Половина желтого солнца
Шрифт:
— Размазней? Ты что-то путаешь, Эдна. И не моя вина, что тебя бросили.
Изумление на лице Эдны сменилось отвращением, она развернулась и вышла. Оланна смотрела ей вслед, жалея о своих словах. Но она не кинулась вдогонку просить прощения, а решила выждать день-другой. Ее вдруг одолел голод, лютый голод. Оланна выскребла из кастрюли рис, даже не разогрев как следует, выпила две бутылки холодного пива, но голод так и не отступил. Проглотив печенье и два оставшихся апельсина, она решила сходить в «Истерн» за вином. И напиться. Будет пить, сколько влезет.
Две
Оланна обозревала винные бутылки, когда подошел Ричард.
— Я тебя издали увидел.
— Привет, Ричард. — Оланна заглянула к нему в корзину. — Сам ходишь за покупками?
— Харрисон уехал на несколько дней домой, — объяснил Ричард. — Как дела? Все хорошо?
Оланну уязвило сочувствие в его глазах.
— Лучше не бывает. Никак не могу решить, какое выбрать. — Оланна указала на две бутылки. — А не взять ли обе? Выпьем вместе и определим, какое лучше. Есть у тебя свободный часок? Или надо бежать за письменный стол?
Ричард был ошарашен ее веселостью.
— Не хочу навязываться, право слово…
— Навязываться? О чем ты говоришь! К тому же ты еще не был у меня, — Оланна запнулась, — в квартире.
Она будет, как всегда, любезна, они выпьют вина и станут говорить о его книге, о цветах, которые она посадила, об искусстве Игбо-Укву и о провале выборов в Западной области. А потом Ричард расскажет Оденигбо, что у нее все отлично. У нее ведь все отлично, правда?
Пришли к ней. Ричард чопорно, с прямой спиной, сел на диван. В доме у Оденигбо он чувствовал себя непринужденно, а здесь даже бокал с вином сжимал побелевшими пальцами. Оланна устроилась на ковре, и они выпили за независимость Кении.
— Непременно напиши, какие ужасы творили британцы в Кении, — сказала Оланна. — Они отрезали кенийцам яйца…
Ричард что-то промямлил и отвел взгляд. Надо же, какой скромный, сконфузился от слова «яйца». Оланна наблюдала за ним с кривой ухмылкой.
— Разве они не отрезали кенийцам яйца?
— М-м-м… Да.
— Вот и напиши. — Второй бокал Оланна пила не спеша, запрокидывая голову; прохладная влага струилась в горло. — Название у книги уже есть?
— «Корзина рук».
— «Корзина рук»?.. — Оланна поднесла бокал к губам, проглотила последние капли. — Мрачновато.
— Это книга о труде. Обо всем, что было достигнуто трудом, о железных дорогах и прочем, но и об эксплуатации, о злоупотреблениях предпринимателей в колониях.
— Вот как.
Оланна откупорила вторую бутылку. Налила сначала себе. Во всем теле она ощущала легкость, и голова была ясная; Оланна знала, чего хочет, и отдавала себе отчет в том, что делает. Она подошла к Ричарду, вдохнула его запах.
— Я… еще не допил.
— Вижу.
Оланна поставила бутылку на пол, провела пальцами по мягким золотистым волоскам на руке Ричарда. Не сравнить с порослью на теле Оденигбо, вообще никакого сравнения с Оденигбо. Ричард повернул голову, посмотрел
— Сядь со мной рядом, — сказала она.
Они сели бок о бок на полу, спиной к дивану. Ричард промямлил: «Мне пора» — или что-то вроде. Но Оланна знала: он не уйдет и, если она ляжет на колкий ковер, он ляжет рядом. Она поцеловала его в губы. Он с силой притянул ее к себе, но тут же отстранился. Слышно было его шумное, частое дыхание. Оланна расстегнула ему брюки, отодвинулась, чтобы снять их, и рассмеялась — стащить брюки помешали ботинки. Она сняла платье. Ричард лег на нее сверху, ковер покалывал ее голую спину, мягкие губы Ричарда обхватили сосок. Он не кусался, как Оденигбо, не проводил языком по ее коже так, что она забывала все на свете; он просто целовал ей живот.
Все изменилось, едва он вошел в нее. Двигаясь ему в такт, Оланна будто стряхивала оковы, рвалась на свободу с громкими, громкими криками. Когда все кончилось, на нее снизошло счастье, довольство, чуть ли не благодать.
Ричард почти с облегчением услышал печальную новость. Кончина сэра Уинстона Черчилля обеспечила ему предлог не ехать на выходные в Порт — Харкорт. Он пока не был готов к встрече с Кайнене.
— Конец твоей дурацкой шутке про Черчилля? — спросила по телефону Кайнене, узнав, что Ричард едет в Лагос на панихиду в британском посольстве. Ричард засмеялся, а потом представил, что она обо всем узнает и бросит его и он никогда больше не услышит ее насмешливый голос.
Прошло всего несколько дней, но даже от квартиры Оланны у него уцелело лишь смутное воспоминание. Он тогда уснул на полу в гостиной, а проснулся с тупой головной болью, стыдясь своей наготы. Оланна, полностью одетая, молча сидела на диване. Ричард смутился, не зная, следует ли поговорить о том, что случилось. Кончилось тем, что он повернулся и вышел без единого слова, не дожидаясь, пока сожаление на ее лице сменится неприязнью. Она не остановила свой выбор именно на нем, на его месте мог оказаться кто угодно. Ричард чувствовал это, даже когда держал ее нагую в объятиях, и все же ничто не помешало ему насладиться ее пышным телом, отзывчивым на ласки. Еще ни разу и ни с кем Ричарда не хватало так надолго.
Теперь он чувствовал горечь утраты. Его восхищение Оланной держалось на ее недоступности, он поклонялся ей издали, но после того, как ощутил вкус вина на ее губах, пропитался ее кокосовыми духами, будто лишился чего-то дорогого. Утратил мечту. Но страшнее всего было потерять Кайнене. Он решил во что бы то ни стало скрыть от нее правду.
Сьюзен сидела с ним рядом на панихиде и, стиснув руки в перчатках, прижималась к Ричарду, пока звучали отрывки из речей сэра Уинстона Черчилля. По окончании поминальной службы Сьюзен предложила выпить в клубе поло. Как-то раз она уже водила его туда и сетовала, сидя у кромки большого зеленого поля: «Черных стали сюда пускать всего несколько лет назад, зато сейчас они валят толпами — и ничего не смыслят в игре, уж ты мне поверь».