Польский синдром, или Мои приключения за рубежом
Шрифт:
Я уже собиралась вырваться из объятий незнакомца, но, услышав последнюю фразу, снова посмотрела на него снизу вверх. То, что он был высок, я поняла сразу, затем, то, что он чистюля, а последнее – то, что он не безобразен, а даже – наоборот… И, самое главное, я вдруг седьмым чувством определила, что он беден! Поэтому я не отпрянула от него, как только что намеревалась, а слегка отодвинулась. Я смотрела на него, а он на меня.
– Познакомьтесь, – глухо и нехотя выдавил из себя панЯцек.
Моя рука ощутила его ладонь. – Мирослав.
–
– А чем пани торгует? – спросил он, когда выяснилось,что мы представлены друг другу.
– Ничем, – ответила я, смотря на него расширенными гла-зами.
Взгляд пана Яцека раздваивался между долгожданными клиентами и нами, обеспокоенно провожая нас, уходящих вместе.
Мы удалялись от рынка в сторону оживлённой части улицы Маршалковской, словно нас приклеили, – мы даже поворачивали за угол осторожно, чтобы не потеряться.
Как я уже заметила, день был яркий и солнечный. Но вдруг я взглянула на деревья – они были покрыты свежей сочной весенней листвой и вспомнила, что за весной должно обязательно последовать звонкое лето, а я так боялась, что попала в полосу вечной осени.
«Как прекрасно, что в этот чужой край тоже один раз в год приходит долгожданная весна, и распускаются листья на деревьях!» – думала я.
* * *
Когда-то, мечтая увидеть первый момент появления зелёной дымки, извещающей о том, что почки лопнули, и свежие побеги новой листвы вот-вот вырвутся наружу, я написала заявление на увольнение, с сожалением вспомнив, что очередной отпуск мною уже использован.
– Ну, почему, почему ты хочешь уволиться? Ведь тебя ждётпрекрасная карьера! – удивлённо произнёс директор института, теребя в руках моё заявление.
«Что ему ответить? Не могу же я признаться в том, что хочу усесться на лавочке в парке и смотреть, смотреть на деревья, чтобы не пропустить момент появления зелёной дымки». Потому что в вечном галопе, несясь по утрам на работу и держа в голове только одну мысль – как бы не опоздать и переступить порог института прежде, чем прозвонит ненавистный звонок, я забывала взглянуть на деревья. А когда вспоминала, наконец, – листва давно, вырвавшись из почечного плена, уверенно набирала рост. Так повторялось из года в год, и мне, наконец, надоело ждать будущего года, и я решила уволиться, чтобы без помех наблюдать это одно из прекраснейших таинств природы.
– Я испытываю огромную моральную усталость и хочуотдохнуть, – промямлила я.
– Я тебе подпишу – без содержания, – с надеждой в голо-се продекламировал он.
«Зачем он держится за меня, ведь работник я никудышный», – подумала я.
* * *
– Я снова забыла вовремя посмотреть на деревья, – про-изнесла я. Это были мысли вслух.
– Что ты сказала? – переспросил мой новый знакомый Ми-рослав.
– Я сказала, что деревья уже покрылись листвой, а зима,столь похожая на осень, длилась так долго.
– Я тоже не люблю зиму, – вздохнул он.
– Мы оба не любим зиму, – заметила
Я взглянула на него. Он смотрел на меня восхищённо, с искрой, которую можно было разжечь в большое пламя, но я сразу же отбросила эту мысль.
«Слишком долгий процесс, и, потом, я не могу позволить себе бурный роман, который неизвестно чем закончится», – рассуждала я.
– Мне необходим вид на жительство в Польше, – начала ябез обиняков, когда мы сидели в уютном маленьком кафе на улице Маршалковской. – Единственный верный путь к этой цели – «шлюб» с поляком, естественно за определённую плату.
И, не давая ему опомниться, пошла ва-банк:
– Ты не хотел бы жениться на мне? – спросила я, при-стально глядя на него.
Его глаза полезли из орбит, он чуть не поперхнулся от неожиданности, отхлёбывая кофе.
– Сколько бы ты взял за шлюб со мной? – улыбнулась я,игнорируя его согласие взять меня в фиктивные жёны, совершенно перестав удивляться собственной наглости.
Он молчал, а чашка кофе в его правой руке подрагивала, выдавая волнение. Я дала ему возможность опомниться и прийти в себя.
– Ой, извини, пожалуйста, я забыла спросить тебя – со-гласен ли ты? – изобразила я наивность, округлив глаза.
– Да, – прозвучал его, слегка дрогнувший голос.
– Ну, вот, остаётся только оговорить цену, – продолжала я,словно покупала на рынке мешок картошки. – Какова твоя цена?
– Тысяча двести долларов, – выпалил он, не раздумывая.А я в этот момент думала: «Говорят, что на Стадионе Десятилетия всё дешевле – сущий вздор! Там было три».
– Я согласна, – поспешила ответить я, заметив, что еголевый ус слегка подёргивается.
Неожиданно для нас обоих мы вдруг, минуту назад, стали женихом и невестой. Мой жених был высок, неплох собой, скромен, но был ли он умён и образован? Так сразу было трудно определить.
Когда-то, панически боясь красавцев-интеллектуалов, я мысленно создала идеал моего ещё «невстреченного» (но я не предполагала, что созданная мною мыслеформа уже запущена и улетела в космос, чтобы обрастать информацией и нарабатывать соответствующие предпосылки): небольшого роста, полненький, лысеющий, – эдакий, в моём понятии, тип домашнего мужчины, порядочного семьянина в шлёпанцах и с неизменной газетой. Скучно, но надёжно.
Пережив бурливый пятилетний роман с красавцем-искусителем, чей острый ум и недюжинный интеллект держали меня на протяжении этих долгих лет в полутрезвом состоянии электрошока, и наконец, воспрянув, я огляделась вокруг: все мужчины моего мысленно созданного идеала давно читали газеты у уютных домашних очагов.
– Я предлагаю пойти и всё обсудить спокойно дома, у моихдрузей. Это супружеская пара. Живут не очень далеко. Я сейчас им позвоню, – произнёс мой наречённый, когда мы вышли из кафе, и, не дожидаясь моего согласия, направился к телефонной будке.