Полтора дракона для травницы, или Таверна «С любовью»

Амеличева Елена

– Джанет, мне нужно уйти, - сказала тетке. – Я вернусь, не волнуйся. Попробую выяснить кое-что. Если получится, то возможно, мне удастся спасти нашего больного. А если не попытаюсь, то никогда себе не прощу!

Я выскользнула в ненастную ночь и поймала экипаж, заплутавший на улицах, истерзанных непогодой.

– Снова вы? – удивился возница – тот самый, что возил меня к публичному дому и поделился кнутом, которым воспитывала Рэйчэра.

– Да, - кивнула и назвала адрес.

– Как с мужем-то? –

не удержался кучер, стегнув уставшую кобылку.

– Разобрались, - улыбнулась. – Он туда не к проказницам ходил.

– Ох, а к кому?

– А вот это уже семейная тайна, - усмехнулась. – Вот тут остановите, пожалуйста.

– Эх, а мне теперь от любопытству помирать! – крякнул с досадой. – Интересно же ж!

– Если еще встретимся, намекну, - пообещала и понеслась к двери огромного особняка, темнеющего неподалеку.

– Буду ждать! – крикнул возница.

Я нырнула под козырек и постучала, надеясь, что меня не унесет ветром. А когда дверь открылась и на пороге возник заспанный слуга, выдохнула:

– Мне нужен Роберт Макинтош, срочно, дело жизни и смерти!

Глава 45 Дело жизни и смерти

– От этого з-зависит жизнь Палау? – озадаченно повторил разбуженный мной слегка лохматый Бобби, одетый в тяжелый махровый халат, в котором казался ребенком, примерившим папину одежду.

– Да, - подтвердила, протянув озябшие покрасневшие пальцы к огню в камине. – Ему становится хуже, но я помню, что в записях мамы описан похожий случай. Мне нужно их увидеть, понимаешь? И ждать до утра, чтобы просить разрешение бургомистра, времени нет!

– Ради тебя, Алина, я г-готов на в-все! – пылко заверил парень. – А если это еще и спасет Григорио…

– Спасибо! – обняла его. – Но давай поторопимся, хорошо?

…Часы на ратуше укоризненно, с намеком пробили час ночи, когда мы подошли к зданию, убегающему ввысь, в беспросветную хмарь, изрыгающую бесконечный дождь.

Осатаневший ветер отхлестал нас по лицам, будто хотел заставить вернуться в карету с вензелями Макинтошей, из которой мы только что вышли. Но я и Бобби хоть и дрожали от холода, пронизывающего не то что до костей, до самой души, все же были полны решимости идти до конца.

Скрипнула решетка – калитка, пропуская нас к ратуше. На дорожке, что вела к ней, разлилась огромная лужа. Такое «озеро» или вплавь пересекать, или обходить. Хотя, кажется, у нас имеется проблема посерьезнее.

– Хто тама? – навстречу нам из сторожки выбежал бородатый старичок ростом мне по грудь. – Стой, струлять буду!

Я ахнула, замерев. Меня нельзя стрелять, я же еще Палау не вылечила! Потом, конечно, то же бы не хотелось, но сейчас моя жизнь идет в зачет за две.

– Дж-жон, эт-то я, Роб-берт, - ответил мой напарник по беспределу. – Не ст-треляйте!

– Лана, не буду, - миролюбиво согласился дедок и

поднял фонарь повыше. – Мне все одно пулять-то не из чего! А вы чего тута ночью-то колобродите, прям как упыри какие? Да еще и с дамою? Нехорошо, молодой человек! Думал, вы из порядочных джентльменов!

– Т-т-так и есть, - парень засмущался и начал заикаться сильнее. – Эт-то не т-то, ч-то в-в-ы под-д-думали, клянусь!

– Это правда, - вмешалась я. – У нас тут никаких непристойностей, слово даю. Я вообще замужем.

– Увы, - подтвердил мой напарник, печально вздохнув, и я осуждающе на него глянула, заставив смутиться. – П-п-р-ростите.

– Дядя Джон, у нас срочное дело. Касается Григорио Палау. Занедужил он крепко. Помочь надо, но время тает.

– Ну, коли так, ядрена кочерыжка, - решил сторож, пропустив пятерню сквозь бороду, - то помогу, чем смогу вам, мОлодежь. Для епископа нашего я в лепешку расшибусь. В его больничке мою дочку выходили после того, как местная повитуха ее чуть на тот свет не отправила, - он махнул рукой и зашагал к ратуше.
– Проходьте.

– Спасибо, дядя Джон! – хором выдохнули мы с Бобби и поспешили за дедом, который и двери нам отпер, и фонарь отдал.

В кабинете, уставленном длинными стеллажами, было темно и пахло чем-то проеденным сыростью и плесенью. Но Бобби чувствовал себя здесь как рыба в воде. Мигом нашел нужное и, поставив коробку на стол, поднял фонарь повыше, чтобы я видела, что читаю.

Сняла крышку с коробки и с трепетом уставилась на мамины тетради. От них даже запах ее шел – легких цветочных духов и травяных настоев, с легкой ноткой горьких микстур. Осторожно взяла одну в руки, открыла. Сердце сдавило, едва увидела знакомый почерк – летящий, быстрый, немного хаотичный, с кучей сокращений, но понятный.

Время полетело вскачь. Коробка опустела на две трети, когда мне, наконец, повезло отыскать нужное.

– Вот! – вскрикнула радостно, распугав сумрак, что прятался по углам.

– Нашла? – Бобби улыбнулся, морщась – видимо, руки устали держать тяжеленный фонарь.

– Да, да, да, это то самое! – подтвердила и углубилась в чтение, жадно поглощая строчку за строчкой.

Точно, как сразу не догадалась! Черные блестящие на свету зернышки в хлебе – это дурманящий мак. Редкое растение. И очень, очень ядовитое.

– Бобби, - ахнула, отложив тетрадь и осознав правду, - Бобби, епископа Палау отравили!

Обратно я неслась бегом. Вернее, мы неслись, ведь Бобби, как настоящий джентльмен, не смог оставить девушку ночью одну, и проводил до дома Григорио.

– Нужно срочно напоить епископа противо… - я вошла в гостиную и остолбенела, увидев сидящего в кресле Рэйчэра.

– Алина, где ты была? – грозно выдохнул он, поднявшись. – Ночь на дворе, а ты… - осекся, увидев вошедшего следом Макинтоша. – Вот значит, как? – мой дракон побагровел. – Я волнуюсь, а ты проводишь ночи с этим?