Польские земли под властью Петербурга. От Венского конгресса до Первой мировой
Шрифт:
Тем не менее дело повстанцев было безнадежным – ввиду бесспорного военного преимущества великих держав. Как и следовало ожидать, восстание не только спровоцировало интервенцию со стороны России и Пруссии, но и укрепило позиции сторонников тотального разгрома Польского государства. Российская императрица сначала отдавала предпочтение идее полной интеграции последнего – точнее, того, что от него осталось, – в состав Российской империи, но это вызвало протесты со стороны Пруссии. Поэтому в июле 1794 года Екатерина согласилась на переговоры о разделе, которым после разгрома восстания и ареста Костюшко в октябре 1794 года уже никто не мог помешать 41 .
41
См.: Moritz E. Preussen und der Ko'sciuszko-Aufstand 1794. Zur preussischen Polenpolitik in der Zeit der Franz"osischen Revolution. Berlin, 1968. S. 47; M"uller M. G. Zweite Teilung; Idem. Die Teilungen Polens, прежде всего S. 54–56; Str"obel A. Die polnischen Teilungen. Ein analytischer Vergleich // Altieri R. (Hg.). Spielball der M"achte. S. 14–37.
После того как предложение России полностью и в одностороннем порядке аннексировать остатки Польского государства было отвергнуто, интерес царицы сосредоточился на том, чтобы и при трехстороннем разделе все же заполучить как можно более крупную территорию. С этой целью в январе 1795 года Петербург заключил двустороннее соглашение о разделе Польши с Австрией, в котором смог обеспечить выполнение своих далекоидущих территориальных притязаний. То доминирующее положение, какое России удалось таким образом приобрести, царица в дальнейшем использовала, чтобы не допустить увеличения прусской доли. Соперничество Австрии и Пруссии – их интересы в принципе были противоположны – дополнительно усилило этот эффект. Итак, Россия доминировала в альянсе, делившем Польшу в третий раз; прусская позиция была ослаблена по сравнению со вторым разделом и в конечном итоге оказалась менее успешной, в то время
42
См.: Miller A., Dolbilov M. «The Damned Polish Question». Прежде всего p. 425–427; M"uller M. G. Zweite Teilung. S. 618; Idem. Die Teilungen Polens. S. 54–56; Str"obel A. Die polnischen Teilungen. S. 30–34.
Итоги российской экспансии 1772–1795 годов выглядели вполне удовлетворительными, с точки зрения Петербурга. Ковно, Вильна, Витебск, Гродно, Минск, Могилев, Волынь, Подолия и районы, лежащие непосредственно к западу от Киева, стали частью Российской империи. Это расширение территории России в западном направлении стало, несомненно, результатом сочетания «негативной польской политики» «союза трех черных орлов» с одной стороны и динамики внутрипольского конфликта, разрушавшего хрупкую и в то же время готовую к реформам шляхетскую Речь Посполитую, – с другой. Но вместе с тем это расширение российской территории являет собой и следствие традиции, даже можно сказать – логики имперской экспансии, которая отличала Российскую державу на протяжении веков. Ведь установление гегемонии Москвы или Петербурга над соседними территориями традиционно приводило к включению этих территорий в состав Российского государства и лишь в исключительных случаях – к складыванию других моделей косвенного управления ими как протекторатами. Со времен Петра Великого, если не раньше, расширение территории государства составляло одну из основ легитимности императорского дома и, начиная с Северной войны, стало направляться на запад 43 .
43
Об этом «мотиве завоевания» см. прежде всего работу Ричарда Уортмана: Wortman R. Ceremony and Empire in the Evolution of Russian Monarchy // Evtuhov C., Gasparov B., Ospovat A., Hagen M. von (eds). Kazan, Moscow, St. Petersburg. P. 23–39. И более подробно – в его же двухтомнике о сценариях имперской власти: Idem. Scenarios of Power. Myth and Ceremony in Russian Monarchy. From Peter the Great to the Death of Nicholas I. Princeton, 1995; Idem. Scenarios of Power. Myth and Ceremony in Russian Monarchy. From Alexander II to the Abdication of Nicholas II. Princeton, 2000 [рус. изд.: Уортман Р. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии: В 2 т. М., 2000]. См. также: Utz R. Russlands unbrauchbare Vergangenheit. Nationalismus und Aussenpolitik im Zarenreich. Wiesbaden, 2008. Прежде всего S. 216–245.
