Полтава
Шрифт:
Речь получилась хоть недлинная, но медленная.
— Товариство! И я не враг нашей великой мученице — нашей родной земле, нашей Украине! — И слезу пустил, и снова утирал её вышитым платочком, долго прятал платочек в карман красного жупана. — Потерпите, умоляю вас! Вот возьмут шведы Полтаву — король вас щедро наградит!
— Пусть! А мы поедем! Враки! У царя будем солдатами, а здесь — быдлом!
— Враки! — закричал и Марко. — Враки всё!
Есаулы уговаривали, щёлкая нагайками:
— Опомнитесь, дураки! Оглянитесь!
Вот оно что. Пока Мазепа говорил — шведы поставили на холмах пушки.
Дождались. Остывали горячие головы от Мазепиных хитростей да прыткости.
Гордиенко уже переиначил голос — тоже умеет пустить слезу, как и Мазепа. Теперь он оттеснил Мазепу, зычно командуя:
— Расходитесь! По своим куреням! Быстрее!
Шведские драгуны окружили каждый курень. Так, в окружении, должны были отправиться казаки на свои места, копать снова землю.
Марко, от виденного, сгорбился. Не время было говорить. Он покосился на Мазепу — и от злости и беспомощности плюнул на землю.
А казаки, бредя в пыли, которую вздымали нарочно, перешёптывались, что враги успели схватить самых горячих. Уже связаны руки старому Петрилу. Во многих сражениях побывал старик, во стольких походах, возвратился с Дона, а вот... Демьян Копысточка — тот первый побежал с лопатой. У шведов сила сейчас. Нужно было раньше думать своими головами. Разрешили изменникам продать такую силу захватчикам...
Один Марко в запылённой толпе, кажется, ещё не совсем упал духом. Приключение будто лишь усилило в нём веру, что ещё можно чем-то помочь себе и товарищам. Пока живёшь — надейся.
10
Вслед за шведами к Полтаве стягивались русские войска. Они заняли за Ворсклой всю низменность, гуще всего сосредоточившись возле села Крутой Берег. Королевским войскам, что хозяйничали на землях вдоль правого берега, стремясь не подпускать супротивника к своим укреплениям, была на руку заболоченность речной долины. Ворскла и Коломак, сливающийся с ней, наделали столько веток, что среди них заплутает даже местный житель, а уж провести там войско с обозом да с тяжёлыми пушками, пока ещё не спали весенние воды, — задание чрезвычайное. С высоты будет сразу замечено усиленное передвижение.
Однако земля с каждым днём подсыхала. Речки начинали входить в свои пределы, и за Ворсклу от русских посылались партии казаков и хлопов. Небольшие отряды украдкой пересекали воду, пробирались кустами, лозами, приречными зарослями. Еженощно на высоком берегу вспыхивали пожары и слышался шальной топот копыт, после чего взрывалась долгая перестрелка. Не было покоя даже в местечке Великие Будища, где король держал возле себя своих самых значительных генералов.
Денис, а с ним и Петрусь часто переправлялись на шведский берег, иногда оставались там на несколько ночей — днём прятались в густой зелени, в оврагах; возвращаясь назад, каждый раз жадно всматривались туда, где за лесом, за чёткими башнями Крестовоздвиженского монастыря прорезалась Полтава. Петрусь представлял, какие чудесные дали открываются с монастырского подворья. Когда-то хлопца пьянили мысли о монастырской жизни — можно спокойно малевать! Но теперь подобные мысли не волновали.
Полтава стояла прочно. Приступы шведов каждый раз получались
А в начале мая царские войска переправились через Ворсклу в нескольких местах и ударили на город Опошно. Там долго гремели бои. Денис Журбенко надеялся, что и его сотню перебросят в те места, но на неё, оказалось, возлагали иное, ответственное и нелёгкое дело.
В июне на берегах Ворсклы обнажился белый песок. Ожило остроконечное «татарское зелье». Повыбивал трубочки зелёный камыш. Ночью над водою рождались лёгкие туманы. Кричали изредка птицы, и совсем не было покоя лягушкам. Прогретая за день вода уже не успевала остыть за ночь. Лето начиналось жарою, подтверждая убеждения старых людей: как зимой намёрзнешься, так летом пропотеешь.
Царские солдаты, переодетые в шведские мундиры, неторопливо и молча входили в тёплую воду, держались на одинаковом расстоянии, будто их разделял невидимый аршин. Потрусь, тоже закованный в тесную чужинскую одежду, шёл впереди. Днём ему сказали, что на нём мундир пленного шведского вахмистра, добровольно сдавшегося в плен. Шведские солдаты, мол, приложат к шапке пальцы, завидев такую одежду. Петрусю чудилось, будто этот мундир носил молодой хлопец, что сдался ему в плен на переправе через Псёл. Кто знает... Не один швед попал в плен.
Рядом, низко надвинув на головы огромные шапки и цепко всматриваясь в белесоватый туман, тихо переговаривались между собой двое полтавцев — Охрим и Микита. Они уже несколько раз приносили рапорты от полтавского коменданта. Они хорошо знали речку, поскольку рыбачили на ней с малых лет, но, как и большинство соседей, совершенно не умели плавать. Потому бригадир Головин, начальник воинского отряда, решил взять за проводника ещё кого-нибудь из казаков, умеющих плавать, — взяли Петруся.
А вся Денисова сотня тоже переправлялась двумя частями, правее и левее от людей Головина. Казаки бесшумно вели коней, потому что конские копыта, по давнему обычаю, обмотаны тряпками. Петрусь воспринимал происходящее как сновидение. Казаки лишь ступили на твёрдую землю — сразу в сёдла, только мелькнули. На прощанье старший брат напомнил:
— Там гляди... Как условились...
Денис узнал Охрима и Микиту, спросил, не сравнялись ли они своими зажитками с бедняками. Охрим захохотал в ответ. Денис просил обоих полтавцев присматривать за братом — те кивали головами. Петрусь не сердился на брата, хотя не впервые ему слышать высвистывание пуль.
Перейдя через Ворсклу, высокие ростом солдаты и далее ступали осторожно. У передних — ружья наизготовку. Задние привязывали оружие к мешкам, что у них на головах, лишь бы не замочила вода. Петрусь знал: в мешках порох! Пороха в Полтаве мало, рассказывают Охрим и Микита. Сколько же понадобится таких мешков, чтобы выдержать напор всей шведской армии?