Полька

Гретковска Мануэла

Остальные студенты свисают с балкона, словно голуби. Не то заворкуют, не то обосрут. Расспрашивают о том, как я была секретарем Чапского. Послушно рассказываю. Оказывается, они большие поклонники парижской «Культуры». Что-то тут не то.

— Почему вы так интересуетесь Гедройцем и Чапским?

— Школа будет носить имя редактора Гедройца, — отвечает за них ректор.

— А-а-а… — Пожалуй, эту тему можно закрыть. Но студенты продолжают тянуть руки — экзамен по Гедройцу продолжается.

— Почему вы не… ну, не знаю… не разговаривали с Гедройцем? Это же известный человек! — Возмущенная отличница почти кричит на меня.

— Я говорила с ним сразу после приезда в Париж, в восемьдесят девятом. Редактора интересовало, что происходит в Польше. — Я начинаю

терять терпение. — Каждую неделю по дороге к кабинету Чапского я проходила через этаж «Культуры» и неизменно видела Гедройца за работой. Зачем было ему мешать? Смысл жизни редактора заключался в труде, то, что он хотел сказать, можно было прочитать в его издании… О'кей, для меня это был музей. Почтенный, заслуженный музей. В мое время там уже не публиковали Гомбровича… или Мрожека. Разве вы сами год назад все еще с нетерпением ждали выхода нового номера «Культуры»?

— Каким был Чапский? — в который раз спрашивают они.

— Я описала его в «Иконе», я уже говорила об этом…

— Но мне хочется услышать от вас. — Отличница оглядывается на ректора.

— Он был геем.

— То есть? — взволнованный голосок.

— Я упоминала об этом в «Страстописании». Пишут же о влиянии любовных связей Хемингуэя или Фицджеральда на их творчество — и никого это не шокирует. Если речь идет о гомосексуализме, такого рода эротическая дружба или роман представляются еще более важными. Недавно шел фильм о Коте Еленьском [92] . Совершенно неясно, почему Леонор Фини [93] ревновала его к Чапскому. О бисексуальности Кота не было сказано ни слова — тогда зачем вообще упоминать ревность? Некоторые факты из жизни Чапского, его решения, дружеские связи непонятны, если не знать о его «предпочтениях», так же как в случае со Словацким.

92

Константин Еленьский (1922–1987) — польский прозаик, литературный критик, переводчик.

93

Леонор Фини — французская художница.

— Гомосексуализм — личное дело человека…

— Разумеется, но не в искусстве. Это особый способ видения. Не мужской и не женский. Я не имею в виду мужскую тематику в искусстве, потому что мужчина в состоянии нарисовать и женский портрет. Речь идет о восприимчивости. Точка зрения Бэкона, Гринуэя, Джармена, Висконти, Херцога совершенно особая, недоступная гетеросексуалу. Чапский в смысле своей позиции очень близок Бэкону, хотя своим учителем он считал Сезанна. Не понимаю, почему в Польше гомосексуализм подается как нечто скандальное, словно кто-то ненароком заглянул в клозет. Почему нельзя говорить об этом просто — с уважением, без дурацкихулыбочек и извращений?

И, наконец, на закуску — болтовня о журналистике, обычные искренние вопросы о том, что их интересует на самом деле.

Едем на такси в жилищный кооператив на улице Нарбута. Цены соблазнительные. Администрация времен коммунизма: попивающие чаек неприветливые дамочки. Квартиры в новостройках, очередь на два года вперед. Кошмар.

Новое тысячелетие, эра Водолея. Я покупаю Петушку-Водолею компьютер.

— С психиатрией я управлюсь и без компьютера… а для новой работы он пригодится… — Петр решает догнать время. За три года он не запомнил, какой кнопкой включается моя простейшая «тошиба». Я тоже далеко не гений… но есть же границы техническому идиотизму. Изображаю перед продавцом кретинку от информатики и прошу подробно показать, где и что следует нажимать. Уношу прелестный новенький лэптоп.

Поля затихает. Беготня по городу, названивание в жилищные агентства и кооперативы — не ее стихия. Она оживляется перед сном.

Полинка, я ведь для Тебя домик ищу.

23

декабря

В Лодзи, впопыхах, подарки, и на рикше — по Петрковской [94] , под горку на площадь Свободы. На старых булыжниках Полю растрясло, а ветер заморозил мне легкие. Выхожу простуженная, кашляю.

Рождественский фэн-шуй. Вместо собирающей несчастья черной рыбки в аквариуме — карпы в ванне. Они сдохнут за наши грехи. А вернее — уснут рядом с нашей спящей совестью. Праславянский жертвенник, снулое заливное из идиллии, столь непохожее на кровавую германскую резню.

94

Центральная улица Лодзи.

В канун праздника телевидение вспомнило об обиженных тибетцах. «Изгнанные с крыши мира». Изгнанные? Там тысячи жертв. Тогда уж — «сброшенные» с крыши.

«Пол и мозг»: XX вовсе не обязательно девочка. Случаются и мальчики XX. Я в шоке. Звоню Петру.

— Мальчик XX? — с сомнением переспрашивает он. — Не волнуйся, он будет все равно что девочка.

Жадно уминаю тарелку с верхом и… чувствую еще больший голод, чем до ужина. Еда попала во второй (чужой?) желудок? Приобретаю комбинезон: старый стал более тесным, чем прежние облегающие джинсы. В новом — из магазина на улице Костюшко, где я всегда покупаю дешевые вельветовые штаны, — сбоку застежка и три пуговицы.

— На седьмой, восьмой и девятый месяц, — объясняет продавщица.

Примеряю «семимесячную» пуговицу — в самый раз.

24 декабря

Туман болезни. Спихиваю спреем простуду с больного горла в бронхи. Глотаю, откашливаюсь с жуткой болью. Ради Поли из лекарств — только мед и лимон. Мама с сестрой стряпают к Рождеству. Гонят меня из кухни:

— Все засморкаешь, всех позаражаешь.

Укладываюсь, превращаюсь в растение. Сквозь кору (сопли, затыкающие мозг) доносятся воспоминания отца о немецком лагере для военнопленных — не то солдат, не то офицеров. Племянник зубрит немецкий, спрашивает слова. На голове у меня устраивается кот. Негоже лежать пластом посреди семейного уюта, но у меня нет сил сопротивляться. Сквозь дрему задумываюсь, что бы такое съесть на ужин. Может, картофель фри? Да что это я… сегодня ведь сочельник.

Среди телевизионных колядок, елочек и шариков мелькает Глемп [95] . Звезда эстрады из рождественского вертепа. Разглагольствует об «экзамене по христианству». Нет, я экзамен не выдержала: внимать нашему примасу — превыше моих сил. Пастырь душ — ведь не интеллигентности же (в Польше интеллигенции — не больше четырех процентов). Душе все равно, что слушать, ушей у нее нет. Другое дело Люстиже [96] … вот если бы он был примасом Польши! Блестящий выкрест, наставник католиков?

95

Юзеф Глемп — польский примас (верховный епископ католической церкви).

96

Ж.-М. Люстиже — французский кардинал.

Племянник принес из костела розовую облатку «для братьев наших меньших» — кота и Густава, соседской таксы. Продавали в притворе. Вкусная, с ароматом говядины.

Петр отправляется на дежурство. Звоню, чтобы его «поцеловать».

— Целую, — хриплю я в трубку.

— Что вам надо? — шутливо спрашивает Петушок, приняв меня за балующегося ребенка.

— Шоколада, блин, — прорываюсь я сквозь хрип.

— Я тебя не узнал… Господи, что случилось? Ты была у врача?