Поэтому оккупация и интеграция польских территорий не были чем-то новым для петербургских правителей и при последующем построении системы имперского управления новоприобретенными землями они прибегали к знакомым схемам. Как и в случае с прибалтийскими провинциями, инкорпорация Польши сначала происходила путем кооптации местной лояльной знати в российское дворянское сословие. Еще Екатерина использовала этот проверенный интеграционный механизм домодерной полиэтничной империи; Александр I данный процесс форсировал 44 .
44
Об этом фундаментальном механизме инкорпорации, действовавшем в домодерной многонациональной державе, см.: Kappeler A. Russland als Vielv"olkerreich. Entstehung, Geschichte, Zerfall. M"unchen, 1992. S. 134–138; о польско-литовских территориях: Ibid. S. 103–104. О кооптации дворянства западных провинций Российской империи см. прежде всего: Долбилов М. Д., Миллер А. И. (ред.). Западные окраины. Гл. 3; Ganzenm"uller J. Ordnung als Repr"asentation von Staatsgewalt. Das Zarenreich in der litauisch-weissrussischen Provinz (1772–1832) // Baberowski J., Feest D., Gumb C. (Hg.). Imperiale Herrschaft in der Provinz. Repr"asentationen politischer Macht im sp"aten Zarenreich. Frankfurt am Main, 2008. P. 59–80; Idem. Zwischen Elitenkooptation und Staatsausbau. Der polnische Adel und die Widerspr"uche russischer Integrationspolitik in den Westgouvernements des Zarenreiches (1772–1850) // Historische Zeitschrift. 2010. Bd. 291. S. 625–662; Kraft C. Polnische milit"arische Eliten in gesellschaftlichen und politischen Umbruchprozessen 1772–1831 // Gestrich A., Schnabel-Schuele H. (Hg.). Fremde Herrscher – Fremdes Volk. Inklusions- und Exklusionsfiguren bei Herrschaftswechseln in Europa. Frankfurt am Main, 2006. S. 271–295; M"uller M. G. Der polnische Adel; Velychenko S. Identities, Loyalties, and Service in Imperial Russia. Who Administered the Borderlands? // Russian Review. 1995. Vol. 54. No. 2. P. 188–208. О схожих процессах в Галиции после включения ее в монархию Габсбургов см.: Rezn'ik M. Neuorientierung einer Elite. Aristokratie, St"andewesen und Loyalit"at in Galizien (1772–1795). Frankfurt am Main, 2016.
И все же «восточные территории» бывшей Речи Посполитой представляли особый случай. Вероятно, в ответ на мощное негативное эхо, которым европейская общественность отреагировала на первое в истории полное уничтожение крупного европейского государства, российские авторы изображали присоединенные территории как исконно русские земли. Поэтому на них проводилась такая интеграционная политика, которая на протяжении всего XIX века отличалась от политики в отношении польских «основных провинций», узурпированных Санкт-Петербургом по результатам Венского конгресса. Это было сознательной программой, и потому российская интеграционная политика в западных губерниях характеризовалась принципиальным внутренним противоречием. С одной стороны, Петербург шел по пути кооптации элиты, но с другой – также делал ставку на расширение государственных институтов и сфер принятия решений, что для польского дворянства было равносильно недопустимому вмешательству извне. Эта амбивалентность регулярно вызывала напряженность и множество конфликтов при символической интеграции шляхты, при государственной регистрации дворянства и происходившем при этом понижении дворянских титулов. Тем не менее следует отметить, что и Екатерина II, и Павел I, и прежде всего Александр I в своей польской политике руководствовались в принципе прагматическими соображениями, которые при возникновении проблем диктовали выбор в пользу сотрудничества с местными элитами, а не форсированной экспансии государства 45 .
