Политическая наука №3 / 2013. Между империей и современным государством: Трансформация политического порядка на постимперских пространствах

Коллектив авторов

Следующий фактор, обусловливающий различия между новыми государствами в плане наследования и изменения имперской институциональной структуры, – количество и специфика конкурирующих внутренних центров и их взаимоотношения с периферией. Воздействие этого фактора неоднократно обсуждалось в журнале «Политическая наука» и других изданиях [см., например: Кудряшова, Мелешкина, 2009; Мелешкина 2010 а; Мелешкина 2010 b, Мелешкина 2012 а]. Здесь же в контексте влияния постимперского наследия отметим, что на постимперских пространствах роль играют не только количество центров, но и, как показывалось выше, их принадлежность к центру или периферии в составе империи, а также их связь с внешними центрами влияния. Важным является также и факт преобладания и совмещения в различных центрах институционального наследия разного рода.

Еще один важный фактор – специфика международной

среды, которая предъявляла различные требования к постимперским государствам. Разная конфигурация внешнеполитических сил, возникающая на различных исторических этапах, способствовала, например, различиям в стратегиях формирования государств и наций. Так, в частности, в межвоенный период важными оказались международные договоры, согласно которым границы бывших имперских образований были нарезаны так, что в результате были созданы дополнительные проблемы в плане межэтнических отношений. Конфигурация границ делала невозможным реализацию провозглашенного права наций на самоопределение. Например, около 3 млн. венгров после Первой мировой войны оказались на положении этнических меньшинств в составе других стран, из них 1,7 млн. – в Румынии, 1 млн. – в Словакии и Рутении (Чехословакии), 450 тыс. – в Воеводине (в Югославии). В первые шесть лет после войны на территорию Венгрии приехали около 424 тыс. венгров (13,4, 13,7 и 9,5% венгерского населения соответствующих стран) [Brubaker, 1997, p. 160].

В посткоммунистический период большое значение в определении различий между странами постимперского пространства имеет их вовлеченность в современные процессы интеграции, глобализации, массовой иммиграции и т.д.

Эти процессы сказываются не только на странах, где задачи формирования государства и нации до сих пор остаются нерешенными или решены лишь частично, но и на политиях, относительно которых принято считать, что национальные государства там сформировались. К новым вызовам национальным государствам относится надгосударственная интеграция, и в первую очередь, те ее формы, которые предполагают тесное взаимодействие стран, формирование определенных атрибутов и реализацию некоторых функций государства и нации на надгосударственном уровне, как это происходит в Европейском союзе. Существует немало политологической литературы, в которой показывается, что подобные формы интеграции оказывают противоречивое влияние на формирующиеся или уже сформированные национальные государства. Например, ЕС, с одной стороны, способствует определенному смягчению проблем, связанных с правами и участием субгосударственных акторов на государственном уровне за счет создания более широкой политической рамки. С другой стороны, существование Европейского союза приводит к ослаблению и деконсолидации границ территориальных политий, создает дополнительные возможности для стратегии «выхода», в том числе для территорий с компактным проживанием меньшинств, что отрицательно сказывается на институтах политического структурирования и целостности нации [Bartolini, 2005; Fossum, 2006; Keating, 2004]. Кроме того, деконсолидация границ современных государств, связанная с возникновением надгосударственных образований и иными процессами глобализации, актуализирует проблемы эволюции модели гражданства [см., например, Benhabib, 2002; Soysal,1994; Soysal, 2002; Tambini, 2001; Kymlicka, 2001; Joppke, 2006], ослабления государства как гаранта прав и появления нового неравенства между жителями, основанного на доступе к различным правам.

Что касается постсоветских и – шире – поскоммунистических государств, то здесь международные интеграционные структуры, предъявляющие серьезные требования к политическим и социально-экономическим реформам, качеству управления, обеспечению прав человека и гражданина, играют во многом положительную роль в строительстве государственных институтов, способствуют смягчению крайних стратегических позиций по отношению к национальным меньшинствам и в целом позитивно сказываются в плане преодоления имперского наследия [см., например: Мелешкина, 2012 а; Мелешкина, 2012 b].

