Полночный путь

Лексутов Сергей

Звяга пожал плечами, проговорил:

— Ну что ж, на Москву, так на Москву…

* * *

Серик вышел из душного тепла избы, потянулся, глядя на яркие звезды. До рассвета было еще далеко, но зимой и при свете звезд можно ходить. В избе копошились остальные охотники, вяло переругивались, отыскивая в темноте сапоги и оружие. Не дожидаясь их, Серик пошагал к конюшням, снег зло скрипел под ногами. В Киеве в эту пору еще довольно тепло и слякотно, а тут уже зима завернула по-настоящему. Пока снег не глубокий надо бы дичины запасти побольше, да в округе всех лосей и оленей побили, приходится верст за десять уже ездить. Он оглядел конюшни; здорово Чечуля придумал! Низкие навесы из жердей, опирающиеся на столбы, крыты камышом, стены тоже из камышовых вязанок. При первых морозах все это полили водой, и теперь в конюшнях

довольно тепло, несмотря на мороз. Серик только подошел к дверному проему, завешанному шкурами, как оттуда понеслось радостное фырканье; конь уже нетерпеливо бил копытами в землю. Серик прошел в конюшню, стараясь широко не откидывать полог, чтобы не выпускать тепло, на ощупь нашарил висящую на столбе попону, так же на ощупь накрыл спину коня, нашарил свое седло, наложил его на попону, и только после этого вывел коня на мороз. Остальные кони завистливо фыркали, били копытами в землю; им тоже хотелось пробежаться по морозцу. Серик уже затянул подпругу и взнуздал коня, когда из избы вышел проводник. Прихватив под мышку лыжи, прислоненные к стене, он подошел к Серику, скрипя древком рогатины, будто посохом, по снегу, помолчал, повздыхал, сказал, с трудом подбирая слова русского языка:

— Однако сохатых во всей округе извели; пойдем за изюбрями…

Серик промолчал, про себя подумал, что зима тут долгая, видать придется не одного коня съесть. Тем временем из избы потянулись остальные охотники, уныло позевывая. У многих в руках были мешки с припасами; добычу приходилось искать и по три, а то и по четыре дня. Серик спросил проводника:

— Где изюбрей-то искать будем?

— На тот берег надо идти…

— А хозяева против не будут? — опасливо спросил Серик.

— Они давно уж откочевали подальше, туда… — проводник махнул рукой куда-то на полдень.

Тем временем вокруг собрались остальные охотники, Серик сказал:

— Вы отправляйтесь сохатых шукать, а мы на тот берег сходим, изюбрей поищем…

Дружинники молча потянулись в конюшню, седлать коней. А Серик сходил в лабаз, принес невеликий мешочек овса; остатки припасов берегли пуще глазу, овес только на долгую охоту брали для коней. Приторочив мешок к седлу, поверх спального мешка из царских мехов, вымененных еще летом, Серик вскочил в седло. Проводник уже шагал к берегу. Серик никак не мог приноровиться к его шагу; шагом конь от него отставал, а рысью обгонял. Снег лежал тонким, ровным слоем после недавней метели, кое-где торчали одинокие будылья. Серик подумал, что если тут снегу падает столько же, сколько у Чернигова, то через месяц на коне уже и не побегаешь, придется лыжи делать. Ну что ж, дело нехитрое; отодрать пару дранок, слегка обтесать остро заточенным топором, обшить кусками шкуры с задних ног сохатого… От мыслей его отвлек вид реки; если до метели снег на льду лежал ровным слоем, то теперь почти весь его сдуло. Оглядывая ровное голубоватое пространство, Серик мысленно выругался; как же не подкованный Громыхало перейдет этакую ледяную пустыню?

Съехавший уже на лед проводник, обернулся, спросил:

— Ну, чего стал?

Серик проговорил:

— Снег нужен, конь не может идти по льду, падать будет на каждом шагу…

Проводник понятливо кивнул; его лыжи, хоть и подшитые сохачьей шкурой, тоже не шибко то хотели ехать вперед — при каждом шаге скользили взад-вперед. Он глянул вверх по течению, вниз, подумал, и уверенно направился вверх по течению. Когда поравнялись с каменными лбами на том берегу, Серик увидел, как косо, от берега до берега лежит широкий снежный занос. Проводник съехал на него с откоса, и резво побежал к тому берегу. Серик слез с коня, и, ведя его в поводу, осторожно ступил на убитый метелью твердый наст. Конь фыркал, тревожно косил глазами, но шагал по заносу не артачась. Серик едва половину реки одолел, а проводник уже взобрался на кручу берега и маячил на самой верхотуре, над каменными лбами.

Едва от берега отошли, как наткнулись на следы сохатого; совсем недавно прошел, потому как метель лишь ночью улеглась. Проводник спросил:

— А зачем нам изюбрей искать, коли сохатый рядом?

