Полное собрание сочинений. Том 3. Басни, стихотворения, письма

Крылов Иван Андреевич

Басни, приписываемые Крылову

Олень и заяц

Людские завсегда нам видимы пороки. Своих не примечать, Других ценить и на других ворчать Мы ужасть как жестоки! Олень со Зайцем дружбу свелИ с Зайцем разговор придворный он имел.Друг друга взапуски они превозносили, Своих знакомых поносили И так гласили:«Ты», Заяц говорил Оленю, «всем красив: И станом и рогами,Глазами, выступкой, проворностью, ногами.Одно лишь только есть, я слышал, – ты пужлив».— «Какой ужасный вздор!», Сказал ему Олень: «О мне и Лев, и даже весь известен двор; Тебе соврал какой-то пень. То правда, что всегда, КогдаУслышу я собак, хоть их и не терплю, Привык давать скачки сразмаху; Но это не от страху,А с ними взапуски я бегаться люблю:И впрочем, ежели моей угодно воле, Я часто здесь на этом поле Лишь только захочу, Ужасно как собак щечу.Ты знаешь, я с тобой не стану лицемерить; А мне, равно, велишь ли верить?Сказали точно мне: когда собачий лай Раздастся в здешний край,Тогда возьмет тебя труслива суета».—«Какая», Заяц рек, «несносна клевета! Кто?.. Я!.. Чтоб я собак боялся!Клеветнику б тому в глаза ты насмеялся; Скажи

ему, что он дурак: Не только я никак Не бегаю собак,Но с ними часто здесь играю на лугу.Приятель твой судил меня немножко строго:Знакомых и родни собак мне ужасть много;А в нужде я и сам с собакою смогу».—«Но чу!», сказал Олень, «их голос раздается,А мне из них в родне никто не доведется. Так верно то родня твоя, А не моя.Мое почтенье им, останься ты с друзьями: Мне быть неловко с вами.Так я отсель к своим знакомым побегу».Лай близок, храбрецы мои чуть-чуть умчались,Однако ж храбростью и после величались.

Новопожалованный осел

Когда чины невежа ловит,Не счастье он себе, погибель тем готовит. Осел добился в знатный чин. В то время во зверином родеЧин царска спальника был <и> в знати и в моде: И стал Осел великий господин. Осел мой всех пренебрегает, Вертит хвостом, Копытами и лбом Придворных всех толкает.Достоинством его ослиный полон ум,Осел о должности не тратит много дум: Не мыслит, сколь она опасна. Ослу достоинства даны!На знатность мой Осел с той смотрит стороны, С какой она прекрасна;Он знает: ежели в чинах хотя дурак, Ему почтеньем должен всяк.Знать должно: ночью Лев любил ужасно сказки, И спальник у него точил побаски.Настала ночь, Осла ведут ко Льву в берлог; Осел мой чует, Что он со Львом ночует,И сказок сказывать хотя Осел не мог,Однако в слабости Ослу признаться стыдно. Ложится Лев. Осел В берлоге сел: Ослу и то уж кажется обидно; Однако ж терпит он.«Скажи-тка», Лев сказал Ослу, «ты мне побаску». Тут начал проповедь, не сказку, Мой новый Аполлон.«Скажи», сказал он Льву, «за что царями вы? За то ли только, что вы – Львы?Мне кажется, Ослы ничем других не хуже. Кричать я мастер дюже;Что ж до рождения, Ослы не хуже Львов: Ослов Гораздо род не нов;Отец мой там-то был; мой дед был там и тамо». И родословную свою Осел вел прямо. Мой Лев не спал:И родословную, и брань Осла внимал, Осла прилежно слушал, Потом, Наскуча дураком,Он встал и спальника сиятельного скушал.

Картина

Невеже пастуху, безмозглому детине, Попался на картине Изображенный мир.Тут славный виден был Природы щедрой пир:Зеленые луга, текущи чисты воды,При них гуляющи зверей различных роды, Которы, позабыв вражды свои,Играли, прыгали, гуляли, пили, елиИ без коварности друг на друга глядели: Как будто б были все они одной семьи.Меж прочим, тут пастух увидел близко речкиВкруг волка ластились две смирные овечки,А он в знак дружества овечек сих лизал.Собаки вдалеке от них спокойно спали. Пастух, приметя то, сказал: «Конечно, на волков всклепали. Что будто бы они Охотники кратить овечьи дни,И будто бы еще про них вещает слава, Овец в леса таскать И тамо их гладать В том волчья вся забава;А мне так кажется, противно то уму, Чтоб слуху веровать сему;Вот волк и вот овца; они, резвясь, играют, Здесь их не в ссоре вижу я. Они, как будто бы друзья,Друг к другу ластятся, друг друга обнимают.Нет! слухам верить я не буду никогда;Что волки бешены, пустые то лишь враки;Коль ссорятся они с овцами иногда,Так верно их мутят коварные собаки. Сошлю собак из стада вон».Как соврал мой пастух, так сделал после он. Собак оставил,И стадо без собак в леса гулять отправил; За ними вслед Сам издали идетИ видит волка с три бегущих к стаду прямо; Но мой пастух не оробелИ подозрения нимало не имел;Он мыслит: волки те резвиться будут тамо,И что они идут к овечкам для игры;Но волки те овец изрядно потазали И доказали,Что на картинах лишь к овцам они добры.А мой совет: к словам пустым не прилепляйся,Ни описаниям пристрастным не вверяйся,Старайся боле сам людей ты примечать,И истинну хвалу от ложной различать.

