Полуночная роза
Шрифт:
Эрин, сжав кулаки, воскликнула:
— Это убьет ее! Я знаю, мама не переживет этого.
— Если вообще доживет. Она может еще раньше умереть от чахотки. Пойду принесу вам поесть.
Эрин не хотела обижать Талваха и потому не стала возражать, хотя с некоторым недоверием относилась к тому, что он готовил.
Талвах принес чашку с какой-то жидкостью и, заметив гримасу на лице Эрин, не удержался от добродушной улыбки.
— Здесь только курица и вода. Не бойтесь, ни крылышек летучих мышей, ни глаз тритона я вам не предлагаю.
Эрин сделала глоток и поняла, что
— Извините, — пробормотала она, — но я слышала…
— Что я колдун, — закончил он с гортанным смешком. — Тонтон-макута, так?
Эрин кивнула:
— Верно, что-то вроде того. Я знаю, Закери, например, считал, что его околдовали. И обвинял маму, — мол, это она подговорила рабов использовать против него вуду. Так мне сказал один его надсмотрщик.
— Правильно, это и было вуду. Только ваша матушка здесь ни при чем. И все остальные тоже. Я один занимался этим и не перестану заниматься, пока не изведу дьявола.
Эрин потихоньку отпивала из чашки, размышляя о всеведущем знахаре. Несомненно, Талвах был начитанным человеком и неплохо владел английским. Поддавшись любопытству, она спросила, каким образом он приобрел свои знания, где научился искусству магии.
Талвах поведал ей, что детские годы провел на Антилах — Сахарных островах, где находились английские и французские колонии. В одной из них он и появился на свет. Мать свою он не знал, но был уверен, что она так же, как и его отец, попала в Санто-Доминго из Африки. Сразу после рождения его поместили в приют, где за младенцами ухаживали пожилые негритянки, не пригодные для тяжелой работы. Остальные рабы от зари до зари трудились на плантациях сахарного тростника. Он не знал даты своего рождения и отсчитывал возраст с того времени, когда его тоже отправили работать на плантации. Талвах полагал, что тогда ему было лет пять.
От своих взрослых соплеменников он и перенял искусство вуду. Среди невольников, завезенных из Конго и Анголы, было немало колдунов и знахарей, которые хорошо разбирались в травах и умели добывать из них лекарства и яды. Пышная растительность Сахарных островов изобиловала подходящими для этих целей листьями и корнями. Эти люди обладали оккультными знаниями, унаследованными от предков. Они общались с тайными силами, предсказывали судьбу и занимались магией. На тех, кто плохо обращался с ними, они могли наслать проклятие, могли покарать своими молитвами и заклинаниями.
— Белые как огня боялись их мести, — рассказывал Талвах, — а черные перед ними преклонялись. Один из знахарей взял меня под свою опеку и научил всему, что знал сам. Я оказался прилежным учеником. Санто-Доминго в 1791 году была самой богатой колонией Франции, но там очень жестоко обращались с рабами. За серьезную провинность их сжигали заживо. За другие проступки могли кастрировать или отрубить топором руку или ногу. Иногда пороли до живого мяса, а потом сыпали соль и перец на раны.
Эрин содрогнулась, услышав о подобном варварстве.
Талвах между тем продолжал:
— Рабы роптали. Бунтовали. Заводилами были жрецы или жрицы, по-нашему — хангены. После одного из восстаний все белые плантаторы убрались с острова.
Через некоторое время меня взяли в семью офицера, взяли в качестве слуги. Офицер этот занимал какой-то высокий пост во французской колониальной администрации. Когда после тех восстаний мои хозяева бежали в Европу, они забрали меня с собой. Поскольку сами они принадлежали к высшему обществу, то, конечно, не хотели, чтобы в их доме находился неграмотный слуга, работник с плантаций. Поэтому меня отправили учиться в школу.
— Но как вы оказались здесь?
— Мой хозяин умер и оставил кучу долгов. Его вдова выставила на аукцион недвижимость, кое-какие драгоценности — и меня в придачу. Потом меня перепродали на корабль, и я снова вместе с другими рабами попал на аукцион. Плантатор, который купил меня, оказался человеком суеверным. Я воспользовался этим и заморочил ему голову. — Талвах блеснул белыми зубами в усмешке. — Мне очень пригодились мои знания. Я сумел убедить его, что он проживет намного дольше, если пожалует мне свободу.
Но, как видите, даже с вольной на руках мне приходится прятаться на болотах, — проговорил он с грустью в голосе. — Да вы и сами теперь не в лучшем положении.
Эрин покачала головой.
— Нет, мне не надо скрываться. Я собираюсь вернуться в свой дом, в Джасмин-Хилл. Надеюсь, мне удастся продолжить начатое. Буду помогать беглым пробираться на Север. Таким, как Бен. Закери не осмелится показаться во владениях Райана. Там ему до меня не добраться. С мужем я буду в безопасности.
— Если вас не застукают, — с мрачным видом заметил Талвах. — Не дай Бог, он узнает… Мулатка, вышедшая замуж за белого человека, помогает беглым рабам! Представляете, что тогда вас ждет. Обмажут дегтем и вываляют в перьях…
По спине Эрин побежал неприятный холодок, но она не подала виду, что испугалась.
— Мне все равно… Я не могу упускать такую возможность. Вы же сами сказали, Талвах, что не видно конца этой несправедливости. Мы должны бороться за свободу.
Эрин с грустью подумала о другой несправедливости, в которой сама была виновата. Она не могла не укорять себя за то, что скрывала свою любовь к Райану.
Теперь оставалось только молить Бога, чтобы ей представилась возможность открыться ему.
Виктория чувствовала себя крайне неуютно. В складском помещении было грязно и пыльно. Все лето оно использовалось как хранилище для табака — воздух здесь до сих пор был тяжелым и удушливым от неистребимого запаха золотистого листа. По субботам, а в зимние месяцы еще и в другие дни сюда свозили рабов для продажи через аукцион.