Полоса невезения
Шрифт:
Я чуял. Гнилью теперь тянуло из августовской ночи, и раздавались по углам какие-то мышиные шорохи.
– И что, никакого выхода нет?
– пробурчал я.
– Зверство же. И ладно бы какой-нибудь шестнадцатилетний маньяк-расчленитель, а то ведь... Мне показалось, вполне нормальный парень. Диковатый малость, импульсивный. Но за это - ломать мозги? Уж честнее пулю в затылок...
– Да и я тебе про что толкую, - вздохнул Осоргин.
– Он, если уж правду говорить, вообще ни в чем не виноват. Выпустил скинов, пожалел. Значит, сердце у человека есть. Значит, может сочувствовать, понимает, каково это сидеть в темноте и расстрела ждать. Вдобавок смелый, знал ведь, что потом по головке не погладят. Правда, не настолько
– То есть будь он не в "Веге", а у тебя в "Березках", и выпусти он точно так же этих белых воинов...
– То все свелось бы к тому, что вызвал бы я его вот сюда, посадил бы на этот диванчик и полчаса бы мозги прочищал. На предмет что бывает, когда хотят "как лучше". Но он - в "Веге", а это такой... заповедник. И я ни чего с ними не могу поделать, у ихнего смотрителя, Ситрека, в совете Старших Хранителей огромное влияние.
Когда я готовился к поездке в "Березки", то, разумеется, полистал сведения и о прочих "упсах". Но на "Веге" взгляд тогда не зафиксировался, и кто там рулит, я благополучно забыл. Оказалось - зря.
– Володя Ситрек - сложная штучка, - продолжал Осоргин.
– Абсолютно убежденный в своей правоте, неподкупный, кристально честный, в быту аскетичен, вредных привычек не имеет. Детей любит фанатично. Вот скажи, чего нашей Высокой Струне еще надо? Будь он нечист на руку или если бы, к примеру, тайно развлекался с пятилетними девочками - Струна при первом же восхождении его б и сожгла. А так - ничего с ним не поделать, упертость и странные фантазии Струна не фиксит.
Я мысленно хмыкнул. Что ж это тогда меня она не придушила, тайного беглеца? Остается признать: Струна - дело тонкое. А где тонко - там и рвется.
– Ну и что теперь? Жаловаться на самый верх? Главному?
Осоргин не ответил. Повернувшись лицом к окну, он молчал, плечи его как-то странно закаменели, а пальцы со всей силы вцепились в белый подоконник, словно желая его отломить.
– Смотри, какой расклад, - наконец отозвался он.
– К утру подсчитают детские голоса. И уверяю тебя, большинство скажет, что Соболев - предатель, и с ним надо по всей строгости. Ты не забывай про ту малышню, которых избили. Дашеньку, которой ребро сломали. У нас, знаешь, старшие мелких мало сказать не обижают, а вообще за них горой. Самому же пришлось внедрять... А Соболев, кстати, для них почти чужой. Вот и смотри. А дальше, учитывая демократическое волеизблевание нашей детской массы, нам троим - мне, Стоговой и тебе - придется решать судьбу Соболева. При этом невозможно оставить его в "Веге". Невозможно перевести в "Березки" - если я и стану этого добиваться, то на волокиту уйдет хорошо если месяц. А ждать "Вега" не станет - зафигачит пацана в Заполье. На улицу его тоже не выгнать. Патронаж "Струны". Получается, либо Заполье, либо...
Он вновь замолчал и потянулся за сигаретой. Желтое пламя зажигалки ударило меня по глазам, рассыпалось множеством розовых точек-искорок.
– Что "либо"?
– почему-то шепотом спросил я.
– Есть один вариант, - Осоргин затянулся и выпустил сизое колечко дыма.