45
См. прежде всего: B"omelburg H.– J. Inklusion und Exklusion nach der Ersten Teilung Polen-Litauens. Die "osterreichische, preussische und russl"andische Regierungspraxis in Galizien, Westpreussen und den weissrussischen Gouvernements Polack und Mahileu im Vergleich (1772–1806/07) // B"omelburg H.-J., Gestrich A., Schnabel-Sch"ule H. (Hg.). Die Teilungen Polen-Litauens. S. 171–200; Долбилов М. Д., Миллер А. И. (ред.). Западные окраины. С. 75–80; Czubaty J. Zasada «dw'och sumie'n». Normy postepowania i granice kompromisu politycznego Polak'ow w sytuacjach wyboru (1795–1815). Warszawa, 2005; Ganzenm"uller J. Russische Staatsgewalt und polnischer Adel. Elitenintegration und Staatsausbau im Westen des Zarenreiches (1772–1850). K"oln, 2013. Прежде всего Kap. 1–3; Portnov A. «Unsere Leute» identifizieren. Die «ukrainischen Territorien» 1772–1831 // B"omelburg H.-J., Gestrich A., Schnabel-Sch"ule H. (Hg.). Die Teilungen Polen-Litauens. S. 201–244. Об особенностях интеграционной политики в западных губерниях в более поздний период см.: Долбилов М. Д. Культурная идиома возрождения России как фактор имперской политики в Северо-Западном крае в 1863–1865 гг. // Ab Imperio. 2001. № 1–2. С. 227–268; Dolbilov M. Russification and the Bureaucratic Mind in the Russian Empire’s Northwestern Region in the 1860s // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2004. Vol. 5. No. 2. P. 245–272; LeDonne J. P. Frontier Governors General, 1772–1825. I. The Western Frontier // Jahrb"ucher f"ur Geschichte Osteuropas. 1999. Bd. 47. H. 1. S. 57–81; Idem. Frontier Governors General, 1772–1825. II. The Southern Frontier // Ibid. 2000. Bd. 48. H. 2. S. 161–183; Miller A. Shaping Russian and Ukrainian Identities in the Russian Empire During the Nineteenth Century. Some Methodological Remarks // Ibid. Bd. 49. H. 2. S. 257–263; Idem. The Ukrainian Question. The Russian Empire and Nationalism in the Nineteenth Century. Budapest, 2003; Velychenko S. Identities, Loyalties, and Service; Weeks T. R. Nation and State in Late Imperial Russia.
Тот факт, что такая интеграционная политика Александра I, отмеченная неискоренимыми противоречиями, могла оказаться эффективной и инициировать удивительные реформы, объясняется не только либерализмом молодого царя. Князь Адам Ежи Чарторыйский как представитель фракции польского дворянства, лояльной царю, принадлежал к ближайшему кругу друзей и советников Александра
46
См., в частности: Flynn J. T. The University Reform of Tsar Alexander I, 1802–1835. Washington, 1988. P. 40–50, 112–122; Kusber J. Eliten- und Volksbildung im Zarenreich w"ahrend des 18. und in der ersten H"alfte des 19. Jahrhunderts. Studien zu Diskurs, Gesetzgebung und Umsetzung. Stuttgart, 2004. Прежде всего S. 375–381; Saunders D. Russia in the Age of Reaction and Reform, 1801–1881. London, 1992. P. 19–25; V"olkl E. Zar Alexander I. und die «polnische Frage» // Saeculum. 1973. Bd. 24. S. 112–132; Zawadzki W. H. Russia and the Re-opening of the Polish Question, 1801–1814 // The International History Review. 1985. Vol. 7. No. 1. P. 19–44. О Чарторыйском см. также: Czubaty J. Zasada «dw'och sumie'n»; Morley C. Alexander I. and Czartoryski. The Polish Question from 1801–1813 // Slavonic and East European Review. 1946. Vol. 25. P. 405–426; Zawadzki W. H. A Man of Honour. Adam Czartoryski as a Statesman of Russia and Poland, 1795–1831. Oxford, 1993. P. 259–280. О польской Образовательной комиссии см.: Suchodolski B. Komisja Edukacji Narodowej na tle roli o'swiaty w dziejowym rozwoju Polski. Warszawa, 1973.