Ну и, наконец, последнее обстоятельство, объясняющее различия между странами постимперских пространств, – расстановка политических сил, состав победной коалиции и действия акторов в период после распада имперских образований. Речь в данном случае идет не столько о качествах лидеров, сколько о промежуточных между акторными и структрными факторах.

Значимость расклада политических сил и состава победных коалиций отмечали многие исследователи. В частности, этот фактор выделялся как один из определяющих характер кризиса и трансформаций у авторов Стэнфордского проекта [Crisis, choice, and change, 1973].

На важность данного фактора обращал также внимание в своих работах С. Роккан [cм., например: Citizen, elections, parties, 1970]. При этом С. Роккан исходил из того, что расстановка политических сил в обществе и институциональный контекст формируют пространство возможностей для различных групп акторов и определяют во многом выбор стратегии национального и государственного строительства. Эмпирические модели С. Роккана, демонстрирующие роль политических коалиций, а также попытки применить его концепции к анализу отдельных государств 3 показывают, что политика союзов – значимый фактор, определяющий наряду с другими специфику постимперского развития. С важностью расстановки политических сил соглашаются ряд авторов, анализирующих политическое развитие на постимперских пространствах. В частности, К. Бэрки полагает, что важным обстоятельством, определяющим независимое развитие новых политий, является структура элиты, которая досталась новым государствам в наследство от империй [Barkey, 1997].

3

В данном номере журнала публикуется перевод одной из работ, где такая попытка предпринимается [Botz, 1997].

Различные конфигурации элит и политических союзов позволяют понять стратегии национального и государственного строительства, которые составляют возможные политические альтернативы.

Специфику институциональных альтернатив, открывающихся перед новыми независимыми государствами после распада имперских образований и складывающихся под воздействием выделенных выше факторов, можно проследить в государствах, возникших при распаде любых имперских образований. В частности, эти факторы можно использовать при анализе политического развития независимых республик, образовавшихся после дезинтеграции СССР. Хотя СССР и не был империей в полном смысле слова, однако он унаследовал и воспроизвел некоторые черты имперской организации власти. Государства, образовавшиеся при его распаде, столкнулись с основными проблемами постимперских пространств. Различия траекторий их развития во многом определяются выделенными нами факторами и их уникальными страновыми сочетаниями.

Литература

Barkey K. Thinking about consequences of empire // After empire: multiethnic societies and nation-building. The Soviet Union, and the Russian, Ottoman and Habsburg empires / Barkey K., von Hagen M. (eds.). – Boulder, Oxford: Westview press, 1997. – P. 99–114.

Bartolini S. Restructuring Europe: Centre formation, system building, and political structuring between the nation state and the European Union. – Oxford: Oxford univ. press, 2005. – 415 p.

Benhabib S. Citizens, residents, and aliens in a changing world: Political membership in the global era // The postnational self: Belonging and identity / Hedetoft U., Hjort M. (eds.). – Minneapolis: Univ. of Minnesota press, 2002. – P. 85–119.

Botz G. Post-1918 Austria: A case study applying three macro models of Stein Rokkan // Forward to the past?: Continuity and change in political development in Hungary, Austria, and the Czech and Slovak Republics. – Aarhus; Oakville, Conn.: Aarhus univ., 1997. – P. 118–136.

Brubaker R. Aftermaths of empire and the unmixing of peoples // After empire: multiethnic societies and nation-building. The Soviet Union, and the Russian, Ottoman and Habsburg empires/ Barkey K., von Hagen M. (eds.). – Boulder, Oxford: Westview press, 1997. – P. 155–180.

Citizens, elections, parties / S. Rokkan, A. Campbell, P. Torsvik, H. Valen. – Oslo: Universitet-forlaget, 1970. – 470 p.

Clogg R. A concise history of Greece. – Cambridge: Cambridge univ. press, 1992. – 291 p.

Colomer J. Bringing the empire back in // GCG Georgetown university – Universia. – Madrid; Wash., D.C., 2008. – Vol. 2, N 1. – P. 48–58.

Crisis, choice, and change: Historical studies of political development / Almond G., Flanagan S., Mundt R. (eds.). – Boston, EUA: Little Brown, 1973. – 717 p.

Dimitrova-Grajzl V. The great divide revisited: Ottoman and Habsburg legacies on transition // KYKLOS. – Oxford, 2007. – Vol. 60, N 4. – P. 539–558.