Полночные наслаждения
Шрифт:
Джон заулыбался:
— Вы такой добрый, сэр. В самом деле, очень добрый. Ваша леди предложила то же самое, но я отказался, потому что вы могли не согласиться. Ибо в Священном Писании сказано: глава семьи — мужчина. А вы проявили такую доброту.
Патрик направился к жене. Странно как-то все. Вчера Джон сказал, что его мать не говорит по-английски и совсем чуть-чуть по-французски. В таком случае на каком же языке она разговаривает с Софи?
Однако к тому времени, когда он приблизился, миссис Хенкфорд возвратилась к своему пациенту.
— Доброе
— Сэр, — вмешался Генри, — я сказал леди Софи, что, возможно, вы не захотите меня принять как достойную personage [20] и отведете мне место на конюшне.
Патрик бросил взгляд на Генри. Мальчик стоял, плотно сжав губы, спокойно рассматривая его своими серыми глазами.
— Мой юный друг, — серьезно проговорил Патрик, — принимать вас у себя для меня большая честь. Ни о какой конюшне не может быть и речи.
20
личность (фр.).
Генри тряхнул головой.
— Но это не должна быть cas de charite [21] . Ни в коем случае. На свое содержание я должен заработать деньги сам.
— Кем был ваш отец? — Последнее замечание гордого мальчика Патрик пропустил мимо ушей.
— Генри напрягся.
— Это не важно, потому что он умер. А воспитал меня месье Пере, рыбак.
— Кто научил вас делать поклоны? — спросила Софи. — И говорить по-английски?
— Давным-давно у меня была няня, англичанка, — неохотно ответил Генри. — Но она и maman… их уже нет в живых.
21
милостыня (фр.).
В том, что Генри сын аристократа, не было никаких сомнений. Может быть, в Лондоне удастся отыскать кого-нибудь из его родственников, которые спаслись от репрессий?
— Генри, вы помните фамилию отца? — мягко спросил Патрик.
— Месье Ли Латур, — отозвался Генри после непродолжительного молчания. И затем, встретившись глазами с Патриком, добавил: — Граф Савойский.
— Вот и замечательно, — весело заключила Софи, беря за руку Генри. — Ваше общество в Лондоне мне будет очень приятно. Знаете, иногда бывает так одиноко.
Патрик с трудом сдержал улыбку. Чтобы Софи когда-либо было одиноко? В это трудно поверить.
— Возможно, я принадлежу к знатному роду, — удрученно произнес Генри и потупился. — Но подтвердить титул нет никакой возможности, и, значит, сейчас я никто.
— Я прошу вас сделать одолжение, — сказал Патрик. — Дело в том, что время от времени мне приходится надолго покидать дом. А моя супруга, как вы только что слышали, иногда чувствует себя одинокой. Вы могли бы быть ее… ну скажем, личным адъютантом. На время моего отсутствия.
Генри молчал.
— Но возвратиться
Мальчик все еще колебался, так что пришлось вмешаться Патрику.
— Я уверен, ваш отец желал бы этого, — произнес он твердо.
— Я совершенно не помню отца.
Черт возьми, этот парень упрям как осел!
— В таком случае вам просто придется поверить мне на слово, — объявил Патрик. — Ваш отец, несомненно, пожелал бы, чтобы вы жили в доме аристократа, а не в уэльском монастыре и уж определенно не на конюшне.
— Итак, договорились? — Софи обворожительно улыбнулась. — Генри, не могли бы вы найти Симону и Флоре и сообщить, что мы готовы возвратиться на «Ларк»?
Как только Генри скрылся из виду, к ним приблизился Джон Хенкфорд. Он слышал весь разговор.
— Признаюсь, когда прибыл ваш слуга и сообщил, что вы остановитесь здесь на ночлег, я сожалел. Потому что полагал, что у всех лондонских черные сердца. Но теперь я счастлив заявить и заявляю: это не так. Не у всех лондонских черные сердца.
Софи собралась что-то ответить, но Джон ее прервал:
— И еще, мэм, я… я поражен, как хорошо вы говорите на нашем языке. И тронут, по-настоящему тронут. Так и скажу друзьям в пабе сегодня вечером. Лондонцы, которые говорят поваллийски! Одного этого достаточно — по крайней мере для меня, — чтобы поверить, что англичане не такие уж плохие.
Софи с тревогой посмотрела на Патрика. Такой поворот в разговоре его, очевидно, сбил с толку.
Ладно. Игра окончена, и потому можно не таиться. Она перешла на валлийский и тепло попрощалась с Джоном и его матерью. А затем с милой улыбкой повернулась к мужу:
— Будем возвращаться на «Ларк»? — Ее сердце колотилось. Он рассердился? Кажется, нет. Выглядит слегка озадаченным.
— Ты свободно говоришь по-валлийски, — сказал Патрик, как только они вышли в коридор. — Выходит, твоя мама француженка из Уэльса? Ничего себе комбинация.
— Мама тут ни при чем, — ответила Софи. — Просто одно время у нас работала прачка родом из Уэльса.
— Прачка! — удивился Патрик.
— Да, прачка, — подтвердила Софи. — Ее звали Мэри. Поскольку гувернантки в этот период у меня не было — матушка их время от времени увольняла, — то я в основном общалась со слугами. Вот так как-то незаметно получилось, что Мэри обучила меня говорить по-валлийски.
— А почему увольняли гувернанток? Ты не могла с ними поладить?
Софи коротко рассмеялась:
— Нет. Нет, я была очень послушным ребенком. Их увольняли из-за отца.
— Понимаю. — Патрик протянул Софи ее муфту.
Генри, который роль личного адъютанта воспринял со всей серьезностью, уже сопровождал Симону и Флоре вниз по извилистой лестнице к причалу. Солнце уже стояло высоко над головой. В небе парили два ястреба, делая круги над покосившимися трубами монастыря.
— Посмотри, ястребы, — воскликнула Софи, пытаясь сменить тему. — Моя няня обычно говорила, что ястребы смахивают с неба паутину.