– Называется "индивидуальный патронаж". В исключительных случаях ребенка, может взять на воспитание кто-то из наших людей, рангом не ниже Хранителя второй категории. С разрешения его начальства. И взяв, он несет за него ответственность вплоть до совершеннолетия. Ответственность не только моральную. При восхождении к Струне отвечать придется сразу за двоих. Имей это в виду. Ну, на государственном уровне, как сам понимаешь, оформляется опекунство... Вот и смотри сам. Утром мы будем решать. Ольга начнет орать
Я сидел и чувствовал, как кто-то огрел меня по голове невидимой подушкой. Хоть и мягкой, но более чем увесистой. Взять на воспитание хулигана Соболева... хотя какого уж там хулигана... Димку, который мне доверился... и которому доверился я... Да о чем вообще разговор, если альтернатива - вырезанные скальпелем мозги? И в то же время холодный трезвый голосок у меня в мозгу шептал, что ожидает меня веселое будущее. Что с Димкой мне придется трудно, характер отнюдь не сахарный... Что если меня все же когда-нибудь разоблачат, то не пожалеют и пацана. Это ж надо мальчик находился под длительным воздействием глиняного и сам от него глины набрался. Значит, как минимум очередной приют, а как максимум - центр психокоррекции в Заполье. А если разоблачение случится лет через пять, когда Димка вырастет? Станут ли тогда с ним церемониться?
Впрочем, я и сам понимал, что все это шкура неубитого медведя, а решать надо сейчас. В эту вот пропитанную лунным светом, пропахшую полынью секунду.
– О чем разговор, Юра? Конечно, я согласен. Спасать так спасать, самое струнное дело. Только вот разрешит ли Елена Ивановна?
– Так позвони, - пожал плечами Осоргин.
– Сейчас?
– присвистнул я.
– В половину третьего ночи? Да ты понимаешь, куда она нас обоих пошлет?
– Ты больной, да?
– скорбно посмотрел на меня Юрик.
– При чем тут ночь, когда такие дела варятся. Короче, подотри сопли и доставай "мыльницу".
Тон его ощутимо изменился. Так, наверное, офицер Осоргин командовал своими солдатами - там, в душном и пыльном Дальнегорске, где в воздухе дрожало марево из испарений крови, ненависти и боли. И попробуй такому не подчинись - мигом разложит на простые множители.
Хмуро кивнув, я вынул мыльницу, пощелкал кнопками. Долго шли гудки, потом прорезался мрачный голос:
– Ну, Косточка, что еще у нас плохого?
Как ни странно, я успокоился и минуты за две вкратце рассказал ей о здешних событиях. Потом перешел к главному - к варианту "индивидуального патронажа".
Лена слушала внимательно, не перебивала. Лишь хмыкала в некоторых местах.
– Ладно, я все поняла, - вздохнула она.
– Маразм крепчает. Хорошо меня там у вас не было, я бы этой дуре всю ее гладкую морду расцарапала б... Шучу, шучу, есть же бесконтактные методы... В общем, что мне говорить? Вы там с Юрием все правильно решили. Так что забирай мальчика, какие проблемы. Заодно, - в голосе ее прорезалась ирония, - будет практическая польза. Типа постирать там, продуктов купить, полы помыть... А то живешь как безумный ученый из древней фантастики... некому о тебе и заботиться. Ты, между прочим, раз уж за такое дело берешься, то с этим, как его... Димой... ты построже. Не то от рук отобьется, мальчик-то явно не подарок. Сразу поставь его на место. Он типа как твой ординарец, и значит, дисциплина чтобы военная.
Осоргин, которому прекрасно был слышен Ленин голос, одобрительно кивал.
– А как приедешь завтра, напишешь подробнейший отчет, по этой самой "Веге" и лично госпоже Стоговой. Начнем позиционную войну. Ситрек этот совсем уже оборзел. Ладно, чао. А то я тут как раз спала...
Я отчетливо представил, как при этих словах она сладко потянулась. И по телу пробежала жаркая волна. Лена, Ленка, Елена Ивановна! Ну почему та ночь оказалась первой и последней? Почему в Столице ничего у нас не срослось? Может, оно и к лучшему, спекся бы я от ее пламени... И все же, все же...