Движение в этой ситуации было инициировано извне. Наполеон, одержав победу над Пруссией и Австрией, объединил польские земли, захваченные ими, в Герцогство Варшавское, создав таким образом новое Польское государство. В Тильзитском мирном договоре и во франко-прусском соглашении 1807 года было предусмотрено такое государственное образование, которое – по крайней мере, на бумаге – выглядело весьма впечатляющим. Оно было оснащено некоторыми французскими «экспортными товарами» того времени, такими как конституция, раздел властей и гражданский кодекс. Очень быстро была создана польская администрация во главе с бывшим маршалом Четырехлетнего сейма Станиславом Малаховским, которому подчинялась временная правительственная комиссия, состоявшая из четырех человек. После принятия Конституции в июле 1807 года его сменил на посту председателя Совета министров Станислав Потоцкий. Герцогом, управлявшим этой наполеоновской Польшей, где изначально проживало более 2,5 млн человек, был назначен саксонский курфюрст Фридрих-Август III. Тот факт, что Наполеон летом 1807 года ввел в Герцогстве Конституцию, продиктованную им лично, не соответствовал ожиданиям польского правительства, которое задумывалось о возобновлении Майской конституции 1791 года. Некоторые из этих конституционных и гражданско-правовых нововведений, отличавших Герцогство Варшавское, сохранили свое значение и после 1815 года, когда Польша вновь оказалась под русским сюзеренитетом. Так, Конституция 1815 года частично была основана на французской, а наполеоновский Гражданский кодекс даже оставался в силе до 1915 года 47 .
47
Текст Конституции 1807 года см. в кн.: P"olitz K. H. L. (Hg.). Die europ"aischen Verfassungen seit dem Jahre 1789 bis auf unsere heutige Zeit. Leipzig, 1833. S. 17–22. Также см.: Рейнке Н. М. Очерк законодательства Царства Польского (1807–1881 г.). СПб., 1902. Гл. 1. После поражения Австрии и заключения Шенбруннского мирного договора в 1809 году территория Герцогства Варшавского расширилась за счет некоторых земель Западной Галиции, а численность населения выросла до 4,4 млн человек. О Герцогстве см. также: Breyer R. S"udpreussen, Neuostpreussen und das Herzogtum Warschau // Rogall J. (Hg.). Deutsche Geschichte im Osten Europas. Land der grossen Str"ome. Von Polen nach Litauen. Berlin, 1996. S. 172–193; Czubaty J. Ksiestwo Warszawskie (1807–1815). Warszawa, 2011; Idem. Zasada «dw'och sumie'n»; Senkowska-Gluck M. Das Herzogtum Warschau // Sieburg H.-O. (Hg.). Napoleon und Europa. K"oln, 1971. S. 221–230.
Тем не менее Герцогство Варшавское оставалось государством по милости Бонапарта, и быстро стало слишком очевидно, что оно выполняет прежде всего функцию плацдарма и резерва ресурсов для Великой армии, собираемой Наполеоном на Висле для его похода против России. И хотя борьба польских легионов за Французскую республику и наполеоновскую империю на полях сражений Европы могла стимулировать мифотворчество, прозаическое создание Герцогства Варшавского мало подходило для подобных проекций. Это было связано также с балансом власти в нем: фактически правил в Варшаве не герцог, а французский посол. Много энергии было направлено на строительство армии, во главе которой первоначально должны были встать генералы прежней польской армии – Юзеф Зайончек и Ян Генрик Домбровский. 96 тыс. польских солдат – т. е. самый большой контингент после войск Франции и Рейнского союза – участвовали в походе на Россию в составе Северного легиона. Кроме того, поскольку Герцогство Варшавское служило главным плацдармом для начала кампании 1812 года, а солдат Великой армии нужно было кормить и снаряжать всем необходимым, казна ее вскоре была опустошена.
