Полное собрание стихотворений
Шрифт:
ПЕРЕВОД:
ПЕСНЯ
Когда же свижусь вновь с тобою,
Дорида милая моя?
О, тронься же моей мольбою,
Услышь, как воздыхаю я.
Ужель моих и мук и пеней,
О дева красоты,
И сердца верного молений
Коль песнь моя тебя тревожит,
Так повторяй же мне, молю,
Коль страсть твоя пылать возможет:
«О Тирсис, я тебя люблю».
И вот меня ты покидаешь.
Видать, я стал тебе невмочь.
Ужель ты зло ко мне питаешь
И счастье всё уносишь прочь?
То сердце, что тебя лишь чтило,
Тебе бы надо наградить.
Его любви ты обучила,
Чтобы теперь его казнить.
Да будет же в сердечной боли
Одно утехою моей:
Ты Тирсиса не сыщешь боле,
Ни сердца не найдешь верней.
AUF DEN K<ONIG> V<ON> P<REUssEN>{*}
Er war der grosste Geist, das Muster grosster Dichter,
Der Tonkunst grosste Ehr, der grosste Sittenrichter,
Der grosste Konig seiner Zeit
Und auch der grosste Freund der Menschenfei<n>dlichkeit.
ПЕРЕВОД:
НА КОРОЛЯ ПРУССИИ
Дела его пиитством превелики,
Блюститель нравов он, прославлен он в музыке,
Монарх великий, мощный дух
И ненавистникам людского рода друг.
ПРИЛОЖЕНИЯ
НЕОКОНЧЕННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ И НАБРОСКИ
ВДОВА{*}
Кто нежность жен к мужьям осмелится оспорить,
Одних чтоб похвалить, других чтобы позорить,
И станет правилом всеобщим принимать,
Что будто нежности в женах нельзя сыскать, —
С тем тотчас я готов хоть пред судом тягаться,
«Неправда, — я скажу, —
Чтоб нежным уж женам к мужьям не отыскаться».
И докажу
Противное тому тем, что я расскажу.
Жена лишилася супруга,
Любезного дружочка, друга,
Когда и как, не знаю я;
Довольно, что жена моя,
В отчаяньи таком жестоком,
В унынии таком глубоком,
В каком никто жены другой
Не видывал родясь, я чаю, никакой,
К могиле мужниной по всякий день приходит
И страшный плач и вопль над мужем производит
И, словом, смертною объемлется тоской.
А муж ее был погребен
На том кладбище, где и прочих хоронили,
А те кладбища были
За городской стеной, где грешников казнили.
В то время, как вдовы был муж тут погребен,
Был грешник тут казнен,
А именно повешен,
За то, что в воровстве был грешен,
И был его стеречь приставлен часовой.
В том городе обряд такой,
Что грешников долой, повесив, не снимают,
А на глаголе оставляют,
Чтобы воров других тем зрелищем страшить
И к воровству бы в них охоту отвратить.
Вдова моя горюет
И над могилою и день и ночь,
Не отходя ни на минуту прочь,
Тоскует
И, зляе что еще, нарочно голодует,
Чтобы из нежности к супругу своему
Последовать скоряй на тот же свет к нему.
Страж грешника сей вопль и горький плач внимает;
Зачем, кто и о ком, страж грешника не знает.
И день и ночь прошли, настал день уж другой;
Мой часовой
Узнать весьма о том желает,
И только ночи он скоряе ожидает,
Затем что днем сойти с часов боится прочь.
Настала ночь.
Пошел мой страж туда, где вдовушка рыдала
И часа смертного себе устроевала.
Стал вдовушку служивый унимать,