Полночный путь
Шрифт:
— Давай, братцы! — подавая пример, сам спустил тетиву.
Самострельная стрела с десяти шагов человека навылет прошивает, а тут меж ладьями и десяти не было. Защелкали тетивы и Шарапа со Звягой. Стрельцы они были — едва ли хуже Серика. Так что, вскоре в ушкуе один кормчий в живых остался. За то время, пока Серик, Шарап и Звяга успели расстрелять всю шайку ушкуйников, Горчак лишь успел заново самострел зарядить, и второй стрелой своей сшиб кормчего. Опустив самострел, изумленно выдохнул:
— Ну и горазды ж вы стрелять, ребятки…
Ушкуй
Серик проговорил:
— Да-а… Неплохая выучка у Реутовых работничков… Будто опытные тати…
— Э-э… Не пропадать же добру… — проворчал Горчак.
Выпотрошенный ушкуй, с телами незадачливых разбойничков посадили на мель, а сами побежали дальше. С шестью десятками ушкуйников, к тому же упрежденных участью своих товарищей, дела иметь уж вовсе не хотелось.
Идущий впереди караван нагнали только на закате, и медленно начали обходить, помогая ветрилу веслами. Купцы кидали на них сумрачные подозрительные взгляды, но помалкивали. Только с одной ладьи с подначкой прокричали:
— Эгей, ушкуйники! Добро наше продавать поспешаете?
Горчак крикнул в ответ:
— Свое добро уберечь не можете, так нечего на других коситься!
Серик спросил:
— Чего эт они?..
Горчак мотнул головой, налегая на весло:
— Подозрительно им, что ушкуйники нас пропустили…
Наконец караван остался позади. Погребли еще немножко, чтобы подальше оторваться, и сложили весла.
Серик вновь пристал к Горчаку:
— Послушай, если половцы волок держат, то почему они ушкуйников пропускают из Итили в Дон?
— А те мирными купцами прикидываются, за волок платят… — безмятежно проговорил Горчак и широко зевнул, укладываясь на мешки с товаром.
Серику стало скучно, и он тоже завалился спать; поспать впрок, пока есть такая возможность. Проснулся он на закате. Ладья еле плелась под опавшим парусом, резко потеплело. Увидев, что он приподнялся, кормчий проговорил:
— Ну вот, Серик, и кончилось наше везение… Теперь до самого волока грести придется; тишь на долго установилась.
Разобрали весла и погребли. После долгого безделья, кровь играла в жилах, весла гнулись дугой, и ладья летела, будто на крыльях. Когда приставали к берегу, Горчак озабоченно сказал:
— Надо бы подальше от купцов оторваться, а ну как половцев попросят нас задержать, да учинить дознание?.. А у нас ихний товар… Да и оружие; то ли ушкуйников, то ли с побитых купцов снятое…
— Ну, дак и выбросить за борт! — сказал Серик.
— Экий ты богатый… — проворчал Горчак, и, выпрыгнув в воду, протянул обе руки к спасенной половчанке. Та доверчиво оперлась о плечи Горчака и позволила взять
Серик усмехнулся про себя: — "А Горчак не промах…" С усмешкой поглядев на друга, спросил:
— Как хоть звать ее?
Горчак выговорил странное, чуждое уху слово:
— Клео…
По обыкновению, прихватив лук, Серик поднялся по береговому откосу, обозреть окрестности. По рассказам бывалого Шарапа, народец здешний хоть и был миролюбив, и вместо хорошей драки предпочитал дерзко откочевывать от греха подальше, но молодежь, особенно когда припекало жениться, собиралась в шайки и отправлялась грабить всех подряд, у кого силенок не доставало отбиться. Мало у кого овец и лошадей хватало, чтобы жену себе выкупить, вот и добывали выкупы саблей да луком. Степь уже покрывалась мраком. Да и к лучшему; в сумраке костер далеко видать. Серик оглядел степь — нигде ни огонька. Поглядел вниз по течению, там тоже не поблескивало ни единого огонька; видать далеко от каравана оторвались. Ублажив совесть, сбежал вниз, пролез сквозь ивняк и вышел на берег. Там уже горел костер, возле него хлопотала половчанка. Мужики без зазрения совести разлеглись вокруг, с удовольствием за ней наблюдая. Одета она была в мужскую одежду, на ногах красовались сафьяновые сапожки.
Серик спросил:
— Чего это вы ее так вырядили?
Шарап проговорил:
— Лучше пусть мальчишкой побудет… Вы ж не озаботились, а я ее рогожей успел накрыть, когда караван обгоняли…
Половчанка умело варила похлебку. Горчак сказал:
— Ну, коли Серик ничего подозрительного не узрел, давайте-ка перед ужином выкупаемся…
Все потянулись к воде, на ходу стягивая с себя рубахи. Серик проворчал:
— Я пока на страже постою, мало ли что… — взобрался на ладью, сел на борт.
Поглядывая то вокруг, то на половчанку, размышлял, что Горчак на нее определенно виды имеет. Да и то сказать, четвертый десяток разменял, а все не женат… Половчанка стрельнула в него глазами, бойко спросила:
— А ты чего не купаешься?
Серик проворчал:
— Тебя стерегу…
— А чего меня стеречь? Не убегу… Чай некуда бежать… Да и люди вы хорошие, в беде не бросите…
Серик было, приноровился поговорить, но тут закипела похлебка и половчанка принялась кидать в нее всякие приправы, до которых не удосуживался их бывший кашевар. Тем временем мужики вылезли из воды, проходя мимо, Горчак бросил:
— Иди, освежись… Вода уже по-настоящему летняя…
— А чего мне, я и зимой в проруби купаюсь… — безмятежно откликнулся Серик, раздеваясь.
Когда он накупался, как раз и похлебка приспела. Хлебая варево, Серик разглядывал половчанку. И правда, на мальчонку годов четырнадцати смахивает. Еще не дохлебав, он вдруг сообразил, что она на него взглядывает чаще всех, а Горчак все более и более хмурится. Звяга хмуро пробурчал:
— Серик, проясни положение… Не хватало нам еще вас с Горчаком разнимать…