по указке сверху, явилось основой ужесточения политики в отношении творческой интеллигенции. ЦК признал необходимым осуществить следующее: «1. Разъяснить секретарям Правления Союза писателей СССР, что они обязаны организовать и возглавить выступления на дискуссиях, собраниях и в печати в защиту политики партии в области литературы и искусства, мобилизовать творческие силы писателей на решение задач, поставленных XX съездом КПСС […] 3. Поручить редакции газеты “Правда”» выступить с редакционной статьей, в которой разъяснить в свете решений XX съезда КПСС вопросы, выдвигаемые писателями и деятелями искусства об отношении партии к постановлениям ЦК о литературе и искусстве, принятым в 1946-1948 гг.» [794] .

794

РГАНИ.Ф. 5. Оп. 36. Д. 14. Л. 96-109.

В этих решениях проявились серьезные опасения партии, что литература и искусство, с их социально-педагогическими функциями, и культура в целом, могут быть потеряны для партии как привычное средство манипуляции сознанием граждан. А это означало бы фактический развал созданного к концу 1930-х гг. совершенного идеологического механизма. Отсюда – реакция консервативной части творческой интеллигенции, процветавшей при сталинизме и ощутившей образовавшийся вакуум в идеологической сфере.

Партия начала выстраивать новую тактику и отреагировала на ситуацию в декабре 1956 г. закрытым письмом ко всем членам партии со знаменательным названием «Об усилении политической работы партийных организаций в массах и пресечение вылазок антисоветских, враждебных элементов». Стиль и язык письма вызвал в памяти ситуацию недалеких 1930-1940-х гг., времени поиска и разоблачения врагов народа. Заключительная часть письма не оставляла никаких сомнений в том, что «роман» интеллигенции с властью (а среди «группы риска» были обозначены творческая интеллигенция и студенчество) ждет скорый и плохой конец: «…В отношении вражеского охвостья у нас не может быть двух мнений по поводу того, как с ним бороться. Диктатура пролетариата к антисоветским элементам должна быть беспощадной» [795] . Обострившийся конфликт, в котором каждая сторона, понимая необходимость компромисса, тем не менее отвоевывала свое пространство, вылился в дальнейшем в традиционную для советской идеологии схему взаимоотношений партии с интеллигенцией. Эта схема представляла собой исключающие друг друга временные периоды потепления отношений и даже диалог, который использовался властью для развертывания очередных политических кампаний, и устрашающие акции с привычными уже «козлами отпущения», которые служили наглядными примерами для всех остальных.

795

Там же. Ф. 89. Перечень 6. Док. 2.

Новая общественно-политическая ситуация, сложившаяся после XX съезда партии, и недолгая «оттепель» в жизни страны практически

не отразились на государственной системе цензуры, не ослабили ее тиски. Напротив, этот этап ознаменовался очередным витком упорядочения взаимодействия партии в целом и ее идеологических институтов с органами цензуры. 27 ноября 1956 г. на заседании Секретариата ЦК [796] было вынесено решение «О работе Главлита», в связи с чем Поспелову, Громову, Сностину, Московскому было дано поручение подготовить необходимые материалы для принятия соответствующего постановления [797] . Окончательная корректировка и редакция постановления была осуществлена и подверглась обсуждению на заседании Секретариата ЦК 23 февраля 1957 г. [798] В первую очередь последовали действия в отношении руководства Главлита: 6 марта на заседании Секретариата с формулировкой «снят с должности» был освобожден от работы начальник Главлита К.К. Омельченко, а на его место назначен П.К. Романов, заместитель заведующего Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС [799] . Усилив Главлит опытным партийным руководителем, который возглавлял государственную цензуру с небольшим перерывом 20 лет, в ЦК было подготовлено Постановление [800] , в ходе обсуждения которого отмечались недостатки, в том числе и «медленная перестройка работы Главлита в связи с задачами, поставленными ЦК на XX съезде КПСС». Подчеркивалось также отсутствие необходимой оперативности и настойчивости в изменении устаревших цензорских регламентов и инструкций. Отмечалось, что в связи с этим каждый цензор истолковывает их по-своему, превышая свои служебные полномочия, присваивая себе функции политредакторов, допускаются необоснованные вмешательства в произведения печати. С другой стороны, говорилось об ошибках руководства в подборе кадров, слабости парторганизации, «формальном отношении цензоров к своим обязанностям, неправильных взглядах на роль и значение советской цензуры в современной обстановке», отсутствии принципиальных позиций в отношении ошибок, допускаемых в печати. В качестве повода для существенной реорганизации и кадровых обновлений цензуры был использован донос заместителя начальника Главлита Котеленеца на злоупотребления и расправы с «честными коммунистами», чинимые в Главлите. Постановлением «О работе Главлита», принятом на этом заседании [801] , ЦК КПСС обязал руководство Главлита «обеспечить коренное улучшение работы цензуры, повысить роль Главлита и его местных органов». В этих целях было предложено следующее: разработать единый перечень секретных и других сведений, не подлежащих разглашению в открытых изданиях; «решительно улучшить руководство местными органами; наладить регулярную информацию редакций газет, журналов и издательств об основных требованиях цензуры, с тем чтобы привлечь самих работников печати к более активному участию в охране военных и государственных тайн». Кроме этого, поручалось разработать в трехмесячный срок Положение о Главлите, в котором уточнить функции и структуру государственных органов цензуры [802] .

