Полузвери
Шрифт:
Глава десятая
«Никуда не ходи».
В спальне прямо на двери висел лист, закрепленный полоской пластыря, и я с любопытством поняла, что впервые вижу почерк Нольда. Такой своеобразный — с округлыми гласными и угловатыми согласными, наглядное сочетание двух натур, жесткой и мягкой. Я не графолог, эти знания от меня далеки, но так подумалось.
Проспала я долго и так крепко, что не слышала ни шороха — когда он ушел? Телефон без сообщений, стоит на беззвучном, сигаретница на зарядке. В холодильнике запас еды маленький, не закупались ни он, ни я в последнее время.
— И трусы были последние…
Обшарила весь запас
Раз никуда не ходить, буду послушной и проведу в квартире столько времени, сколько нужно. Полистала книги, заглянула в бумаги, и задалась вопросом — зачем он так тщательно изучал все, что касалось человеческого тела? И тут же себе ответила, найдя самое очевидное объяснение — чтобы уметь обуздывать зверя. Искал в физических механизмах ключ к совладанию с природой. А еще… Нольд хотел детей.
Через час любопытства, нашла целую тетрадь записей о мужском бесплодии и причинах нарушения репродуктивной функции. Попытавшись разобраться в медицинских листах, поняла одно — сперматазоиды нежизнеспособны, и это не лечится. Нольд рискнул обратиться к врачу, судя по датам внизу, пять лет назад. Именно тогда у него была Регина и были надежды на все нормальное, как у людей, — на любовь, на человеческую близость и на семью. Порушилось… и зверя не усмирил, и любимая сбежала.
Меня кольнуло сочувствие и нереальность этой надежды… Невозможность быть матерью принимала как данность и только посмеивалась над предрассудками, которыми люди всерьез болели — некромантки доказывали свою черную сущность тем, что не могли дать жизнь. Ибо мертвое не способно родить живое. А Нольд хотел детей. Кровных. Своих. Но был обречен природой, как и я.
Нольд вскользь коснулся темы, когда просвещал, — в отличие от нас, блюющих в присутствие противоположного пола, его род отвращением не страдал. Мужчины и женщины не реагировали друг на друга потому что чуяли родню нутром и не скрещивались, даже если были очень и очень дальними ветками. Нарушения случались, и был раз, когда вычислили пару полузверей, — женщине ничего не было, а мужчину казнили за инцест. Называется страшно, но он и она приехали с разных концов континента, и общая мать у них была поколений десять назад.
Мужчинам усыновлять или удочерять детей нельзя под страхом казни. Не потому, что они сделают что-то ужасное, а потому что это не в их природе — любить, воспитывать, растить. Другой функционал — служение и добыча. А святая роль родительства священна и позволена исключительно женщинам. Сакральное право избранных.
Я спрятала тетрадь туда же, где и нашла. Посидела еще в кресле, думая о Нольде, и утешала свое сострадание тем, что он, хотя бы нашел меня. Полной семьи нет и не будет, но половина сбывшейся мечты — разве не счастье? Я — счастлива… а он навсегда похоронит надежду быть отцом, потому что два бесплодия, это не минус на минус, это двести процентов гарантии.
К середине дня на телефон пришли сообщения-отчеты: Хану допрашивал незнакомец в больнице, пытаясь выяснить, насколько она была близка с «братом» и не рассказывал ли он ей что-то необычное. Некромантка достойно сыграла роль дурехи, которая ни во что не лезла с расспросами.
Констант загремел в Инквиз, вел себя до истерики ужасно и даже предпринял попытку к бегству. Нольд пересказал
От Нольда к четырем часам прилетела только одно: «четверг». Он выяснил у сектантки дату. И практически через минуту от Париса: «Плакаты в печати» — это уже по заданию с облавой.
Знака должно быть два: ущербная луна, рожками направо, и галочка «летящая птица», что пересекала ее. Предупреждение о большой опасности! Валери далеко не первая, кто устраивала в больших или маленьких городах дни охоты, практика старая, хоть и не частая. Некроманты знак хорошо знали.
Самое паршивое, что по идее вся верхушка Инквиза должна знать о планируемой операции — это бюрократия, это согласование трат ресурсов, вызов рядовых сотрудников из отпусков и отгулов, предупреждение полиции и прочее — а все держалось в тайне. Что-то Валери наплела в уши вышестоящим, что информация не попала даже к Нольду, он из другого подразделения, но зачем? Какой подвох? Какую особую гадость сектантка задумала, кроме поимки дочери Морса?
Я много над чем еще думала — времени столько, что девать некуда. А отвлечься особо нечем, только опять играла в пятнашки, да начала читать второй из приключенчиских романов, что принес Ян.
К восьми вечера Нольд позвонил:
— Одевайся на тренировку, через полчаса выходи через крышу к первому подъезду.
Я думала, что он увезет меня снова куда-то за город, на природу, и ошиблась — Нольд припарковал машину на пустой стоянке у спортивного комплекса. Тот был либо закрыт, либо частный, потому что никого из персонала, кроме охранника, не увидела, и посетителей не было. По карте доступа все электронные замки открывались, и мы ушли вглубь здания, в один из залов для гимнастики.
— Отдохнула, силы есть?
— Есть. Но ты ведь собираешься опять меня до предела довести, чтобы умела драться без них. Или нет?
— Как получится.
Нольд тоже был одет не по-деловому, не как в Инквизе, а в футболку и спортивные брюки. Успел где-то отмыться и переодеться.
— Сила на силу, ты не противник, Ева.
Нольду — точно. С улыбкой осмотрев рослую и мускулистую фигуру, справедливо покачала головой в согласии — он и как обычный мужчина одной рукой меня в бараний рог скрутит и узлом завяжет, а как полузверь, то и пикнуть не успею.
— Исходим из того, что тебя пытаются поймать живьем, а не убить. Давай ближе.
Оказалось, очень трудно переключиться на понимание опасности, когда начала на себе чувствовать руки Нольда. Но все же абстрагировалась и стала вникать. Он делал упор на мои сильные качества — я гибкая и маленькая. Показывал, если уж летит неизбежный удар, куда полезнее увернуться или что подставить вместо уязвимого. Где кости крепче, где нервный узел, который надо беречь, как извернуть руку или ногу, чтобы порез не рассек сухожилия и не лишил спасительной подвижности.