Полное собрание стихотворений

Кленовский Дмитрий Иосифович

124. Голос мира

Умолк навеки голос с высоты, Угасли знаки вещих откровений... Куда пойдешь, кому послужишь ты И перед кем падешь ты на колени? Все стало тайной. В путах тишины Апостолы в неведеньи томятся, И ангелами вспененные сны Первосвященникам уже не снятся. И все-таки ты не совсем забыт! Взгляни вокруг! В лазоревом просторе Как горний голубь облако парит, Как Гавриил благовествуют зори; Поют ветра - как с неба голоса, А в темноте такой библейской ночи - Как Моисей гремит и жжет гроза, Как Иеремия океан пророчит; И твердь гудит, и прядает звезда, И воинство лесов подъемлет пики, А

в зареве закатов иногда Еще сквозят архангельские лики. Иди и слушай шелест и прибой - Немолчный голос счастья и тревоги! И пусть навеки замолчали боги - Ты не один: мир говорит с тобой! 1949

125

Что весною тебе отмерено - Принесешь ты к своей зиме. Ничего не будет потеряно Из того, что ты здесь имел. Все дурное и все хорошее Перебродит в крови твоей И певучею станет ношею - Собеседником поздних дней. 1950

12

Корзина с рыжиками на локте, А за плечом - мешок еловых шишек. Опушки леса ласковый излишек - Не царский ли подарок нищете!? Затопим печку, ужин смастерим И ляжем спать на стружковой перине. ... Есть в жизни грань, где ты неуязвим, Неуязвим, как ветры и пустыни. 1951

127

Возле дома моего - Поле, больше ничего. Вдоль него, мертво и зло, Напрямик шоссе легло. Каждый вечер (как служу!) По нему хожу, хожу... Час, и час, и снова час, В камни палкою стучась, Сам с собою говоря, До беспамятства куря, - Лишь бы только как-нибудь Обессилеть и заснуть. 1949

128

Мы на земле - рабы своей сумы, И что за поворотом - нам не видно. И вот совсем напрасно просим мы «О смерти мирной, смерти непостыдной». Что пользы нам в прохладной простыне, В глотке воды, в друзьях у изголовья?! Есть смерти злые, трудные, вдвойне Оплаченные ужасом и кровью. В них вещий смысл! Такая смерть несет В себе не просто смерть - преображенье. Проси о ней! Проси о том паденьи, Что душу окрыляет, как полет! 1950

129. Жизнь

Не дорогой - тропой дремучею Мчишься гоголевским Хомой. Оседлала меня, замучила, Наглумилася надо мной... Осадить бы! В крапиву свалится! Только страшно... Ведь в тот же миг Обернется она красавицей И предсмертный раздастся крик. Будет стройною, черноокою На земле лежать, не дыша. И заплачу над ней, жестокою, Той, что все-таки хороша. 1951

130. Сердце и пальцы

Это в пальцах не хватает силы. Сердце - все такое ж, как и было. Сердце шепчет в страхе и в надежде: – Я хочу служить тебе, как прежде! Лишь бы только пальцы поспевали, Все, что напою я, записали! Но у пальцев есть своя забота, Пальцы горькой заняты работой: Прижимаются к вискам свинцовым, Зябнут под подушкою пуховой, Шарят в темноте по одеялу... Некогда служить им сердцу стало! И взмолилось сердце в нетерпеньи: – Что мне мир и миру я - без пенья!? Отпусти меня туда отсюда, Где само, без пальцев, петь я буду! 1951

131. Сон о казненном поэте

– Это он! С кем хочешь я поспорю! Видишь, вот идет он впереди С неизбывной мукою во взоре, С неостывшей пулею в груди! –

Он же умер! Он уже не может Услыхать слова твоей любви! Никакое чудо не поможет! Не ищи его и не зови! – Нет! Скорее! Мы его догоним! Я клянусь тебе! Мы добежим! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Как года - мгновения погони. Год еще - и поравнялись с ним. Страшно заглянуть за эти плечи... Может быть, все это только сон!? Оглянулся - и свершилась встреча, И сомнений нет, что это он. Серый глаз струит холодный пламень, Узкий шрам белеет вдоль щеки... Наш учитель! Вот ты снова с нами! Отзовись! Коснись моей руки! Но запачканные кровью губы Ничего не вымолвили мне. Только вдруг серебряные трубы В солнечной пропели вышине, Рыжегривые заржали кони, И рванулись ввысь, и понесли, И уже не слышен шум погони С убегающей назад земли. Только бездны, вихри и просторы, Звездные озера и сады, И внезапно - старой сикоморы Ствол корявый у скупой воды. След звериный вьется к водопою, Заунывная звенит зурна... Только бы остаться здесь с тобою, Эту радость всю испить до дна! Но стираются черты и звуки, Миг еще - и на сухой траве Судорогой сведенные руки... Окрик парохода на Неве... Люди молча топчутся у ямы, Раздается мерный лязг лопат, А вдали угрюмыми домами Щерится притихший Петроград... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Прошлое! Оно таким мне снится, Как его увидеть довелось: Белою, бессмертною страницей, Пулею простреленной насквозь! 1949

132

Пора привыкнуть к маленькому дому, Неплотной двери, низкому окну, И на тюфяк с примятою соломой Пораньше лечь и отойти ко сну. Все, что могла душа и что умела - Все свершено, и даже в пальцах нет Охоты взяться за былое дело, За ремесло перегоревших лет. И пусть порою жизнь еще доносит Свой блеклый шум, свой приглушенный свет - Все спрошено! К чему еще вопросы!? Осталось только: услыхать ответ. 1950

133. В Комнате умершего

Да, опустело здесь... На кресле, за столом, - Повсюду нет уже родного силуэта... И эта тишина! И вот: не быть вдвоем... Как это оправдать и как осмыслить это!? И все-таки - не плачь! И комнату - покинь! Сойди по лестнице и, стоя на пороге, Вглядись в рассветную бледнеющую синь. Ты видишь, это он шагает по дороге! Не нужно! Не зови! Его уж не вернуть! Но знай: он жив еще и жить ему без счета! Он только погостил и снова вышел в путь. И, слышишь, он поет! Вдали. За поворотом. 1950

134

Все узнав, от самой жгучей муки До утраты самой роковой, Научились мы лихой науке: Не бояться в мире никого! Ничего не просим мы у неба, А когда и даст - не бережем, И краюху поданного хлеба Разрезаем найденным ножом. И в глаза никто нам не заглянет И руки не тронет нам рукой... Разве только на глухой поляне Улыбнется рыжик золотой; Разве только дикая малина На сухом растает языке... Нет у нас ни слуг, ни господина, Жизнью мы проходим налегке. Но за то, что все мы потеряли, Одного мы друга обрели. Он из ясной запредельной дали В золотой спускается пыли. И на плечи положив нам руки, Нас целует в обожженный лоб, Чтобы все земные наши муки Звездным утешеньем замело. 1951