Серик пожал плечами:

— А и верно, ни к чему…

Они осторожно пошли по следу, проводник бежал впереди, Серик — чуть отстав. Наконец проводник замахал рукой, Серик проворно соскочил с коня, накинул уздечку на сучок ближайшего дерева, предварительно срубив его в паре четвертей от ствола. Хоть волков тут пока вроде не замечалось, да вдруг уже прикочевали откуда-нибудь?

А сучок будет надежно удерживать спокойного коня, но при опасности он легко сорвется. Сериковы сапоги, сшитые проводником в два слоя из оленьей шкуры, почти не скрипели в рыхлом снегу, да и идти было пока не тяжело — снег был еще неглубокий. Держа наготове лук, Серик рысил за проводником по его лыжне, пока тот не замер на месте. Сохатый стоял на прогалине, шагах в шестидесяти, и чутко прислушивался, и принюхивался. Серик проследил путь стрелы, вроде ее полету ничто не помешает, и медленно потянул тетиву. Проводник замер, благоговейно глядя на Серика. Наконец тетива резко щелкнула. Сохатый сделал только два прыжка в сторону крепи, к которой стремился на дневку, и повалился в снег.

Проводник поцокал языком, медленно, восторженно выговорил:

— Ты великий охотник. Я прошу тебя, послать моему роду такого же великого охотника.

Серик опешил, спросил:

— Эт, каким таким манером?..

— Гостем моим будешь, я тебе самую красивую дочку дам…

Серик плюнул, — эти их обычаи, — спустил тетиву, сунул лук в саадак, и зашагал своим следом к коню. Когда он вернулся, уже верхом, проводник выпотрошил сохатого, и снимал шкуру. Идти до лагеря было далеко, сохатый запросто замерзнет на таком морозе, и шкуру уже не снимешь — пропадет добро. Серик углядел неподалеку недавно засохшую сухостойную березку, еще не иструхлявевшую — дрова, лучше некуда, и жару много, и дыму мало, и искр нет. Срубил ее топором, раскряжевал на три кряжа, сложил крестом, быстро развел костер. Проводник тем временем закончил свежевать сохатого. Они все делали молча, настолько привыкли за осень охотиться вдвоем. Серик принялся мастерить волокушу, а проводник, порезав мелкими кусочками сердце и печень сохатого, отвязал от седла небольшой котел, зачерпнул в него снегу и повесил над огнем, когда снег растаял, скидал туда кусочки мяса, достал из своего мешка какие-то сушеные корешки, былинки, искрошил, и тоже кинул туда. Волокушу мастерить — дело нехитрое, Серик быстро закончил, присел к костру, протянул к огню озябшие руки. На куске березовой коры проводник мелко крошил пласт мяса, срезанный с задней ноги сохатого. Серик хмуро проворчал:

— Это зачем? Охотникам полагается только сердце, печень и легкие, остальное делим поровну…

Проводник обронил:

— Я и взял только нашу долю, и то не всю… — кончив крошить мясо, он отложил бересту подальше от костра, помешал варево палочкой, поцокал языком: — Однако вкусное варево в котле получается, только дорого котлы стоят…

Варево вяло кипело на слабом огне, распространяя по лесу одуряющие запахи. Серик уже отчаянно проголодался. Сглотнув слюну, он достал ложку, сказал:

— Хватит варить. Горячее сыро не бывает…

Проводник понятливо кивнул, снял котел, поставил на заранее приготовленные деревяшки, и принялись хлебать варево. У проводника была такая же ложка, как и у Серика. Оказалось, ложки искусно умеет вырезать Лисица; за отсутствием липы, он их ловко резал из осины.

Когда котел опустел, проводник придвинул бересту, с уже подмерзшими кусочками сырого мяса, отделил ложкой половину, кивнул Серику:

— Ешь… — и сам принялся брать пальцами по кусочку, кидать в рот и с видимым удовольствием жевать.

Серик брезгливо покривился, бросил презрительно:

— Не думал я, что ты сыроядец…

Проводник изумленно поглядел на него, проговорил:

— Если сырого мяса зимой не есть, к весне зубы шататься начнут, кровь пойдет, ноги распухнут, и к таянию снегов помрешь, однако…

Серик подивился; надо же, и здесь такая хворь бывает… В Северских землях в голодные годы зимами подобная хворь случается, но вот лечить ее сырым мясом никто не додумался. Он нерешительно взял кусочек мяса, положил в рот, пожевал. А вообще-то ничего. Достав мешочек с солью, скупо, одной щепоткой, посыпал мясо. Попробовал — а теперь даже вкусно стало… И вмиг сжевал невеликую кучку мяса.

Серик решил сэкономить овес — все равно к ночи конь в конюшне будет, а там сена, хоть и плохонького, да навалом. А потому кормить коня не стал. После еды сразу же запряг волокушу, на нее общими усилиями взвалили сохатого, и потащились к реке, при этом Серик помогал коню за одну оглоблю, а проводник — за другую. И все равно, когда уже в сумерках вышли к реке, от всех троих валил пар. Серик подумал, что охота с проводником всегда удачлива бывает, но вот целого сохатого один конь в волокуше утянуть не может. Другие-то тройками охотятся, в волокушу впрягают сразу двух коней…