Неудивительно поэтому, что французское правление в Герцогстве Варшавском в глазах значительной части польского дворянства быстро привело к разочарованию в близости к Наполеону как партнеру по альянсу. Катастрофа, ожидавшая французов в России, коснулась самым непосредственным образом и польского контингента в составе Великой армии: только 24 тыс. из почти 100 тыс. польских солдат вернулись из похода на Москву. После того как русская зима принесла поражение Наполеону, влиятельные круги польской элиты быстро нашли в себе готовность вступить в переговоры с Александром I. Поэтому, когда последние оставшиеся верными Наполеону польские войска во главе с Юзефом Понятовским еще сражались за отступающего Бонапарта, переговоры о передаче территориального ядра Герцогства Варшавского под русское господство уже состоялись. Когда Александр I вместе со своим бывшим министром иностранных дел Адамом Чарторыйским в 1814 году отправился на Венский конгресс, он смог представить партнерам по переговорам детально проработанный проект по созданию Царства Польского – проект, основанный не только на военной мощи российской армии, но и на поддержке со стороны некоторых влиятельнейших польских дворянских семей. Особенно консервативный, «белый» лагерь магнатов был готов сотрудничать с Россией в качестве новой/старой метрополии. Для России же возможность сослаться на то, что внутри Польши существует мощная фракция, поддерживающая притязания Петербурга, означала серьезное укрепление базы для переговоров на Венском конгрессе. Решения этого конгресса не только определили общеевропейский порядок посленаполеоновского периода, но и, прежде всего, закрепили для территории прежней польской аристократической республики то состояние территориальной разделенности, которое просуществовало вплоть до Первой мировой войны.
В Вене Александру отнюдь не удалось реализовать свою программу-максимум по решению «польского вопроса» в том ключе, какой отвечал бы его пожеланиям: противодействие со стороны Каслри или Меттерниха в этом вопросе было слишком сильным. Поэтому господство Австрии и Пруссии над значительной частью территорий, оккупированных ими в 1772–1795 годах, было конгрессом подтверждено. И все же создание Царства, самостоятельного, но связанного личной унией с российским императором, стало дипломатическим успехом русской делегации. Планы Александра I и Чарторыйского оказались убедительны для их партнеров по переговорам постольку, поскольку британская и австрийская стороны также хотели, чтобы устанавливаемый новый порядок сохранял свою стабильность в долгосрочной перспективе 48 .
48
По следующей далее проблематике см. прежде всего: Hahn H.– H. Die Polenbestimmungen der Wiener Schlussakte. Eine politische und v"olkerrechtshistorische Analyse // Dyba's B. (Hg.). Die polnische Frage und der Wiener Kongress 1814–1815. Wien, 2020 [в печати]. См. также: Eich U. Russland und Europa. Studien zur russischen Deutschlandpolitik in der Zeit des Wiener Kongresses. K"oln, 1986. Прежде всего S. 256–275; Gruner W. D. Der Wiener Kongress 1814/15. Stuttgart, 2014; Kraehe E. E. Metternich’s German Policy. Princeton (N. J.), 1983. Vol. II: The Congress of Vienna, 1814–1815; Кулик М. Польша и Россия в первой трети XIX века. Из истории автономного Королевства Польского. 1815–1830 // Славяноведение. 2013. № 1. С. 105–107; Schroeder P. W. The Transformation of European Politics 1763–1848. Oxford, 1994. Chap. 12; Siemann W. Metternich. Stratege und Vision"ar. Eine Biographie. M"unchen, 2016. Прежде всего S. 504; Thackeray F. W. Antecedents of Revolution. Alexander I and the Polish Kingdom 1815–1825. Boulder (Col.), 1980; V"olkl E. Zar Alexander I. und die «polnische Frage»; Zamoyski A. 1815. Napoleons Sturz und der Wiener Kongress. M"unchen, 2014; Zawadzki W. H. Russia and the Re-opening of the Polish Question; Zernack K. Polen und Russland. S. 313–314. О концепциях и представлениях Александра в этот период см. также: Martin A. M. Romantics, Reformers, Reactionaries. Russian Conservative Thought and Politics in the Reign of Alexander I. DeKalb, 1997. P. 143–168; Zawadzki W. H. A Man of Honour. P. 259–280.