Полное собрание сочинений в трех томах. Том 1

Мольер Жан-Батист

ЖОРЖЕТА

крестьянка, служанка Арнольфа.

НОТАРИУС.

Действие происходит в Париже.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Арнольф, Кризальд.

Кризальд.

Итак, вернулись вы и женитесь на ней?

Арнольф.

Да. И хотел бы все покончить поскорей.

Кризальд.

Мы здесь одни сейчас и можем, без сомненья, Спокойно взвесить всё и все принять решенья. Я сердце вам открыть по-дружески стремлюсь: За вашу участь я, поверьте мне, страшусь; Как дело ни пойдет, при всяком обороте Вы легкомысленно себе жену берете.

Арнольф.

Конечно, добрый друг! Возможно,

что у вас Немало поводов тревожиться за нас. По-вашему, рога — супружества примета; Ваш лоб, я думаю, сам просится на это.

Кризальд.

Все дело случая, владеть им не дано; Заботиться о том и глупо и смешно. Боюсь другого я: боюсь насмешки едкой, Которая мужей преследует нередко. Вы знаете, никто, велик он или мал, От вашей критики спасения не знал, И, где б вы ни были, вам любы неизменно Хитросплетения интриги сокровенной.

Арнольф.

Пусть так. Но где найду подобный город я, Где были бы, как здесь, смиренные мужья? Не правда ли? Они, казалось бы, различны, Но в жизни ко всему они равно привычны. Тот денег накопил — жена их в свой черед Тем, кто супругу лоб украсил, раздает; Тот поудачливей, но не честней нимало, Не прочь, чтобы жена подарки принимала И, ревностью души не омрача своей, Дань добродетели в них видит, веря ей Один отчаянно шумит, но все без толку; Другой невозмутим, зевает втихомолку И, лишь гостей в окно успеет разглядеть, Перчатки, шляпу, плащ торопится надеть; Та, баба ловкая, супругу без опаски Про волокит своих рассказывает сказки, А олух, торжество свое вообразя, Еще жалеет тех, кого жалеть нельзя; Та, чтобы оправдать расход необычайный, Выдумывает вздор про выигрыш случайный; Да, но в какой игре, про то она молчит, Меж тем как муж-болван судьбу благодарит. Сюжеты славные, в сатиру все годятся, И наблюдателю возможно ль не смеяться? И наших дураков…

Кризальд.

Но кто смеяться рад, Того насмешками в отместку не щадят. Все рады поболтать, для многих наслажденье О происшествии ввернуть свое сужденье, Но сам я, слушая их разговоры, нем, Восторга никогда не выражу ничем. Я скромен. И хотя при случае, наверно, Я б возмутиться мог терпимостью чрезмерной, Хотя переносить отнюдь не склонен я Все то, что многие перенесли мужья. Но в этом никогда не стану признаваться; Ведь надо ж наконец сатиры опасаться. И биться об заклад не стал бы я никак, Что совершу такой, а не такой-то шаг. А если надо лбом моим, по воле рока, Беда бесславная стряслась бы вдруг жестоко, Предвидеть следствия могу наверняка: Раздастся, может быть, смешок исподтишка, А может быть, и то мне счастье подоспеет: Какой-нибудь добряк меня же пожалеет. Но с вами, куманек, совсем иная стать: Вы собираетесь чертовски рисковать; Вы столько раз мужей несчастных укоряли И едкий язычок над ними изощряли, Прослыли до того страшилищем для всех, Что, чуть оступитесь, поднимут вас на смех. И стоит повод вам ничтожнейший доставить, Вас будут рады все на всех углах бесславить, И…

Арнольф.

Боже мой, к чему вы мучитесь, сосед? Не проведут меня плутовки эти, нет! Я хитростей знаток, как ни были бы тонки: Известно, как рога сажают нам бабенки. А чтобы в дураках не оказаться вдруг, Заблаговременно я все расчел, мой друг, И та, на ком женюсь, невинность без укора, Мой обеспечит лоб от всякого позора.

Кризальд.

Но глупая жена, не правда ли, сама…

Арнольф.