Родины

Вчерась приятеля в кручине я застал,По комнате, вспотев, он бегал и страдал.Мял руки, пальцы грыз, таращил кверху взоры. Я мыслил, что его покрали воры, Спросил: в каких он хлопотах?А он с досадою сказал, что он в родах, Немало удивлен таким ответом, Я о приятеле тужил И заключил,Что час уже пришел ему расстаться с светом,И в простодушии там поднял я содом. Собрался вкруг его весь дом.Со страхом на его страданье все смотрели, Помочь ему хотели, Да не умели.И наконец настал родов опасный час. Ко удивленью наших глаз,Мы думали, что он родит сынка иль дочку;Но мой шалун родил негодной прозы строчку.

Червонец и полушка

Не ведаю, какой судьбой Червонец золотой С Полушкою на мостовой Столкнулся. Металл сиятельный раздулся,Суровый на свою соседку бросил взор И так с ней начал разговор:«Как ты отважилась, со скаредною рожей, Казать себя моим очам?Ты ведь презренная от князей и вельможей,Ты, коей суждено валяться по сумам!Ужель ты равной быть со мною возмечтала?» —«Никак», с покорностью Полушка отвечала,«Я пред тобой мала: однако не тужуИ столько ж, как и ты, на свете сем служу Я рубищем покрыту нищуИ дряхлой старостью поверженну во прахДаю хоть грубую, ему полезну пищу,И прохлаждаю жар в запекшихся устах;Лишенна помощи, младенца я питаюИ жребий страждущих в темнице облегчаю.Причиною убийств, коварств, измен и зла Вовек я не была.Я более горжусь служить всегда убогим:Вдовицам, сиротам и воинам безногим,Чем быть погребена во мраке сундуковИ умножать собой казну ростовщиков,Заводчиков, скупяг и знатных шалунов.А ты!..» Прохожий, их вдали еще увидя, Тотчас к ним подлетел.Приметя же их спор и споров ненавидя, Он положил ему предел: А попросту он их развел,Отдав одну вдове, идущей с сиротою,Другого ж подаря торгующей красою.

Обед у медведя

Медведь обед давал:И созвал не одну родню свою, Медведей, Но и других зверей-соседей,Кто только на глаза и в мысль ему попал.Поминки ль были то, рожденье ль, именины,Но только праздник тот принес Медведю честь,И было у него попить что и поесть.Какое кушанье! Какой десерт и вины! Медведь приметил сам,Что гости веселы, пирушкою

довольны;А чтобы угодить и более друзьям,Он тосты затевал и песни пел застольны;Потом, как со стола уж начали сбирать, Пустился танцовать.Лиса в ладоши хлоп: «Ай, Миша, как приятен!Как ловок в танцах он! как легок, мил и статен!» Но Волк, сидевший рядом с ней,Ворчал ей на ухо: «Ты врешь, кума, ей-ей!Откуда у тебя такая блажь берется? Ну, что тут ловкого? как ступа он толчется».—«Вздор сам ты мелешь, кум!» Лиса на то в ответ»«Не видишь, что хвалю танцора за обед?А если похвала в нем гордости прибавит,То, может быть, он нас и ужинать оставит».

Конь

У ездока, наездника лихого, Был Конь, КакогоИ в табунах степных на редкость поискать: Какая стать! И рост, и красота, и сила!Так щедро всем его природа наградила…Как он прекрасен был с наездником в боях!Как смело в пропасть шел и выносил в горах.Но, с смертью ездока, достался Конь другому Наезднику, да на беду – плохому. Тот приказал его в конюшню свестьИ там, на привязи, давать и пить, и есть;А за усердие и службу удалуюВек не снимать с него уздечку золотую…Вот годы целые без дела Конь стоит,(Хозяин на него любуется, глядит, А сесть боится, Чтоб не свалиться. И стал наш Конь в летах, Потух огонь в глазах, И спал он с тела: И как вскормленному в боях Не похудеть без дела! Коня всем жаль: и конюхи плохие, Да и наездники лихие Между собою говорят: «Ну, кто б Коню такому был не рад, Кабы другому он достался?» В том и хозяин сознавался, Да для него ведь та беда. Что Конь в возу не ходит никогда. И вправду: есть Кони, уж от природы Такой породы, Скорей его убьешь, Чем запряжешь.

