Полночный путь
Шрифт:
— А ты куда? Пир только начался…
Гвоздило смутился, проговорил конфузливо:
— Княже, проститься же надобно? Чай, сколько стояли бок о бок на киевских заборолах… Да и сюда с боем пробивались…
— С бо-оем… И сколько ж преследовало Рюриковых ратников? Поди, рыщут уже по моей земле…
Шрап весело сказал:
— Да не, княже, не рыщут; на Десне это еще было, за нами погоня была.
— И сколько же их было?
Гвоздило конфузливо пожал плечами, обронил:
— Да так, самая малость… Как видишь,
Звяга хохотнул, сказал:
— Ишь, конфузливый… Боится хвастуном прослыть. Ну, мы завтра уедем, так что хвастунами прослыть нам не страшно. Четыре десятка было Рюриковых ратников, а нас пятнадцать, да четыре отрока.
Князь без недоверия спросил:
— Всех побили?
— Да не, с десяток ноги унесли. Не преследовать же их было, бросив сани с детишками да бабами…
Еще раз поклонившись князю, они вышли из горницы. В сенях отроки подали шубы. Кони у коновязи были заботливо накрыты попонами, и весело хрупали душистым сеном, коего у каждой конской морды лежало по доброй охапке. Жаль было оставлять княжье угощение, но не дожидаться же, пока кони схрупают все сено? Взнуздали, вскочили в седла, поехали.
На постоялом дворе торг был в самом разгаре; дружинники гурьбой окружили конского барышника и наперебой расхваливали коней, а он с кислой рожей брезгливо заглядывал в конские пасти, лениво поднимал конские ноги, по долгу рассматривая края и своды копыт.
Гвоздило хохотнул:
— Ну, тут полный порядок, мои коней уж не продешевят…
Шарап, расседлывая коня, и косясь на торги, проговорил:
— Мы ж долго пировали… Это ж по какому кругу они уже торгуются?..
Гвоздило ухмыльнулся:
— Не впервой… Похоже, по четвертому идут? После шестого круга любой барышник сдается…
В горнице стоял такой крик, что, казалось, сейчас клочья бород во все стороны полетят. Батута тряс кольчугой перед носом купца и орал:
— Ты гляди, какая работа?! Колечки меленькие, все зашлифованы — германская это работа! Еще немножко поторгуешься — не продам кольчужку, сам носить буду!
На что купец насмешливо возразил:
— Ты ж в нее не влезешь…
И тут Шарап узнал купца, радостно взревел:
— Торг! Друже! Все торгуешься?!
Купец повернулся, тут и Звяга его узнал, заорал, раскидывая руки в стороны:
— Торг! Давай обнимемся! Это ж надо, думал, что не свидимся… А и правду сказывают — тесен мир…
Просияв, Торг кинулся навстречу. Пока тискали друг друга в могучих объятиях, Батута ошеломленно наблюдал, разинув рот от изумления. Высвободившись из объятий, Торг досадливо махнул рукой:
— Да вишь, доспехи — явно военная добыча, а он скостить не хочет…
Шарап помотал головой, широко ухмыльнулся:
— Ты, Торг, кого надуть хочешь? Это ж знатнейший киевский оружейник — Батута! А на военную добычу скидка делается лишь на починку. А уж сколько стоит починка —
Торг оглядел Батуту, сказал:
— Так он с вами?
Шарап весело хлопнул Торга по плечу, сказал:
— Это ж брат Сериков! Помнишь Серика?
— Как же не помнить… — протянул купец. — А он чего не с вами? Неужто пал на стенах Киева?! — Торг с ужасом уставился на Шарапа. — Ой, жа-алко… Какой парень был…
— Типун тебе на язык! — Шарап для верности поплевал через левое плечо. — Серик еще прошлой зимой ушел в долгий поход…
— Погодь, погодь… В какой такой поход? Уж не в сибирский ли?
— В сибирский… Ты тоже знаешь?
— Слыхал краем уха… — уклончиво протянул Торг. — Обидели нас киевляне да северские купцы; не пригласили в долю смолян… — повернувшись к Батуте, Торг сказал: — Ладно, беру доспехи по твоей цене…
Звяга спросил:
— Послушай, Торг, ты, вроде, другим товаром торговал? Чего на оружие-то перешел?
— Шибко выгодно стало… — равнодушно промолвил Торг. — Будто весь мир на войну собрался…
Работник купца принялся таскать тяжелый товар на улицу. Шарап сказал:
— А ты, Торг, оставайся. Щас пировать будем. Нам с Гвоздилой как следует проститься надо. Мы ж с ним на киевских заборолах стояли…
С улицы ввалились дружинники, веселые и довольные. Ссыпали на стол серебро, и за коней, и за оружие — получилась основательная куча. Чинно расселись вокруг стола. Во главе сел Гвоздило, оглядел всех, сказал веско:
— Поскольку особого уговора у нас с Шарапом и Звягой не было, делить будем по вкладу каждого в победу. Это справедливо?
Дружинники в полголоса загудели:
— Справедливо, справедливо… Без Шарапа и Звяги, да ихних отроков, порубали бы нас в капусту…
Гвоздило принялся делить серебро. Шарап сразу сообразил, что человек он бывалый; в куче были и половецкие монеты, и ляшские, и германские, и какие-то вовсе неведомые, не считая русских гривен и рублей. Однако сотник безошибочно определял достоинство каждой. Поделил добычу он быстро, и обиженных не оказалось; видать чтили и уважали своего сотника воины. Сложив свою долю в кошель, он заорал:
— Хозяин! Вина и еды на всю ораву! Я говорю на всю — значит, всех постояльцев приглашаю на пир! — и, подмигнув своим соратникам, потише сказал: — А вот пировать будем в складчину… — и, вынув из кошеля монету, пихнул ее по столу на середину.
На дармовщинку всяк попировать горазд; постояльцы с веселым гомоном принялись рассаживаться за столами. Бабы отвели детей в светелку, накрыли им на стол и вернулись к столам. Редко так доводилось попировать; с женами да соратниками. Шарап и Звяга сидели рядышком, у каждого по правую руку — верная жена. Но было грустно; уходила вся прошлая жизнь, теперь даже могилы предков будет навестить весьма затруднительно.