Полуостров Сталинград
Шрифт:
— У вас задача тоже непростая. Доберётесь самостоятельно, можешь считать себя полноценным сержантом, которому можно взвод доверить. А ребят полноправными разведчиками.
— Диверсиями по дороге домой заниматься? — по его вопросу понял, что возражения кончились.
— На твоё усмотрение, в случае допустимого риска.
Шестёрка, которую решил оставить здесь, пригибаясь и скрываясь за остатками кустов и деревьев, возвращается в «наш» лесок. Есть ещё один момент, даже два, про которые умолчал в разговоре с сержантом. Чем нас меньше, тем легче просочиться к своим. И молодёжь нас слегка
Бомбовые удары, так радующие наши сердца, — родная Красная Армия нас не забывает, — отдаляются. Нам за ними. И почему нет истребительного прикрытия? Не хочется мне потерь среди лётчиков, наших спасителей.
— Вперёд! Дальше!
Захаров и пара бойцов бьют прикладами стоящих на коленях немцев. Прибьют наглухо, чёрт с ними, но может и выживут. Главное, чтобы в спину не пальнули. Оружие, что мы не взяли, испортили, — это нетрудно, один хороший удар о дерево и капут стрелялке, — но мало ли что.
Бежим дальше, средним темпом, поближе к бомбовым разрывам. Понимаю умом, что осколкам всё равно, но от дурацкой уверенности, что наши бомбы нам не навредят, избавиться не могу. Впрочем, бомбёжка прекращается, пешки кружат и крушат всё из пулемётов. Истребителей рядом до сих пор не вижу.
Выбегаем на открытое место. Внутри в сумасшедшей схватке борются два дракона. Так нельзя! — ревёт один. Он прав, мы ни одного шага не делаем без разведки, хотя бы визуальной. Деваться некуда, — бормочет другой. Он тоже прав, наш шанс в быстром уходе из этого места. Проскочим за линию блокады — почти наверняка уйдём. Знаю как.
Не одного меня потряхивает. Непроизвольно все увеличивают темп почти до максимального. Нет наблюдателей, а то бы сейчас все нормы с убедительным запасом сдали. Километр по пересечённой местности за три минуты…
Блядский высер! Не проскочили! С левого фланга от небольшой рощицы пулемётная очередь опускает перед нами шлагбаум. Веер пулевых фонтанчиков на несколько десятков метров справа угрожающе быстро приближается, как и свист пуль. Неожиданно для самого себя высоко подпрыгиваю.
Удачно! Железный ветерок проходит подо мной. Вжимаюсь в землю, слыша за собой стон и ругательства. Кого-то зацепили.
— К бою! В цепь! Приготовиться к атаке!
Ни разу не приходилось ходить в лобовую атаку. Не наш стиль. Но это не значит, что мы не умеем. Ещё как умеем! По-другому не получится. Этот заслон надо уничтожить. Даже если не остановят нас, вцепятся за хвост и не отстанут.
— Дима! По пулемётчику!
Я тоже ударю по нему, закидываю за спину автомат, берусь за карабин. Рюкзак на землю перед собой, какая-никакая защита. Несколько выстрелов и пулемёт замолкает, для расстояния меньше двухсот метров не нужен снайпер-профессионал, на такой дистанции мы все снайперы.
Зато открывает огонь ещё один пулемёт,
— Женя! Сигнал! Как хочешь!
Мою попытку выбросить последнюю карту обрубает Дима.
— Убит Женя. И рация разбита.
Значит, последний сигнал, код 312 подать не сможем. Этот код что-то вроде последнего прощания. Об атаке уже не помышляю. Судя по частоте выстрелов перед нами рота. Сверху похоронными нотками раздаётся характерный свист. У вражеской роты есть лёгкие миномёты. Парни начинают окапываться. Полноразмерный окоп под огнём не выроешь, но на десяток-другой сантиметров заглубиться недолго.
Мы с Димой давим второй пулемёт, когда я получаю первую пулю. Правая ключица перебита. Особой боли нет, мне уже всё равно. Второй пулемёт замолкает… Дима тоже поникает головой. Это просыпается первый пулемёт.
Удар по голове, взрыв рядом, кажется, осколком ещё ногу цепляет. Удар по голове, это пуля по касательной, срывает пилотку и пропахивает борозду в черепе. Ухо заливает тёплым.
Осталось последнее дело, вытаскиваю гранату, — левая рука ещё работает, — кое-как пальцами разгибаю усики, зубами выдёргиваю колечко. Теперь последний привет фрицам под меня. Готово. Оглядываюсь. Кое-кто пока стреляет, а над нами расцветает одна сигнальная ракета за другой. Белая, красная, опять красная…
Перед глазами вдруг появляется смеющееся лицо Лили, на краткую секунду вдруг ставшей самой желанной, близкой и родной…
Там же.
Гауптштурмфюрер Франц Греве.
Кажется всё. Ещё пару коротких очередей для верности. Рядом убитый роттенфюрер Фольц, мой пулемётчик. Второй номер ранен. Ш-шайсе! Хорошо, потери позже сочтём. И судя по тому, как точно стреляли русские, они есть и кроме одного пулемётчика.
— Цепью! Держать дистанцию! Русских под прицел! Перебежками! Вперёд!
Рота поднимается, я вслед за ней. Выстрелов нет, и мои парни перестают падать на землю. Слева подходит, уверенно рокоча мотором лёгкий танк, трофейный чех. Подходим вплотную, оружие наизготовку.
— Герр гауптштурмфюрер! — поскакивает солдат. — Обнаружено двое тяжелораненых. Что с ними делать?
— Добить, — отдаю команду после краткого размышления. Тяжелораненного не допросишь, придётся долго лечить. К тому времени всё, что из него можно будет выбить, станет никому не интересным. Яйцо сегодня съесть не удастся, а еда завтра станет ненужной.
На выстрелы не обращаю внимания, стою рядом с русским солдатом. Это он пускал ракеты, и это я его заткнул. Откинутая в сторону рука с остатками кисти. Изувеченная пулей ракетница в стороне. Точно попал. Лицо у мёртвого солдата строгое и непримиримое.
А хорошие у русских попадаются солдаты. Я бы от таких не отказался… что за шум? Ш-шайсе!
— Рота, к бою! Воздух!
Там же, но чуть выше.
Лейтенант Сафронов.
Минуту назад заметили вспышки ракет в нескольких километрах от нас. Так-то у нас задание прикрывать пешки, но рядом с ними мы не вились. В отдалении кружили. Пешка сама достаточно зубастый зверь, так что не очень рискованно их держать, как приманку. Очень хочется мессеров неожиданно за яйца прихватить.