Полное собрание стихотворений

Кленовский Дмитрий Иосифович

146-148. Царскосельские стихи

1

Когда я мальчиком с тобой дружил, Прекрасный город одиноких статуй, Густой сирени и пустых дворцов, Тебя еще не посетили беды: Твой Гумилев был юношей веселым, Ахматова - влюбленной гимназисткой, А Иннокентий Анненский еще Не задохнулся на твоем вокзале, И даже Пушкин твой казался мне Еще не мертвым и не взрослым даже, А шумным одноклассником моим. Прошли десятилетия. Не счесть Твоих утрат. Твои дворцы во прахе Лежат. Твои поэты казнены Презреньем, пулею или молчаньем. И только имя Пушкина одно Еще, как встарь, сияет над тобою Прекрасным

обещанием, залогом Грядущей правды. 1954

2

Казненных муз умолкший городок! Ты сам отрекся от своей же славы, Ты грязной тряпкой вытер след кровавый И притаился... Или изнемог? И странно: в нашей нищенской судьбе, Не чающей ни милости, ни срока, В чужой ночлежке нашего далека К тебе мы ближе, чем ты сам к себе. Для нас одних звучат твои сады, И шевелятся статуи, и зданья Хранят неизгладимые названья И даты несмываемой беды. И обезглавленных тобою муз Еще садятся тени рядом с нами И говорят стихами и слезами, И знаем мы: «Прекрасен наш союз!» ...Ты значишься на карте? Это ложь! Тебя там нет, - мы тоже знаем это! Ты вместе с нами странствуешь по свету И вместе с нами - скоро!
– ты умрешь. 1953

3

Наверно, там еще и ныне Цветет сирень, журчит вода И дева бронзовая стынет У лебединого пруда. Но что-то стало там иначе, Как если бы в иной предел Какой-то гений отлетел... Но кто заметит? Кто заплачет? 1955

149. Не забытое, не прощенное

Когда весной - чужой весной!
–  Опять цветет сирень, Тогда встает передо мной  Мой царскосельский день. Он тронут ранней сединой,  Ему - под пятьдесят, Но молодой голубизной  Его глаза горят. Он пахнет морем и руном  Гомеровской строки, И гимназическим сукном,  И мелом у доски; Филипповским (вкуснее нет!)  Горячим пирожком, Девическим, в пятнадцать лет  Подаренным платком... Стучит капель, оторопев  На мартовском ветру, Звенит серебряный припев  Кавалерийских труб, И голуби, набив зобы,  Воркуют на снегу. ...Я всех забыл, я все забыл,  А это - не могу!

*

За годы зла, за годы бед,  Со мной друживших там, Привык терять я даже след  К покинутым крестам. Я схоронил отца и мать,  Я схоронил друзей, Но их мне легче вспоминать,  Чем запах детских дней. Все, чем согрела жизнь меня,  Я растерял - и пусть! Вот даже Блока больше я  Не помню наизусть. И стало тесно от могил  На дальнем берегу. ...Я всех, я все похоронил,  А это - не могу!

*

Когда я думаю, что вот  Там все теперь не так, И тот, кто песни там поет,  Не близок мне никак; Со мною августовским днем  Не вспомнит злую весть, Не скажет: «Вот сейчас, вдвоем,  “Костер” бы перечесть!» Когда я вспомню, что поэт,  Что всех дороже мне, Убит, забыт - пропал и след!
–  В своей родной стране; Что тот, кто нам стихи сложил  О

чувстве о шестом, - И холмика не заслужил  С некрашеным крестом; Что даже в эти, в наши дни  На невском берегу Его и мертвого они  Как волка стерегут - Тогда я из последних сил  Кричу его врагу: Я всем простил, я все простил,  Но это - не могу! 1955

150

Те пармские фиалки на окне, Что выходили на Неву, завяли. Их нет давно. И нет Невы. И нет Меня, которого узнал едва ли б, Когда бы нынче встретил. Он хранил Еще наивность детства, нежность, жалость, Писал стихи и девушку любил, Что - нет, не с ним - с другими целовалась. Где он теперь? Его давно уж нет. Его убили. Нет, совсем не люди. Так просто где-то затерялся след, И лучше мы о нем совсем забудем. А то он будет ночью в дверь стучать, Заглядывать в окно, слезлив и жалок, И требовать любви, Невы, фиалок... А что ему ответить? Что подать? 1955

151

О, только бы припомнить голос твой - Тогда я вспомнил бы и этот город, И реку (не она ль звалась Невой?), И колоннаду грузного собора, И тонкий шпиль в морозной вышине, И сад в снегу, такой нелетний, голый... О, если б голос твой припомнить мне, Твой тихий голос, твой далекий голос! Что это все мне без него? А он... Он потонул, как все тогда тонули: Без крика, без письма, без похорон, В тифозной качке, в орудийном гуле, С последней шлюпкой, на крутой волне Отчалившей от ялтинского мола... О, если б голос твой приснился мне, Твой дорогой, твой потонувший голос! 1955

152. Весной

Уже серебрятся ветки У старых печальниц-ив, Вздох ветра сквозь ельник редкий Так нежно-красноречив. Настойчивей стали реки, Податливей - берега. ...Лишь повесть о человеке Мучительна и долга. А здесь все быстрей и проще, Все радостнее стократ: Легко зеленеют рощи, Легко расцветает сад. А сколько душе скитаний, Покамест она пройдет, Как этот подснежник ранний, Сквозь этот тяжелый лед! 1954

153. Чистота

Есть недоброе что-то в том, Что к себе чистота нас манит. Чистота... Кто ее тайком Не растопчет и не обманет? Упоительнее всех нег С чистотой быть беспечно-грубым: Резать лыжами свежий снег И девичьи неволить губы. Будь названье твое цветок, Утро, девушка иль страница - Чистота, твой недолог срок, Он всего лишь мгновенье длится. Почему везде и во всем Чистота или вся в былом, Иль вот-вот облететь готова От дыхания, взгляда, слова... Чистота, как тебя сберечь, Братом рядом с тобою лечь? 1955

154 

Дряхлеют вечные слова, И страшно пользоваться ими. Они порой едва-едва Живут под пальцами моими. Напишешь и глядишь: уже Они тускнеют на странице. О, сердце, будь настороже, Подумай, стоит ли трудиться? Сердить людей, сердить богов, Противоречить всем законам, Чтоб мутной изморозью слов Растаять на стекле оконном. 1953