796

Пр. СТ № 28 / 2с от 27 ноября 1956 г.

797

РГАНИ.Ф. 4. Оп. 15. Д. 50. Л. 6.

798

Пр. СТ № 32 / 5с от 23 февраля 1957 г. (РГАНИ.Ф. 4. Оп. 15. Д. 50. Л. 6).

799

РГАНИ.Ф. 4. Оп. 15. Д. 54. Л. 60.

800

Пр. СТ № 37 / 24с от 3 апреля 1957 г.

801

РГАНИ.Ф. 4. Оп. 15. Д. 57. Л. 59-62.

802

ГА РФ.Ф. 9425. Оп. 1в (б). № 453. С. 13.

Вместе с этим ограничивались контролирующие функции Главлита в отношении охраны государственной и военной тайны: из его компетенции был выведен политико-идеологический контроль. Попытка упорядочить ограничения свелась к введению в действие в 1957 г. нового «Перечня сведений, запрещенных к опубликованию в открытой печати, передачах по радио и телевидению». В феврале 1958 г. было также утверждено новое Положение о Главлите СССР, в котором определились основные права и обязанности Главлита и его местных органов. С этого времени началась работа по пересмотру и уточнению документов цензуры, определяющих содержание, формы и методы работы органов Главлита, их деловых взаимоотношений с редакциями, издательствами, организациями, занимающимися издательской деятельностью, полиграфпредприятиями и т. д. Упраздненный институт цензоров-совместителей, содержавшийся за счет самих печатных органов, был заменен персональной партийно-профессиональной ответственностью, которая отныне возлагалась непосредственно на редакторов городских и районных газет. Не желающая конфликтовать с местной властью, во всем от нее зависящая, пресса окончательно утратила свою критическую направленность, превратилась в придаток этой власти.

Изменения, происшедшие в положении Главлита, были следствием осуществления общей стратегии во взаимоотношениях между властью и обществом, которые партия стремилась модернизировать, отойдя тем самым от «сталинской модели», но не желая при этом утрачивать свои руководящие функции в культуре. Отсюда проистекали противоречивость и непоследовательность действий цензурный органов, которые поэтому часто имели обратный эффект. В качестве примера рассмотрим создание и деятельность идеологических комиссий ЦК, ставших в период с 1958 по 1964 г. мозговым центром, фактическим органом управления культурой и реальным политическим цензором.

Первая идеологическая комиссия была образована решением Президиума ЦК КПСС от 3 января 1958 г. и должна была изучать проблемы международной пропаганды, теоретические вопросы международного рабочего движения, осуществлять «наблюдение» за освещением этих вопросов в печати и контроль за политической направленностью деятельности Совинформбюро и Государственного комитета по культурным связям с зарубежными странами, радиопередач за границу и, в более широком плане, – за состоянием дел и событиями в области науки, литературы, искусства, имеющими политическое или идеологическое значение. Комиссия также занималась вопросами выезда за границу советских специалистов, творческой интеллигенции и организацией визитов зарубежных деятелей и специалистов. Тем самым возможность ездить за границу тесно увязывалась с благонадежностью и послушностью. Председателем комиссии был назначен М.А. Суслов, ее членами – П.Н. Поспелов, Н.А. Мухамединов, О.В. Куусинен, Е.А. Фурцева – все члены или кандидаты в члены Президиума ЦК и секретари ЦК.