Полная луна. Дядя Динамит. Перелетные свиньи. Время пить коктейли. Замок Бландинг
Шрифт:
Джерри и Пенни смотрели уже на чек. Говорить они не могли.
— Просит он только об одном, — прибавил Галли. — Вы не должны его благодарить.
— Как же так!
— Ни в коем случае. Он робкий и нежный человек. Он смутится.
— А вас благодарить можно?
— Еще бы!
— О, Галли! — воскликнула Пенни, и голос ее сорвался.
— Ну, ну, ну, — сказал Галли. — Ну, ну, ну, ну, ну!
Через некоторое время немного помятый Галли обернулся к Биджу. Они уже были одни.
— Любовь, любовь! — проговорил он. — Что уподобится ей? Бидж, вы кого-нибудь
— Да, сэр, еще лакеем. Ничего не вышло.
— А у них вышло. Как это хорошо!
— Очень хорошо, мистер Галахад.
— Ну а вам что досталось?
— Сэр?
— Вам тоже что-то причитается. В суд не подадите?
Бидж был шокирован.
— Как можно, мистер Галахад!
— Да, неловко — будущий племянник. Но возместить убытки надо. Вы столько вынесли. Немного такта, и я для вас добуду… сотню? Две сотни? Лучше пять, такая круглая сумма. Ну, я пошел.
Во второй комнате справа (а не слева) леди Констанс, несмотря на болезнь, чувствовала себя неплохо.
Жестокая простуда хороша тем, что можно свернуться в постели и думать; если бы не это, пришлось бы ходить по дому и натыкаться на Галли. В конце концов, размышляла леди Констанс, грея ноги о бутылку с горячей водой, насморк и чиханье — не такая уж большая цена; зато не видишь брата, который опровергает мысль о том, что человек — венец природы.
Поэтому, когда брат вошел, она испытала примерно то, что испытывает герой греческой трагедии, убегающий от эриний. Хуже всего был монокль. Нередко, бессонными ночами, она мечтала, чтобы он пропал.
— Иди вон! — сказала она.
— В свое время, — отвечал Галли. — Сперва я с тобой побеседую. — Он присел на постель и взял кисть винограда. — Лучше тебе?
— Хуже.
— Кларенса, по его словам, вылечил шок.
— Только этого мне не хватало.
— Да? — усомнился Галахад. — Это ты так думаешь. Бидж подает в суд на сэра Грегори, требует тысячу фунтов. Сейчас прочистишь нос.
Леди Констанс и впрямь чихнула, ощущая при этом, что Галахад страшнее всего, когда он резвится.
— Одна из твоих изысканных шуток?
— Что ты! Это очень серьезно. Сама жизнь.
Леди Констанс воззрилась на него:
— Какой суд? Почему?
— Незаконный арест. Диффамация. Моральные убытки.
— Арест? Что ты говоришь!
Галли пощелкал языком.
— Ну, ну, Конни! Ты прекрасно знаешь, что такое незаконный арест. Представим, что ты пошла в лондонский магазин и вдруг на тебя кидаются сыщики и тащат в участок, обвиняя в воровстве. По случайности ты ничего не украла, а потому — негодуешь. Хватит с тебя простых извинений? Не думаю. Ты побежишь к стряпчему, попросишь подать на мерзавцев в суд и потребуешь с них миллионы. Вот и у Биджа так. Парслоу с чего-то взял, что он украл эту Королеву, и, вместо того чтобы разумно подождать доказательств, велел констеблю Ивенсу посадить его в тюрьму. Естественно, Бидж предъявит иск.
— Какой позор! — воскликнула леди Констанс.
Галли кивнул.
— Я
— Нет, не поговоришь, — твердо ответил Галли. — Только попробуй встать перед ним в эту твою позу, он совсем взбесится.
— Что же нам делать?
Галли пожал плечами:
— Выхода нет. Полный тупик. Все было бы легче, если бы Парслоу согласился уладить дело без суда, но он и слушать не хочет. Бидж требует пятьсот фунтов.
— Пятьсот? Ты говорил — тысячи.
— Образное выражение.
— Бидж уступит за такую сумму?
— Это масса денег.
— Масса? За то, чтобы не опозориться перед всем Шропширом? Дай мне чековую книжку! Она в столе, вон там.
Галли посмотрел на нее:
— Ты хочешь сказать, что сама дашь эти деньги?
— Конечно!
— Поразительно! — вскричал Галли. — Вот что такое женщина! Я должен был знать, что ты окажешься на высоте. Вот мы бегаем, кричим: «Что делать? Что делать?» — мы, но не ты. Сила духа. Именно, сила духа… Себастьян Бидж. Ты не знала, что его так зовут? Трудно поверить, но это правда. Нет, какая сила!
Спускалась ночь. Пунцовых роз уснули лепестки (равно как и белых). Моди в своей спальне мазала кремом лицо и думала о Табби. Леди Констанс в своей вознеслась на вершины счастья. Лорд Эмсворт отдал ей все лекарства, включая вату, и она пробовала одно за другим, удивляясь мужской слабости, сдержанно гордясь женской силой. Даже Галахад не раздражал ее, все ж приятно, когда тобой так простодушно восхищаются.
Бидж был у себя, он потягивал портвейн, время от времени поднимая к потолку благодарный взгляд. Он тоже думал о Галахаде с удовольствием. Да, бывает, приходится красть свиней, но какая щедрость!
Галли пришел в библиотеку, пропустить стаканчик с братом Кларенсом. Обычно он ложился позже, но сегодня очень устал. Выпив, он зевнул и поднялся с кресла.
— Ну, я пошел, — сказал он, — совсем разбит почему-то. Тебя целовали дочери американских миллионеров?
— Э? Меня? Нет, не припомню.
— Целовали бы, ты бы припомнил. Что с тобой?
Лорд Эмсворт тихо хихикал.
— Да вот, эта Моника, — отвечал он. — Прихожу туда, а она говорит: «О, лорд Эмсворт, я уж думала, что больше не увижу нашу свинку-спинку!» Это она про Императрицу. Свинка-спинка! Очень смешно.
Галли долго смотрел на него.
— Благослови тебя Бог! — сказал он. — Спокойной ночи, Кларенс.
А за лужайкой и огородом проснулась сама Императрица. Сон ее освежил. Она огляделась, радуясь родному дому. Как истинный философ, она принимала все, но предпочитала спокойную жизнь. Все эти кухни, машины — не для приличной свиньи.
Что-то почуяв, она подошла к кормушке. Поздновато, конечно, но перекусить не мешает. Уиффл учит нас, что свинья должна ежедневно съедать по меньшей мере пятьдесят семь тысяч калорий. А что сказал Уиффл, то сделала Императрица.