Полька
Шрифт:
Мы подружились, кажется, в Париже, на почве помешательства на Таро. Общаемся с помощью непонятного для «непосвященных» сленга. Тасуем знакомых согласно картам. Беата — консерватор: она хранит верность существительным — Большим Арканам. Не доверяет болтливым глагольным Малым Арканам.
— Ты могла представить себе десять лет тому назад, во Франции, что я буду рисовать Таро для «Элль»?
— Все к тому шло, — смеюсь я. — Твоя краковская живопись, наша встреча на Плантах [85] , потом Париж, возвращение в Польшу.
85
Бульвары, опоясывающие старый Краков, разбитые на месте бывших крепостных стен.
—
— Когда это напечатают?
— Примерно к Полиному дню рождения. Мои первые Таро, — хвастается Беата.
86
Отшельник.
— Мой первый ребенок.
19 декабря
Из издательства звоню во «Фламмарион» — надо узнать насчет авторских прав, не будут ли они возражать. «Му zdes' emigranty…» и «Парижские Таро» хотят купить русские, финны летом собираются издавать «Кабаре». Я не помню условий договора с французами. Документ испарился во время очередного переезда. Во «Фламмарионе» новый агент. Знает, помнит, pas de probleme [87] . Сокрушается: мол, обложка французского издания «Таро» получилась очень неудачной.
87
Никаких проблем (фр.).
— Надо было сделать более в стиле «Sex and the City» [88] . Художник совершенно не подумал, — сетует он.
Салонная беседа о кино, литературе. Я и забыла, что в бизнесе есть место для разговоров об искусстве.
Подписываю договор на «Польку». Продаю книжку и ребенка — еще не дописанную рукопись, еще не рожденного младенца. Что подумает обо мне дочка, когда вырастет и прочтет эти внутриутробные воспоминания? Торгуюсь по поводу процентов. Позеленевшие сребреники в пересчете на доллары. Издательница на удивление уступчива. Выйдя на улицу, проверяю, какой процент полагался мне за последнюю книгу, — оказывается, точно такой же, а я думала, что затребовала огромную сумму. Беременность? Последовательный кретинизм невнимания к договорам и контрактам?
88
«Секс и город», американский телесериал.
— Знаете, кто должен быть покровителем издателей?
— Нет… — Дама отвечает осторожно и подозрительно, справедливо ощущая в моем голосе сарказм.
— Иуда, он наиболее выгодно вывел в тираж.
Мы обе понимаем, что такова система, так принято во всем мире. Знаменитый довоенный издатель Бронислав Натансон, считавший делом чести достойно оплачивать писательский труд, закончил свои дни в психбольнице.
Навещаю Ягу в ее парикмахерском салоне на Бураковской. Кусочек девятнадцатого века, проступающий сквозь варшавское уродство. Бывшую фабрику, красивое кирпичное здание, оккупировали элитные фотостудии, модные ателье. Антося, Ягина дочка, — в корзинке рядом со стойкой администратора, под присмотром акушерки, отца, дежурной. Яга может спокойно заниматься посетительницами. Заглядываю в корзинку и… принимаюсь реветь. Антося молчит, а я хлюпаю носом и никак не могу успокоиться. Пару месяцев назад ее не было, она пряталась в Яге, а теперь есть. Настоящее чудо жизни с ручками и пальчиками. Я спятила. Ладно бы рыдала над описывающей бытие «Книгой Гамма» Аристотеля… Выпотрошенная форма умиления не вызывает. А тут форма ровненько прилегает к розовенькой материи, пеленки — к попке.
Названиваю по объявлениям. Спрашиваю, сколько стоит квартира на самом деле. Обычно оказывается, что в два раза дороже, чем
Беата объелась в кино поп-корном и теперь подыхает. Я объясняю, в чем тут дело:
— Жир оседает в печени.
— Печень справа, а у меня давит под ребрами!
Случайно обнаруживаю в иллюстрированном журнале репортаж об авангардной выставке (о трупах). Демонстрирую Беате кровавую расползающуюся печень.
— Вот-вот, именно здесь. — Она сравнивает болезненную точку с фотографией.
— И это я тебе, профессиональному скульптору, должна показывать, где находится печень, да еще с помощью… — Я смотрю на обложку, — «Vanity Fair» — «Ярмарки тщеславия».
— Скульптору primo voto [89] , ныне стилистке. Так и есть, «Ярмарка тщеславия».
20 декабря
Гданьская «Газета Выборча» опубликовала фотографию с авторского вечера в Сопоте, сделанную без моего согласия. Лицо полуприкрыто волосами, в профиль. Подпись: «Мой облик принадлежит мне, — объяснила Гретковская во время встречи, запретив себя фотографировать». И это называется журналистикой — тогда что же такое желтая пресса?
89
Прежде всего, в первую очередь (лат.).
Встреча в частном Институте журналистики. До меня здесь выступали с лекциями Пискорский и Гловацкий [90] . Я не знаю, о чем вещать студентам. Неохота мудрить на какую-нибудь потрясающе скучную тему. Предпочитаю отвечать на вопросы.
— Очень рад вашему приезду. Небольшая доза пикантности пойдет им на пользу. — Ректор угощает меня чаем. — Мне бы хотелось, чтобы вы их слегка шокировали. — Что это — он уговаривает меня развращать детей?
90
Павел Пискорский (р. 1968) — польский политик, мэр Варшавы. Януш Гловацкий (р. 1938) — польский прозаик, драматург, публицист…
— Я не профессиональный порнограф… я пишу не только об этом. Ваши студенты — почему они выбрали эту школу?
— Они из довольно обеспеченных семей, образование стоит дорого. После третьего курса и лиценциата они могут перевестись в университет. Нам пришлось изменить программу, ввести дополнительные часы истории, общей культуры… сегодня мало кто из студентов знает, кто такой Пилсудский [91] .
— Чем они интересуются?
— Молодежной тематикой… Фильмы, концерты. Я уговариваю писать о чем-то более значительном… знаете, о кино обычно пишут те, кто не первый день замужем, да еще главные редактора еженедельников, это легкий хлеб. В кино каждому сходить охота. А они мне в ответ: «Нам, пан ректор, необязательно много зарабатывать, мы не яппи. У нас есть деньги, мы постмодернисты».
91
Юзеф Пилсудский (1867–1935) — польский политический деятель, маршал. Один из лидеров Польской социалистической партии. В 1919–1922 гг. — глава («начальник») государства. После осуществленного им в мае 1926 г. государственного переворота установил в стране авторитарный режим.
— Гениальное определение постмодернизма… правда, не каждому по карману.
— Чего-нибудь покрепче перед выступлением? — Ректор галантно протягивает мне рюмку.
— Не стоит… я беременна, — демонстрирую я уже заметный животик.
— Какой кошмар! — Ректор не притворяется, он и в самом деле потрясен. Я от удивления теряюсь и не уточняю, что же привело его в такой ужас.
Будь я проституткой, беременность помешала бы мне выполнять свою работу, но писательнице-порнографу все нипочем. Обозлившись, отправляюсь в зал. Двое специально делегированных студентов усаживаются напротив и зачитывают вопросы по шпаргалке. Девушка — более-менее к месту. Парень, неопрятный брюнет (мужской вариант «глупой блондинки»), небрежно пережевывает фразы.