Стихотворения

Эпиграмма 1

К n

Ты здравым хвалишься умом везде бесстыдно,Но здравого ума в делах твоих не видно.Или беспутно ты являешься надмен,Или некстати подл и слишком унижен;На свете редкие ты вещи презираешь,Тогда как к мелочным почтителен бываешь;Ты любишь вредное, от здравого бежишь,В надежде ты пустой лета свои влачишь;Или уныние томит тебя напрасно;Или на свете сем всё кажется опасно;Не ужасаешься зловредных лишь вещей.Послушай ты меня, последуй мысли сей,Что настоящее с прошедшим съединитсяИ будущее впредь, как бывшее, явится.Ты блага твердого не твердо лучшим чтишь,Не вещию себя, ничтожеством манишь.

Эпиграмма 2

Часто вопрошающему

Когда один вопрос в беседе сей наскучит,Разбор других по сем тебя подобно мучит.Желаешь ли себе спокойствие снискать?Так больше делать тщись ты, нежель вопрошать.

Ода утро

Подражание французскому

Заря торжественной десницейСнимает с неба темный кровИ сыплет бисер с багряницейПред освятителем миров.Врата, хаосом вознесенны,Рукою время потрясенны,На вереях {Вереи – столбы, на которых навешены ворота.} своих скрыпят;И разъяренны кони ФебаЧрез верх сафирных сводов неба,Рыгая пламенем, летят.Любимец грома горделивыйСвой дерзкий, быстрый взор стремитВ поля, где Феб неутомимыйДни кругом пламенным чертит.Невинной горлицы стенаньеИ Филомелы {Филомела – соловей (миф.).} восклицанье,Соедини свой нежный глас,Любви желаньи повторяют,И громкой песнью прославляютПрироду воскресивший час.От света риз зари багряныхПастух, проснувшись в шалаше,Младой пастушки с уст румяныхСбирает жизнь своей душе.Бежит он – в жалобах ТемираВручает резвости зефираВолнисто злато мягких влас;Любовь ее устами дышет,В очах ее природа пишетПечали нежной робкий глас.Пастух в кустах ее встречает;Он розу в дар подносит ей;Пастушка розой украшаетПучок трепещущих лилей.Любовь, веселости и смехиВ кустах им ставят трон утехи.Зефир, резвясь, влечет покровС красот сей грации стыдливой;Пастух, победой горделивый,Стал всех счастливей пастухов.К водам, где вьет зефир кудрямиВерхи сребриста ручейка.Путем, усыпанным цветами,Ведет надежда рыбака.Друг нежный роз, любовник Флоры,Чиня с ручьем безмолвны споры,Против стремленья быстрых водВ жилище рыбы уду мещет:Она дрожит, рыбак трепещетИ добычь к берегу ведет.Тот тесный круг, что Феб обходит.Есть круг веселия для вас:Забавы, пастыри, выводитВам каждый день и каждый час.Любовь Тирсисовой рукоюИз лиры льет восторг рекоюПрелестных граций в хоровод.Пастушек нежных легки пляски,Сердца томящие их ласкиНеделей делают вам год.Но ах! в кичливых сих темницах,Где страсть, владычица умов,Природу заключа в гробницах,Нам роет бед ужасных ров,Не глас Аврору птиц прекрасныхВстречает – вопль и стон несчастных;Она пред сонмом страшных бед,В слезах кровавых окропляясь,Пороков наших ужасаясь,Бледнея в ужасе идет.При виде пасмурной Авроры,Скупой, от страха чуть дыша,Срывает трепеща запорыС мешков, где спит его душа;Он зрит богатства осклабляясь…С лучами злата съединяясь,Едва рождающийся деньЛьют желчь на бледный вид скупого,И кажут в нем страдальца злогоВо аде мучимую тень.Уже раб счастия надменныйВжигает ложный фимиам,Где идол гордости смятенный,Колебля пышный златом храм,Паденья гордых стен трепещет;Но взор притворно тихий мещет:Его ладью Зефир ведет…Но только бурный ветр застонет,С ладьей во ужасе он тонетВ волнах глубоких черных вод.Авроры всходом удивленна,Смутясь, роскошная женаПускает стон, что отвлеченнаОт сладостных забав она;Власы рассеянны сбирает,Обман ей краски выбирает,Чтоб ими прелесть заменять.Она своим горящим взоромИ сладострастным разговоромЕще старается пленять.Во храме, где, копая гробы {Во храме, где, копая гробы... – то есть в суде.},Покрывши пеною уста,Кривя весы по воле злобы,Дает законы клевета;И ризой правды покровенна,Честей на троне вознесенна,Ласкает лютого жреца;Он златом правду оценяет,Невинность робку утесняетИ мучит злобою сердца.Се путь, изрытый пропастями,Усеян множеством цветов,Куда, влекомые страстями,Под мнимой прелестью оков,Идут несчастны человекиВкусить отрав приятных рекиИ, чувствы в оных погубя,В ужасны пропасти ввергатьсяИ жалом совести терзаться,Низринув в гибели себя.