Полуночная девушка
Шрифт:
– Ты вытащила меня из шкафа. Спасла от моего ужасного детства.
Птера покачала головой.
– Нет, Эхо. Ты сама себя спасла. И мне жаль, что тебе пришлось это сделать. Но ты должна понять, что я не могу тебя защитить от твоего прошлого. Это под силу лишь тебе самой.
Эхо прижала ладони к глазам. Если она спит, почему так устала?
– Чепуха какая-то. Зачем мне спасаться от того, что уже было?
– Если что-то осталось в прошлом, это еще не значит, что все закончилось. Вспомни, чему я тебя учила.
– И чему же? Между прочим, ты бы не умерла, если бы
– Твое будущее в твоих руках. Помни об этом, и найдешь свой путь.
Образ Птеры стал размываться, а с ним и мебель, и свечи.
– Птера, погоди! – Эхо взмахнула рукой, но перья Птеры прошли сквозь ее пальцы, точно дым.
Стены комнаты исчезли, и все залил свет, поглотивший и запах растопленного воска, и мягкий ковер под ногами. Он был таким ярким, что казалось, будто Эхо смотрит прямо на солнце. Девушка приставила руку козырьком к глазам, и постепенно запахи, звуки и чувства вернулись к ней. Мокрый песок между голых пальцев ног. Брызги океанских волн на лице, соль на языке. Волны в белых барашках бились о скалы. Над головой пели свою печальную колыбельную чайки. Красивый, хоть и незнакомый пейзаж.
Крики чаек заглушил скрежет. Эхо, прищурившись, посмотрела на небо. Большая птица, похожая на темное пятно, парила в небе, направляясь к берегу. Сердце Эхо билось в такт взмахам крыльев: девушка откуда-то знала, что как только птица до нее доберется, она умрет.
Эхо попыталась убежать, но ноги увязли в песке. Она не могла сдвинуться с места. Волны, до этой минуты так ласково плескавшие о ее щиколотки, вдруг вскипели. Черный силуэт птицы на сизом небе становился больше и больше, все приближался, и вот уже Эхо смогла разглядеть белые полоски под крыльями.
Перья птицы превратились в пламя, точно она загорелась изнутри. Эхо закричала, но крик застыл у нее на губах. Едкий дым обжег легкие. Скорее! Нужно взмолиться о пощаде – или открыть глаза, очнуться от кошмара! Но песок, точно кандалы, сковал ее ноги. Эхо силилась вырваться – тщетно.
Птица спикировала на нее, выпустив когти, и так пронзительно закричала, что у Эхо кровь пошла из ушей. Увидев, что птица тянется клювом к ее глазам, Эхо прикрыла их рукой, и птица в ярости принялась рвать ее руки клювом и когтями. Девушка пыталась звать на помощь, но у нее пропал голос. Птица выклевала ей глаза, и Эхо ослепла. Песок под ее ногами превратился в пепел, а вкус соленой морской воды сменился горячим металлическим привкусом крови. Эхо хватала ртом воздух, но вдыхала лишь дым. Небо полыхало пламенем, и она горела вместе с ним. О боже! Она умирает!
Глава тридцать первая
Под ногами у Гая была твердая почва, но вокруг стоял непроглядный мрак, темнее самой темной ночи. Междумирье.
Что-то давило ему на грудь. Гай протянул руку, и пальцы его коснулись металлического медальона, который он целую вечность назад подарил Розе. Он потрогал нефрит и бронзу, аккуратные выпуклости и впадины украшавшего кулон дракона. И лишь когда дракон вдруг отделился от медальона, захлопал крыльями и взмыл ввысь, Гай догадался, что спит.
Крошечный дракончик парил перед
– Чего ты хочешь? – прошептал Гай.
Дракончик плавно взмахнул крыльями, и Гая обдало горячим воздухом. Кто бы мог подумать, что такое крошечное существо способно поднять такой ветер. Он задал не тот вопрос, который было нужно, но о чем спрашивать – не понимал.
– Почему я здесь?
Это был сон, а во сне возможно все, и дракончик подмигнул Гаю. Значит, на этот раз вопрос оказался правильным.
– Я не понимаю.
Поймешь.
Голос принадлежал не дракончику. И вообще никому из живых людей.
– Роза?
Молчание.
Дракончик порхал вокруг Гая, маня за собой. Вдруг темнота раскололась, и сквозь невидимое отверстие полился теплый утренний свет. Дракончик вылетел в дверь, и Гай пошел за ним.
Он очутился в библиотеке, где прежде не бывал. Книги были повсюду: на столах красного дерева, на полках. На потолке были нарисованы пушистые белые облака в бледно-голубом небе. Темные красновато-коричневые панели, которыми была обшита комната, блестели на солнце. Из окна открывался незнакомый вид: здания, уходящие в небо, похожие на шпили из железа и бетона.
– Где я? – спросил Гай. Дракончик порхал вокруг его головы.
Дома.
– Это не мой дом.
Не твой. Ее.
Тут книги на полках одна за другой загорелись, и клочки бумаги и пепла полетели по воздуху, точно осенние листья. Рухнули полки, дерево трещало и стреляло искрами, и нарисованные облака в искусственном небе стали таять. Тонкие перепончатые крылья дракончика вспыхнули и обратились в пепел. Он жалобно застонал.
От дыма першило в горле, а от запаха горящей бумаги и расплавленного клея Гая мутило. Он закрыл рот и нос рукавом и выдохнул:
– За что?
Чтобы ты понял.
– Что понял?
Что будет, если ты ее не найдешь.
– Найду кого? – прохрипел Гай. – Жар-птицу?
«Да», – ответило эхо, словно множество голосов слились в один.
У Гая слезились глаза. Вокруг горела библиотека. В глубине души он понимал, что во сне умереть невозможно, но все равно боялся, что если сейчас погибнет, то уже никогда не проснется. За стеллажами виднелось что-то темное, чего огонь не коснулся. Захлебываясь дымом, Гай двинулся туда.
В свете пламени стояла женщина. Длинные волосы закрывали ее лицо. Огонь вокруг нее был столь же ярок, сколь она темна. Огонь слепил, и Гай не мог толком разглядеть незнакомку; разобрал лишь, что она держится спокойно и ничего не боится. Женщина протянула к нему руку – то ли умоляла о помощи, то ли, наоборот, хотела его спасти. Гай потянулся к ней, и языки огня лизнули его пальцы. Кожа облезла, пошла волдырями, но Гай не чувствовал боли. Он коснулся руки незнакомки и с удивлением отметил, что та мягкая, точно перезрелый плод, и холодная как лед.