Кто глупую берет, тот не лишен ума. Охотно верю я в ум вашей половины, Но я смышленых жен боюсь не без причины, И многим дорого обходится жена, Которая умом большим одарена. Я тяготился бы женой из тех, ученых, Которая блистать старалась бы в салонах, Писала б вороха и прозы и стихов И принимала бы вельмож и остряков, Меж тем как я, супруг подобного созданья, Томился б, как святой, лишенный почитанья. Нет-нет, высокий ум совсем не так хорош, И сочинительниц не ставлю я ни в грош! Пускай моя жена в тех тонкостях хромает, Искусство рифмовать пускай не понимает; Игра в корзиночку [93] затеется ль когда И обратятся к ней с вопросом: «Что сюда?» — Пусть

скажет «пирожок» или иное слово И прослывет пускай простушкой бестолковой. Жену не многому мне надо обучить: Всегда любить меня, молиться, прясть и шить.

93

… игра в корзиночку… — игра в фанты. Арнольф мечтает о супруге, которая, не ведая никаких светских забав, не знала бы и этой игры и полагала бы в своей наивности, что речь идет об обычной корзиночке, куда можно положить пирожок.

Кризальд.

По-вашему, жена тем лучше, чем глупее?

Арнольф.

Да, и дурнушка мне и глупая милее, Чем та, что чересчур красива и умна.

Кризальд.

Но ум и красота…

Арнольф.

Была бы лишь честна!

Кризальд.

Но как вы можете, скажите, поручиться, Что дура честностью сумеет отличиться? Не говоря о том, что скуки не избыть — Бок о бок с дурою век целый проводить, Но я не разделю и ваше убежденье, Чтоб этим вы свой лоб спасли от украшенья. Порой и умница умеет обмануть, Но нужно, чтоб она избрала этот путь. А глупая жена изменит не желая, Без дальних хитростей, вины не сознавая.

Арнольф.

На этот довод ваш, хотя б я промолчал, Уже Пантагрюэль Панургу отвечал. [94] К союзу с умницей внушайте мне влеченье, До самой Троицы твердите поученья. Но изумитесь вы, увидя наконец, Что убедить меня не в силах и мудрец.

Кризальд.

Что ж, я молчу.

Арнольф.

Своя у каждого метода, И в этом, как во всем, мне безразлична мода. Довольно я богат, чтобы моя жена Мне одному была во всем подчинена, Чтобы ни в знатности породы, ни в именье Нельзя ей было дать пред мужем предпочтенье. Она и девочкой была других скромней, Я с детских лет ее дышу любовью к ней. Узнав, что с матерью им нечем пропитаться, Я воспитанием ее решил заняться; Крестьянка добрая словам моим вняла И снять обузу с плеч радехонька была. В одном монастыре, укромном и спокойном, Я воспитал ее, как полагал пристойным, Следил, намеренье преследуя свое, Чтоб в полной простоте растили мне ее, И, слава небесам, добился я успеха: В ее невинности мне лучшая утеха; Благодарю судьбу, что вижу наконец По вкусу моему супруги образец. Я взял ее к себе, но дом мой, как известно, Открыт для всякого, и от гостей в нем тесно; Я все опасности тотчас сообразил И в домике ее отдельном поселил, А чтобы простоты не исказить природной, Я окружил ее людьми натуры сходной. Вы скажете: «К чему вся эта речь твоя?» — Чтоб вы увидели, как осторожен я. Я дружбу верную вам доказать желаю: Вас с ней отужинать сегодня приглашаю; Хочу, чтоб вы, ее немного испытав, Решили, в выборе я прав или не прав.

94

Пантагрюэль Панургу отвечал. — Персонажи романа Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль». Имеется в виду сцена из пятой главы III книги.

Кризальд.

Охотно.

Арнольф.

Вынести легко вам впечатленье О свойствах этого невинного творенья.

Кризальд.

О, что до этого, я верю вам вполне! Вы столько…

Арнольф.

Многое еще известно мне. На простоту ее с восторгом я взираю, Зато и со смеху частенько помираю. Однажды (верьте мне, я очень вас прошу!) В надежде, что ее сомненья разрешу, Она, исполнена невиннейшего духа, Спросила: точно ли детей родят из уха?

Кризальд.

Я очень рад за вас, сеньер Арнольф…

Арнольф.

Опять! Иль именем другим не можете назвать?

Кризальд.

Ах, это с языка само собой сорвется! Ла Сушем вас назвать никак не удается. На черта вам сдалась, я не могу понять, Причуда — в сорок лет фамилию менять? Имение Ла Суш пошло от пня гнилого. Ужель украсит вас столь низменное слово?