Полоса невезения
Шрифт:
В "мыльнице" послышался писк тонких гудков.
– Ну вот, а ты боялся, - наставительно воздел палец Осоргин.
– Теперь переходим ко второму пункту нашей программы.
Он вдруг оказался возле стоящего в дальнем углу маленького холодильничка, с метр высотой. Я вообще раньше принимал этот агрегат за тумбочку. Миг - и оттуда, из освещенного тусклой лампочкой нутра явилась запотевшая бутылка водки "Командор", а затем - неприхотливая, но обильная закуска.
– Это с какой радости?
– ошалел я.
– Радости?
– уставился на меня Юрик.
– Ты что, родной, забыл, какое сегодня число?
– Семнадцатое августа. А что?
Осоргин одарил меня долгим и внимательным
– Извини, Юр, совсем из головы вылетело, за нашей-то суетой... Грустная дата.
– Куда уж веселее, - кивнул Юрик и резко свинтил бутылке жестяную пробку.
– Отметить надо. Помянуть ребят. Ты не бойся, тебя я спаивать не буду. День завтра сложный, боевой... а ты, объективно говоря, по этой части не силен.
– Он постучал ногтем по горлышку бутылки.
– Так что глотни символически. А я уж... Расслабиться, короче, надо.
Он разлил водку по стаканам в неравной пропорции - мне на два пальца, себе - почти до края.
– Ну давай! Пусть им всем земля будет пухом, кто там остался. И гореть в аду тем, кто все это дерьмо затеял!
Мы выпили одновременно. Водка обожгла горло, но я не обратил на это внимания. Заботливый Юрик, однако, сейчас же накормил меня огурцом.
– Давай! Кушай хорошо, утром чтобы ни следов. А то представь, что Стогова о нас подумает... Блин... О каких мы глупостях. Там все было иначе... Там таких Стоговых...
На этот раз он пьянел быстро. Видно, душа просила. Глаза его блестели, речь сделалась отрывистой.
– Думаешь, я тот мост забыл? Фигли... Он же мне снится, понимаешь? Часто... Ты должен понимать, тебя тоже обожгло. Я ж тогда молодой был... Прапорщик. С флота уже уволился, остался на сверхсрочную. Переподготовку прошел... У нас спецподразделение было. Знаешь, держали когда-то таких универсалов на границах с капстранами. Преследование по берегу, по морю... Хоть в космосе, хоть у шайтана в жопе... Вот. Я и еще восемь ребят, срочников, но тоже не очкастых плоскостопиков. Мы сторожили границу, мы знали как оборонять, но нападение... Ну вот, и когда наши руководящие крысюки начали свой "дранг нах остен", нас как раз и бросили, типа прикрывать пехоту. Ты прикинь, у нас специализация - оборона, в землю чтобы зубами и держаться, пока регулярные части не подойдут. А нас туда, в наступление - типа вы там близко, фактор внезапности и все дела!
Он добавил извилистое матросское выражение и снова плеснул себе в стакан. Махнул, зажевал соленым помидором и продолжал:
– И смотри - кинули они в наступление пехтуру, пацанов-салажат, ни фига не обученных. Те и ломят грудью, а мы сзади, прикрываем типа. То есть зачищаем. Знаешь, как? Знаешь. Чуть где в окне шевельнется что - гранату. Подвал - и туда гранату. У родины боеприпасов много, чего жалеть, да? К вечеру никто и не шевелился. А мальчишки гибнут, косяками. А мы идем и подбираем тела. Весело, да? Те-то, ублюдки, они уже смылись, по горам своим засели... кроме тех, что с генералами нашими водку пьют и гешефты перетирают... А тут крови... Ты поверишь, я потом уже, когда вернулся, сдвинулся слегка. Руки по десять раз в день мыл, всё запах мерещился. И сны... И тот мост... Они ведь к нам тогда бежали... а расстояние большое, сходу не разберешь. Да и не приучены мы разбирать, у нас же рефлексы... Ну и засадил со всей дури... из миномета... и мост в клочья, и...
