Полночный путь
Шрифт:
Серик промолчал, дохлебал варево, принял свою долю меда, вытер рукавом еще безусую губу, и проговорил медленно:
— Ты, красавица, не обижайся, но хоть и выловил тебя из воды я, но не я судьба твоя… Есть у меня невеста…
К удивлению Серика, она вздохнула с облегчением, Серика даже обидело такое пренебрежение его красотой и статью.
Половецкая крепостца открылась неожиданно, хоть и стояла на высоком левом берегу. Приземистые, широкие башни, невысокие стены, сложенные из могучих
Кормчий направил нос ладьи к берегу, где стояло несколько громадных телег, запряженных вереницами быков. Когда нос ладьи, прошуршав по прибрежной мели, замер недалеко от берега, от одной из телег насмешливо спросили по-русски:
— Свою ладейку сами на руках понесете?
Кормчий рявкнул в ответ:
— Ты, Чертило, шибко-то зубы не скаль! Не узнав, кто плывет…
— Ба-а… Кормило… — изумленно протянули на берегу. — Тебя што, Реут выгнал?
Серик так и не удосужился узнать имя кормчего; кормчий и кормчий… Прозвища бывали и почуднее. А тут как раз тот случай, когда оно и оказалось почуднее занятия…
— Зубы не скаль, а загоняй-ка телегу в воду… — пробурчал кормчий.
Тем временем Чертило подошел к самой воде. Он, и правда, походил на черта: черный, лохматый, с широким носом и вывернутыми ноздрями. Видать, он тут был главным артельщиком. Повернувшись, он кому-то помахал рукой, и вскоре из-за громадных телег выехала поменьше. Щелкая кнутами, погонщики развернули телегу задом к реке, заорали; волы нехотя, мотая головами, попятились. Огромные, широкие, окованные железом колеса вкатились в воду, и вскоре вся телега скрылась под водой. Кормчий замахал рукой, рявкнул:
— Сдай назад! — гребцы разом ударили веслами по воде, ладья отошла от берега, но кормчий тут же заорал: — Вперед!
Серик запутался своим веслом с веслом Шарапа, и ладья чуть было не саданула носом в бок телеги. Кормчий изругал их обоих самыми черными словами, но толку это не добавило; лишь с четвертой попытки вплыли в телегу. Сложили весла вдоль бортов, и выжидательно поглядели на Чертилу. Тот заорал:
— Ну, чего зенки лупите?! Вылезайте…
— Дак ведь глубоко… — заикнулся было Горчак.
На что Чертила язвительно изрек:
— Мне што, еще быков припрягать, ради того чтобы вы ножек не замочили?
Делать нечего, попрыгали в воду и по грудь побрели к берегу. Один кормчий остался в ладье, пробурчав:
— Одного старика твои быки вытянут…
Защелкали кнуты, быки пошли вперед, и, казалось, без малейшего напряжения выволокли ладью на берег. Чертила задрал голову, спросил у кормчего:
— Пятый день сидим, ни одной ладьи не прошло… Идут ли за вами караваны?
Кормчий язвительно спросил:
— А ты пару недель назад четыре
Чертила заюлил глазами и промолчал, а кормчий продолжал:
— Так вот, шалят твои ушкуйники пониже… Купцы теперь, пока большим караваном не соберутся, нипочем не пойдут наверх. Так что, пока сидеть будете, а потом наплыв будет. Купцы вам за задержку недоплату устроят, вот им и будете впаривать, что на ушкуях честные купцы плавают…
Чертила проворчал уныло:
— У них и правда, на лбу не написано, што ушкуйники…
— Зато на ушкуях аршинными письменами написано! — рявкнул кормчий. — Скажи лучше, заплатили столько, што ихняя плата купеческую неустойку перебивает?..
Чертила зыркнул по сторонам, сказал с явственной фальшью в голосе:
— А ведь верно, проходили мимо четыре ушкуя. Дак они по Царице прошли, значит, переволакивались по верхнему волоку… А почему бы вам не пойти по Царице? Ладейка у вас невеликая, вода еще высокая…
— А на кой нам крюк делать в четыреста верст? — с фальшивым оживлением воскликнул Кормило. — Нам до Асторокани… Ладно, побрели потихоньку… День уж к полудню скатывается…
— А отдыхать не будете?
— Некогда отдыхать…
Защелкали кнуты, и быки неспешным шагом побрели на береговой косогор. Горчак, Серик и Шарап со Звягой шагали в ряд следом за телегой, Горчак говорил:
— Тут, на волоке, кого только нет, всякого люду по паре… Русичи, вятичи, половцы, эт, само собой. Тут и разорившиеся купцы оседают; и германцы, и франки. В Белой Веже — то же самое, только там еще и воинов-наемников полно; те же германцы, франки, да и наших русичей полно, служат верой и правдой, за увесистый кошель, половецкому воеводе…
Серик спросил:
— А пути, сколько до Итили?
— Да дней за пяток дочапаем, таким-то шагом… — безмятежно протянул Горчак.
Тут навстречу, из бокового проулка выскочил всадник, в кольчуге, шлеме, будто бадья, только с дырками для глаз, с длинным копьем, упертом в стремя. Осадив коня, он стащил с головы шлем, спросил, на ломаном русском:
— Эй, купец, стража не нужна? Сказывают, шалят нынче касоги…
— Они всегда шалят… — пробурчал Горчак. — А стража нам не нужна, сами в случает чего отобьемся…
— Ну, хоть меня одного возьмите? — сбавил тон вояка.
— А на што ты нам один? — удивился Горчак, и двинулся дальше.
Всадник тронул поводья, поехал рядом, Горчак широко ухмыльнулся, проговорил:
— Вот и сказал бы сразу; што тебе все равно в Белую Вежу надо… Ладно, динар за весь путь, и по динару голова, коли случится сшибка!
Просияв, вояка нахлобучил шлем и поскакал вперед. Серик проворчал:
— Чего ты деньги зря транжиришь…
— Ничего не зря; коней у нас нет, а впереди на коне разведчик — лучше и не надо. Касоги ведь, и верно, шалят на волоке… Это караваны они не трогают, а на нас запросто напасть могут.