Полный карман песка
Шрифт:
— Не «мамкай». Надевай капюшон, или пошли домой.
Уставясь на меня угрюмым взглядом, она надевает капюшон и протягивает мне веревочки, чтобы завязать под подбородком.
— Спасибо.
Мы направляемся вдоль пляжа. Эмми бросается вперед по пустому ровному участку. Она бежит так быстро, как могут нести ее маленькие ноги по твердому, слежавшемуся песку.
Думаю, мы обе видим замок одновременно. Я благодарна, что Эмми замедляется, так что я могу схватить ее и остановить
— Он строит другой замок, мамочка, — говорит она возбужденно, с расширившимися глазами, когда голова Коула появляется из-за строения. — И еще есть цветы.
Она порывается подойти, но я останавливаю ее.
— Может быть, ему нравится это делать, когда никто не смотрит, Эм. Давай позволим ему достроить, а мы можем вернуться завтра и посмотреть, когда все будет готово. Что скажешь?
— Но у него есть цветы, — печально спорит она, указывая на букет ромашек, закопанных в песок. — В прошлый раз он дал мне один.
— Я знаю, малыш, но, думаю, ему хотелось бы оставить их здесь для кого-то особенного.
Я раздумываю, имеет ли это какое-то отношение к его мертвой дочери. Очевидно, что увлечение замками — нечто большее, чем просто забава. Даже с этого расстояния я вижу, какими красными и злыми выглядят его сильные руки. И могу только представить, как холодно им, должно быть, работать с мокрым песком в такой промозглый, ветреный день. К тому же, кто знает, сколько он пробыл здесь, строя очередной замок.
Каждая его деталь так же тщательно продумана, как в первом, что мы видели. Может быть, даже больше. Почему он это делает? Для кого он их строит?
Эмми, должно быть, раздумывает над тем же самым, потому что начинает задавать вопросы, когда я разворачиваю ее, чтобы вернуться тем же путем, которым мы пришли.
— Для кого он оставляет цветы, мамочка?
— Я не знаю, милая, но, бьюсь об заклад, они для кого-то очень особенного для него.
Задумчивая пауза.
— Где его маленькая девочка?
Я устремляю на нее взгляд, к мудрым зеленым глазам, что смотрят на меня. Она так быстро растет. Слезы затуманивают мое зрение, когда я фиксирую каждую деталь этого момента — розовые щеки Эмми, пряди темных волос, выбивающихся из-под капюшона, ее маленькие пальчики в перчатках, сжимающие мои. Она моя причина, чтобы жить. Была ей с того самого дня, как родилась. Все, что я делала, было для нее. Я не могу представить свою жизнь, если Эмми не будет ее частью. И даже не хочу этого.
— Что заставляет тебя думать, что у него есть маленькая девочка?
Она пожимает плечами, не отвечая на мой вопрос. Она очень проницательная, но я не могу предположить, что привело ее к этому заключению.
—
— Больше нет.
— Что с ней случилось?
— Я не знаю.
— Она на небесах?
— Думаю, да.
Она успокаивается на несколько минут, пока мы идем, ее пальцы твердо обхватывают мои. Когда она, наконец, заговаривает снова, ее слова разбивают мне сердце.
— Некоторым малышам не суждено остаться внизу со своими мамами. И папами. Некоторые малыши — ангелы. А ангелам суждено быть на небесах.
Она не спрашивает меня. Она рассказывает, словно взрослая, пытается деликатно объяснить. Будто помогая мне понять.
— Может быть, милая.
— Некоторым из них суждено быть здесь совсем немного, а потом уйти.
— Возможно.
Я раздумываю над ходом ее мыслей, над тем, как она в своей голове оправдывает смерть ребенка. Я не знаю, в каком возрасте большинство детей способны реально понять смерть, но Эмми достаточно сообразительна, чтобы правильно выразиться уже сейчас. Я не хочу добавлять еще тревог, объясняя бессмысленную трагедию.
И снова длинная пауза; Эмми на ходу рассматривает носки своей обуви.
— Ты будешь такой же печальной, как он, если я уйду на небо?
Мое сердце замирает в груди. Всего лишь мысль… но от нее перехватывает дыхание
самым болезненным способом.
— Я бы никогда снова не стала прежней, — говорю я ей, пытаясь контролировать дрожь в голосе.
— Но я не хочу, чтобы ты была печальной. Я хочу, чтобы ты была счастлива, даже если меня не будет рядом, чтобы сделать тебя счастливой.
— Я никогда не смогу быть счастлива без тебя, Эмми. Ты весь мой мир. Мой солнечный свет.
Она молча обдумывает это, и я немедленно сожалею, что была с ней так откровенна. Я не хочу, чтобы она несла это бремя — удерживать свою мать от падения. Нет ребенка, способного выдержать подобную ответственность.
— Может быть, тогда я смогу остаться, пока у тебя не появится еще что-то счастливое.
Я останавливаюсь, приседаю перед своей дочерью, беру обе ее руки в свои. Смаргиваю слезы. Я не хочу ее пугать.
— Эмми, ты никуда не уйдешь. Его маленькая девочка погибла в аварии. Такое иногда случается, но это не значит, что то же произойдет с тобой.
— Но я не смогу всегда быть рядом, мамочка. И я не хочу, чтобы ты была печальной. — В ее взгляде отражается сердце. Она на самом деле беспокоится об этом. Обо мне. О том, что может случиться со мной, если ее здесь не будет.
Я прикасаюсь к ее гладкой, холодной щеке.
— Не беспокойся обо мне, малыш. Это моя работа — беспокоиться о тебе. Не наоборот.