Полуденная буря

Русанов Владислав Адольфович

Мак Кехта, будто очарованная звуками, прошла мимо меня, шагнула к лесу.

– Киин’э, тарэнг’эр’эхт баас. Плакальщик, предвещающий смерть.

Да неужели? Плакальщик, предвещающий смерть – это же...

Запугивающее меня существо показалось призрачной тенью из тьмы между стволами, тьмы, казавшейся еще более густой и плотной за пределами освещенного костром круга.

Тонкая фигурка – по виду женщина или подросток лет пятнадцати от роду, спутанные серебристые космы до колен, на плечах рваная-драная накидка – не поймешь даже, какой частью платья

она была раньше. А из-под грязной, утыканной сосновыми иглами и сухими травинками челки – пронзительно-ясный взгляд. Взгляд, пронзающий до спинного мозга. Безжалостный и злорадный. Руки (или лапы?) с длинными когтями существо держало перед грудью – пальцы скрючены, словно у неведомой хищной птицы.

Кажется, я понял, с кем нас столкнула моя извечная привычка притягивать неудачи. А когда плакальщик, вернее сказать, плакальщица открыла рот, обнажая острые, неестественно длинные клыки, всякие сомнения развеялись окончательно.

Бэньши!

Летописи и сборники исторических сказаний утверждают: услышал крик бэньши – кто-то из близких вскорости помрет, увидел бэньши воочию – к своей скорой смерти. И, глядя на когти-крючья и клыки-иглы, я, кажется, догадался почему.

Вот как нелепо заканчивается наше путешествие. А ведь вознамерился мир спасти, положить конец тысячелетней межрасовой вражде. Человек предполагает, а Сущий Вовне располагает... Гелку жалко. Ей бы жить да жить.

Плакальщица заголосила вновь, запрокидывая голову к выглянувшей из-за тучи луне. Откуда они такие берутся, интересно знать? С хищниками и так все понятно, загадку тролля мы совсем недавно разгадали. А бэньши?

Тьфу ты! Спасаться надо, что-то делать надо, а я рассуждаю, как книгочей ученый в музее. Будто по гравюрам нежить изучаю, а не нос к носу в ночном лесу столкнулся!

Сотник сгорбился и пошел вперед. Уж он-то свою жизнь задешево не отдаст. Дротик в правой, опущенной ниже колена руке, наконечник в землю. Походка чудная. Такая вихляющая, что и не знаешь, в какую сторону следующий раз шагнет.

Попытаться Силу собрать? Жаль, артефакт далеко лежит – в сумке в головах моего одеяла. Без него надежда на успех у меня ой какая слабая. А сбегать бэньши не даст.

Мак Кехта опередила нас всех. Три стремительных шага – и она стоит перед незваной гостьей. Лица мне не видно. Только напряженно выпрямленная спина. Безоружные ладони простерты вперед и развернуты в сторону нежити. Бешеная сидка – и вдруг пытается дело миром уладить?

– Фан! Фан, бохт д’эр’эфююр м’э! – звонко выкрикнула Мак Кехта. И я не поверил своим ушам. – Стой! Стой, несчастная сестра моя!

Или я перестал понимать старшую речь? Да нет, слова все понятные, тем более что сида продолжала:

– С’киил’ шо салэх, д’эр’эфююр м’э! Отпусти этих людей, сестра моя! Сэа ни науд. Они не враги.

Ну, спасибо и на том, что я не враг. И Сотник, и Гелка.

Бэньши разжала тонкие бескровные губы, заклокотала луженой глоткой. Опять кричать вознамерилась?

– Гэ д’охар тьеп нил эр ме, – скороговоркой выговорила Мак

Кехта. – Пусть беда падет лишь на меня. Мах ме, д’эр’эфююр м’э! Прости меня, сестра моя! – И гордая сида поклонилась лесному чудовищу. Не в пояс, конечно, не как крестьянин барону, но все равно вполне смиренным поклоном.

Затаив дыхание, я – да и не я один – ждал ответа плакальщицы.

И он последовал. Горло твари забулькало, зашипело и исторгло несколько звуков.

Загрызи меня стрыгай, если это не слова на старшей речи! Вот только смысл их ускользнул от меня. Уж очень непривычно слышать осмысленные фразы от существа, которое привык считать ночным кошмаром. Так же необычно, как и принимать спасение от того, кого привык считать бессердечной убийцей. Но каков бы ни был смысл произнесенного, бэньши ответила кивком головы на поклон Мак Кехты и скрылась во тьме, просто шагнув назад.

Я смахнул со лба обильные капельки пота – жарко стало, несмотря на прохладную довольно-таки ночь. И не успел заметить начала движения Сотника, подхватившего на руки обмякшую сиду.

– Что с ней?

– Я ж откуда знаю? – Глан осторожно уложил феанни возле костра.

Гелка, пришедшая в себя после пережитого ужаса, на четвереньках подползла к нам. Взяла Мак Кехту за руку:

– Горячая какая! Ровно печь-каменка.

Я прикоснулся ко лбу феанни. В самом деле, она просто пылала. Как в горячке.

– Ты ж колдуешь малость. – Сотник тронул меня за рукав. – Что за беда случилась?

– Да когда б знал... Бэньши не могла?

– Кто?

– Бэньши. Мы так называем ночную плакальщицу. Говорят, она предвещает смерть.

Судя по бесчувственному телу Мак Кехты, рассказчики, пугавшие честной народ встречей с бэньши, не врали.

– Что она ей говорила? – вмешалась Гелка и тут же прибавила: – Может, ей тряпку мокрую на лоб?

– А вода есть еще?

– Да было в котелке на донышке.

– Тогда давай.

Девчонка кинулась к мешкам в поисках лоскутка почище. А Сотник вперил в меня единственный глаз:

– Так что она ей говорила?

– Просила не трогать нас. Просила, чтоб беда пала только на нее...

– Вона как. Так, может?..

Не высказанный им вопрос и у меня в голове крутился. Не ударила ли бэньши на прощание по нашей спутнице каким черным колдовством?

– Эх, если бы я знал.

– А поглядеть можешь? Как там у вас, чародеев, заведено.

Горе мне, горе. И этот туда же!

– Пшик из меня, а не колдун, Глан. Недоучка я. Если б мог, поглядел бы.

– Ясно...

– И еще, – скорее для собственного оправдания добавил я. – Перворожденные – не люди. Их лечить по-другому надо. Я не уверен, что справился бы, даже если бы Сила далась.

Вернулась Гелка, наложила феанни на лоб смоченный водой и отжатый лоскут. Котелок поставила рядом.

– Значит, от нас беду отвела, – пробормотал себе под нос Сотник.

Больше ни он, ни я не проронили ни слова. Да уж, говорливыми мы и на Красной Лошади не были. А тут что попусту языком молоть?