Польский синдром, или Мои приключения за рубежом
Шрифт:
– Значит, Ивона тоже причастна... Но, там была я одна, иникакой Ивоны!
– Ивона стояла за поворотом – вон там! – она указала всторону вала. – И ты её видеть не могла, точно так же, как она тебя. Ивона ведёт политику – и вашим и нашим. Так вот, слушай дальше! Выбросив портфель, первый бандит, находит в себе силы вынуть пистолет и стреляет второму в ногу, тот падает и не видит настоящую Ивону. Ранив друг друга и истекая кровью, оба бандита теряют сознание, и на первой же станции их снимают с поезда, и отвозят в больницу.
– Но Гнусавый нашёл мой фонарик и просил
– Так, фонарик, фонарик, фонарик.., – пробормотала она,закрыв глаза ладошками. – Фонарик Ивоны лежит там за поворотом, и бандюги его не нашли – они никудышные сыщики, а Ивона думает, что ей всучили её собственный. Сейчас мы пойдём и найдём его, но прежде...
Она залезла правой рукой в боковой карман брюк и извлекла карту, затем порылась в другом кармане и выудила серебряный маятник на чёрном шнурке.
– Это – карта Варшавы со всеми её окрестностями. Я еёкупила, собираясь к тебе. Обожаю карты городов и других населённых пунктов. На них можно увидеть больше, чем они изображают.
Развернув во всю ширь огромный бумажный свиток, она свернула его вчетверо и положила, расправив, на коленку.
– Он сказал, поблизости. Значит, это Урсус или Пружков.Но там, у себя в Пружкове, вряд ли они держат пленницу, даже если и знают пословицу: «Темнее всего под фонарём». Я думаю, что это Урсус или район Влох, прилегающий к нему. Впрочем, сейчас проверим!
Она закрыла глаза и провела кончиками пальцев по бумажной поверхности карты, затем, открыв глаза, поставила в позицию готовности маятник в виде серебряной заострённой книзу капли. Она колдовала минут десять, то запуская маятник, то зажимая в ладошке, потом глубоко вздохнула.
– Это, точно, здесь! – ставя крестик кончиком ногтя, тор-жественно оповестила она.
– Но это не заселённое пространство! Стукач ясно же ска-зал: «коричневая будка», – произнесла я с сомнением, рассматривая местность, обозначенную крестиком. – И, по-моему, это капустное поле! – добавила я, немного поколебавшись, в своих первоначальных сомнениях.
– Вот и расчудесно! Капустное поле, на котором стоитневинная полуприметная коричневая будка, является в данном случае идеальным вариантом для бандитов, чтобы отвезти туда девчонку, от греха подальше, перед передачей шмаля!
Трудно сказать, что я удивилась, я просто онемела от неожиданности.
– Ты употребила слово «шмаль». Но, это же польскийсленг, что называется – жаргон, и в России он неупотребляем! Откуда тебе известно это слово? Ты находишься здесь менее, чем сутки!
– Не знаю, но мы подумаем об этом завтра, как говорилаобворожительная Скарлет О Хара, а сейчас нам предстоит выполнить ещё одну очень важную миссию! Вперёд! – провозгласила она, вскакивая. – Прекрасная пора, когда не спят только бандиты, путевые обходчики, кошки и русские ведьмы! – воскликнула она, расправляя плечи, и добавила:
– К счастью, наши бандюганы, ещё спят.
Мы направились в сторону крутого спуска, где предположительно могла стоять в ожидании поезда Ивона, в то роковое утро.
– Неужто Ивона не слышала стрельбы? –
Ирен обследовала местность сантиметр за сантиметром. Появилось сомнение в том, что она музыкант с высшим образованием, а не криминалист с большим стажем. В её многочисленных карманах нашлась даже лупа, и, вооружившись ею, она ползала на карачках, просматривая каждую травинку.
– Где же фонарик? – нетерпеливо спросила я.
– Так..., вот здесь она сидела и курила, судя по большомуколичеству окурков – долго! Видишь окурки? Их несколько, и нет надобности считать. Она вполне могла положить фонарь рядом, но, услышав стук колёс, соскочила и в тот самый момент услышала звуки выстрелов. Естественно, ей было не до фонаря, который она сбила ногой, и он скатился с кручи, и упал вон в ту ложбинку! А сама Ивона понеслась, сломя голову, явно осознавая, что это не боевые учения, а настоящая стрельба.
Ирен спустилась по склону, наклонилась и извлекла из ложбинки синий фонарик, как две капли воды, похожий на мой.
– Феноменально! – пролепетала я, находясь под огром-ным впечатлением. – Ты должна работать в милиции!
– С ментами? Никогда! Как только я напишу, наконец, своюкнигу, поставлю её на полку, полюбуюсь недели две и открою своё собственное детективное агентство.
Благополучно преодолев линию железной дороги, мы шли молча, но когда вышли на пригорок, и нашему взору открылась значительная поверхность, усеянная сине-зелёными капустными листьями, сжимающими в объятьях белые, дозревающие вилки, Ирен определила маятником направление.
Серебряная капля в её руках упрямо показывала в середину обширного поля.
– Здесь вообще, кроме капусты, ничего не видно на не-сколько вёрст вперёд! – сказала я упавшим голосом, вглядываясь вдаль из-под козырька ладони.
– За семь вёрст до небес.., – пропела Ирен задумчиво.
– Здесь я капусту воровала не так давно, – в замешательстве призналась я.
– Не терзайся! Лучше сосредоточься на деле!
Лопушистые листья капусты, облепленные каплями росы, отливали морозной голубизной. Я раздражённо смотрела на чёрную влажную почву, которую нам предстояло месить неизвестно как долго, но, ступив на неё, я поняла, что мы рискуем превратиться в двух чумазых странниц, если не увязнем в болоте по уши.
Капуста так разрослась, так расставила свои сферообразные водоулавливающие щупальца, что было невозможным лавировать между ними – всё равно, мы были повыше колен в росе, которую так усердно собирали листья всю ночь. Кроме того, вогнутые ёмкости, созданные самой природой, были полны воды, от каждого неосторожного движения они выпускали фонтаны холодных брызг.
– Мы – мокрые и после этого ледяного взбадривающегодуша, в лучшем случае, отделаемся насморком! – хмуро пролепетала я.
– Ни в коем случае! Роса – это лекарство! Я с превеликимудовольствием покаталась бы по утренней росе, но неудобство представляет собой неровный ландшафт с бесчисленным количеством капустных голов.