Он с такой силой сдавил стакан, что я испугался - сейчас раздавит и порежется осколками. Но обошлось. То ли стаканы у Юрика повышенной
– Слушай, а как получилось, что ты в "Струну" попал? Как я понимаю, ты один из первых?
Осоргин задумчиво посмотрел на стакан в своей руке, на почти допитую бутылку. Помотал головой.
– Да, мне тоже хватит... А насчет "Струны". Да, так вот получилось. Уволился я из рядов, после Дальнегорска. И контузия была, и вообще... ну ты понял. Поехал домой к себе, в Южный. Ну а там встретил человека. Вот именно - человека!
– он выделил голосом это слово.
– Ну, узнал про всякое такое... Тогда ведь ничего еще у нас не было. Только Струна, да несколько одиночек, сбившихся в стаю... Решали местные вопросы. Потом уже сегменты в других городах появились, первые приюты тогда же... Потом все стало организовано... как видишь, даже слишком... Поначалу всерьез нас не принимали. КПН, ясное дело, рыл, но эти-то люди мудрые, всего насмотрелись, таких "секретных материалов", что никаким янки не снилось. Поняли, что лучше с нами дружить, тем более, ничего вредного мы вроде как не хотим. А вот "братва" долго не верила. Потом уж догнала, что со Струной шутки плохи, но у них мысли на одну тему настроены - как бы бабла срубить, - Юрик ухмыльнулся.
– Союзы нам предлагали, на "стрелки" звали, в киллеры, прикинь, переманивали... Кое-кто командовать даже пробовал. Один пахан так и сказал: "Пацаны, ну вы ж втыкаете, такое своевольничать - это ж не по понятиям!" Покойник держал в Южном порнобизнес...
Было в нем что-то от героев детских книжек - героев, которых в нормальной, взрослой жизни не бывает. Вот ведь, кажется, простой мужик, сидит в мятой майке, водку пьет, а прозвенела у него внутри какая-то струнка - и готово дело, хату покинул, пошел воевать. Нутряная какая-то, былинная сила жила в нем. И не от Высокой Струны питалась эта сила, сейчас я чувствовал это совершенно явственно. Такой вот Илья-Муромец тридцать три года валяется на печи, а потом как встанет - горы свернет и всем темным силам даст прикурить "Беломора". А после сядет пить горькую, потому что тесно ему в наших земных рамках, тесно и безысходно. Рубит он чудищу поганому головы, а те отрастают в геометрической прогрессии...
– Ты пойми, - сказал он вдруг совершенно трезво, - всё у нас гораздо сложнее, чем кажется. Это многие понимают, это даже Старик понимает. Его многие недооценивают, считают "логотипом фирмы", этаким дедушкой в маразме - а он ведь всё знает, он всё видит... С ним пытаются заигрывать, им хотят вертеть-крутить, только хрен им... Он еще держит вожжи... Пока еще держит... И понимает, как запутался. Пожалуй, только он один и понимает.
"А как же ты?" - чуть было не спросил я, но вовремя удержался.
– А, ладно! Не в раковину же выливать, - вдруг рассмеялся Осоргин наполнил стакан остатками водки. Залпом жахнул, выдохнул и повернулся ко мне:
– Будешь говорить со Стариком - не забудь, что я сказал. Пригодится. Понял?
Я кивнул. Что еще оставалось? Хотя о каком Старике идет речь, и почему это с ним надо говорить, я упорно не понимал. Кто-то из высшего руководства? Может, спросить у Лены? А еще лучше не спрашивать... Сколько раз убеждался: язык мой - враг мой...
– Ты как, Костя? В норме?
– Юрик подошел ко мне, присел на корточки, всмотрелся в мои глаза.
– Плывешь уже, чую. Так что иди-ка ты спать, завтра с утра в бой. Сделаем мы эту дамочку, не боись. И пацана выручим, и вообще... прорвемся, Костян! Ты иди... а я тут посижу, кузнечиков послушаю... чувство такое, знаешь... как перед расстрелом...