Польский синдром, или Мои приключения за рубежом
Шрифт:
Ещё одна берёзовая рощица, и мы вышли на поляну, откуда был виден недостроенный остов дома. Мне показалось, что в зияющем чёрной пустотой оконном проёме первого этажа быстро скользнул и исчез пучок света. – Там кто-то есть, да и машина стоит, – шепнул мне на ухо Гжегож, – обойдём с другой стороны!
Мы вошли в лесок из тонких редких осинок, продираясь и раздвигая ветви, осторожно ступая Но всё-таки, лёгкое похрустывание сухого валежника под ногами было неизбежным и казалось мне почти раскатами грома. Контуры дома на поляне,
Пустой оконный проём, откуда наиболее были слышны голоса, а скорее всего, один голос, располагался довольнотаки высоко над уровнем земли. Двигаясь почти бесшумно, мы прислонились к стене по обе стороны окна. Я прильнула к широкой щели между оконной коробкой и стеной и увидела страшную картину: пана Мечислава, привязанного к стулу посреди залы, и пылающий гриль в двух метрах от него, отбрасывающий пляшущие длинные тени. Пламя в гриле только что занялось, его красные языки лениво лизали сырые потрескивающие дрова. Длинная тень метнулась, отделилась от стены, поползла по потолку и чертыхнулась порусски:
– Чёрт побери, эти дрова совсем сырые!
Я осмелилась краем глаза взглянуть в окно и увидела высокого молодого человека, черты лица которого было трудно разобрать, так как источниками света были только слабо горящий гриль да луна, которая спряталась за домом, её свет лёгким серебром проникал в пустую глазницу окна на боковой стене фасада.
Старый стул под паном Мечиславом надрывно заскрипел, а он, промычав что-то, завертел и затряс головой – его рот вместе с усами был заклеен тёмной блестящей лентой.
– Что, Метюня, не удобно тебе? – спросил молодой чело-век и, взяв пана Мечислава за подбородок, наклонился над ним. – И поговорить хочется! Ох, как я тебя понимаю! Но теперь говорить буду я, а ты слушай! Когда-то было наоборот, но госпожа Удача изменила тебе! Ты был уверен, что я погиб, да я и сам считал себя погибшим. Я и сейчас только живой труп, зомби, дух, пришедший с того света, чтобы отомстить, а месть духа будет самой безжалостной!
Он отнял руку, и голова пана Мечислава упала, повиснув на обнажённой груди с кустиками рыжей растительности.
Его руки, как-то неестественно заломленные назад, были связаны точно так же, как и ноги, привязанные к ножкам стула, а верёвки, опоясывающие несколько раз тело, врезались в мягкие ткани белого округлого живота.
– Приготовься, Метек, – продолжал молодой человек, подбоченившись, – вообще-то, твою толстую дородную глыбу должны ласкать изощрённые средневековые орудия пыток, которые придумали твои предки католики-иезуиты и с именем Христа на устах пускали в ход эти чудовищные предметы, превзошедшие человеческую фантазию. Какое бы я имел наслаждение услышать душераздирающие вопли и стоны, вырывающиеся из твоей мерзкой пасти, но, предусмотрительно заклеив твою омерзительную поросячью морду, я, к сожалению, увижу только
Гигантская тень разделилась на две, и одна из них стала приближаться. Мы затаились и перестали дышать. Луч света фонарика шарил по углам.
– Впереди ночь, до утра далеко, а мы никуда не спешим, –правда, Метюня? Твои великие предки знали толк в этом деле, и как жаль, что орудия пыток превратились теперь в скучные музейные экспонаты и лежат под стеклом без действия, удовлетворяя разве что любопытство пронырливых туристов...
Луч света уткнулся в нижний левый угол помещения.
– Был тут один прутик... железненький...
Он нагнулся и поднял с пола какой-то предмет.
– Стоп, а это что? – обратился он к безмолвному силуэту,приговорённому к жестоким пыткам, но пан Метек только замычал, вертя головой.
– А... это дамская сумочка, её потеряла здесь та русская,которая выглядит как настоящая леди. Кстати, я чуть-чуть не успел, и если бы не этот поляк... твоя грешная душа...
Он открыл косметичку, порылся в ней:
– А это что за вещица? – спросил он, словно не зная, чтоне дождётся ответа, извлекая из сумочки мой диктофон. – Очень интересная штучка...
Он швырнул косметичку на пол и занялся диктофоном.
– Со старых забытых папок могут стряхнуть годовалуюпыль, – раздался мой голос.
– Что ты имеешь в виду? – отвечал голос пана Мечислава.
– А вот это и является той самой информацией...– Ты не получишь ничего – таков бизнес!
– Грабёж вы называете бизнесом! Мне вас просто жаль! –гремел мой голос. – Такой бизнесмен, как вы, не имеет будущего! Вы скорее бы согласились дать отрезать кусок вашего раздобревшего тела, нежели отдать то, что вам не принадлежит.
– Ты слишком много позволяешь себе!– Вовсе нет! Я только хочу вернуть своё!..
…
– Я случайно узнала, что Инга оставила завещание.
– Какое ещё завещание и кому? Ведь у неё никого не было!
– А вот здесь вы ошибаетесь – были!
– Кто?..
– Ну, признайтесь, пан Мечислав, что вы были влюбленыв Ингу! Она что, изменила вам? И ещё одно, – Инга не только оставила завещание, но есть ещё и письмо, в котором она высказывает опасения за свою жизнь. Там упоминается одно имя...
– Всё ты врёшь! Тот, кому она могла написать завещаниеили оставить какое-нибудь письмо, ушёл вместе с ней на тот свет. Я просил её, умолял поехать со мной в Германию, но она отказалась, то есть, сама сделала свой выбор! – исступлённо вопил голос пана Мечислава.
– Как вы циничны! Это же признание в совершённом пре-ступлении! Вы признаётесь, что отравили Ингу и её любовника?
– Да ни в чём я не признаюсь!– Шутка такая же злая, как вы сами… – Моя дама слишком много выпила!..
На этом плёнка закончилась. Тень, беспрерывно двигаясь, молчала несколько минут, наконец заговорила: