Поляк с поплавками
Шрифт:
Дед забрал мои документы, и я остался скучать в «Мерседесе», слушая «Депеш Мод» и наслаждаясь холодным воздухом из кондиционера. Вокруг машины крутились какие-то мужики и пацаны, обсуждали немецкий автопром. Потом подскочил парняга лет за двадцать, в тельняшке и трикушках. Постучал в окошко и махнул мне рукой.
— Чего? — опустил я окошко.
— Того! Ты Загребельный Андрей? — спросил незнакомец.
— Ну я, только — Анджей.
— Ну и ладно, — миролюбиво ответил парень, — пойдём на вводные инструктажи и в журналах расписываться. Петрович за тобой послал, кадровичка тебя оформила.
— Ну, пойдём, — печально вздохнул я, — а сам Петрович-то
— У него большие люди в гостях, квасить будут, — хохотнул парень и представился, — Семён, начальник вышки на Архипке, тебя ко мне поставили на лодку, матросом-спасателем. Ты плавать-то умеешь?
Я вышел из машины и пожал руку Семёну.
— Нихера ты шпала! — восхитился мой непосредственный начальник, — а по плаванию-то что?
— Да так, держусь на воде. А со спасиком, так вообще Сальников.
— Ну-ну, все вы, приблатнённые, почти что Сальниковы, — непонятно выразился Семён.
Он-то что на меня злится? Я что ли специально к нему припёрся матросом летом поработать?
Пляж в Архипо-Осиповке имел условное деление на три участка. То есть на каждом участке есть вышка, на которой сидит начальник смены и один матрос-наблюдатель. Каждая вышка смотрит за своим участком. Есть бинокли и большая хрень на треноге, на центральной вышке.На всех вышках есть радиостанции, они там как-то связываются между собой чуть ли не по всему побережью. А ещё на вышках есть системы вещания, через которые можно громко орать на весь пляж, ну или включать музыку. На весь пляж две моторки, на которых радиостанции поменьше. На лодках дежурят посменно матрос-рулевой, он же радист, и матрос-спасатель. Спасатели на лодке, когда она не сломана, гордо фигачут по акватории, смотрят за заплывшими за буйки и, не дай бог, спасают кого-нибудь. А ещё есть медицинский пункт, где с утра проводят медосмотр или медики пытаются оживить утонувших и ударенных солнцем. Причём, как сказал Семён, ударенных солнцем больше, чем нахлебавшихся. А ещё с нами работают милиционеры, закрепленные за участками пляжа. Потому что многие отдыхающие выпивают и ведут себя непристойно, и шнырей «синих» тоже в достатке. То сумочку подрежут, то очки солнечные. Забот хватает. Я определен матросом-спасателем на первую лодку с номером тридцать один. Послезавтра должен буду явиться в Архипку на вышку к Семену, и он передаст меня старшему лодочного наряда. Как-то тускло и печально это звучит. Я до вечера проторчал в конторе спасателей, то бумажку подпишу, то деду и Петровичу за минералкой сгоняю. Дед решал какие-то свои проблемы. К нему и Петровичу изредка подъезжали какие-то мужики. В основном на «Волгах» и «Жигулях», прикинутые такие все. Пара человек даже в варёнках, несмотря на начинавшуюся июньскую жару.
Под вечер мы поехали в станицу. Дед абсолютно не опасался милиции и гаишников, лихо вёл «Мерседеса» по горному серпантину и что-то бурчал себе под нос.
— Чего не рад Андж? Работа хорошая, интересная. Ты же воду, как тюлень, любишь, платят хорошо. Сутки через сутки, всего пятнадцать раз на смену выйдешь, — успокаивал он меня.
— Дед, мне придётся или там жить у кого-нибудь, или на вечерней электричке ехать и на пляже ночевать. Там к шести утра на смену идти, — желчно напомнил я деду.
— Да, сейчас в сезон койку хрен найдешь, — согласился дед, — хотя в Волане[2] через Шурку Казимирову решим, там же и питаться будешь. Не ной. За домом девки присмотрят.
— Спасибо, — хмыкнул я и отвернулся к окну.
— Хотя да, не дело, за домом тоже надо смотреть и брага скоро выстоится, — задумчиво пробормотал дед, — у тебя же права
— Ты мне «Мерседеса» подаришь, что ли? Ох, спасибо дед. Только я могу лишь на мотоцикле ездить, на остальном пока нельзя, — ответил я безразлично. Всё уже было пофиг.
— А, ну славно, — не уловил иронии дед.
Завёз меня в станицу и ушуршал к себе. Готовить ничего не хотелось. Вечерело. Тихон, валявшийся среди грядок и ловивший гусениц, подошёл, посмотрел презрительно и, потершись о ногу, юркнул в летницу.
Засигналили у ворот. Ну, кого ко мне приперло в этот грустный теплый кубанский вечер? Ну, блять, мне ещё Мадонны с Витьком не хватало. А это были именно они.
— Что нос повесил, Буратино? — заорала Машка и переебла меня тяжеленным пакетом, — стричься будем, не будем? Вода в душе теплая? Пожрать есть чего? Всю неделю из швейки не вылазила. Света белого не видела. Как сгонял в Самару, выиграл чего?
— Детей тебе надо, — заныл я, убегая от Машки.
— Вот, вот, — пробормотал Витёк, гоняясь за Тихоном.
Машка пошла в душ, а я поставил вариться картошку и достал из погреба банку с домашней селедкой. Пока она там намывалась, я разобрал селедку от костей, посыпал луком и окропил уксусом.
Башку мою уже отточенными движениями, в течении пятнадцати минут привели в порядок. Машка прошлась блондараном ещё раз по шевелюре. Сели поужинать. И в процессе я рассказал о том, что меня снова подставил дед.
— Кем-кем? Спасителем? — катая горячую картоху во рту, спросила Машка.
— Ну да, буду матросом, на лодке кататься вдоль пляжа.
— Круто, — сказал Витек, — прям как в «Байваче». Вон, у нас, кстати, пара кассет есть. Хороший фильм, серий много.
— А то! Тёлки там в красных купальниках хороши, да Витенька? — подначила Машка мужа.
Мне оставили посмотреть пару кассет американского фильма про спасателей и посоветовали не грустить. Я проводил гостей, нацедил в большой стакан «ореховки», намешал сладкой газировки из сифона, закинул туда замороженных недозрелых виноградин и упал возле видика.
Ох там и девки бежали вдоль пляжа в красных купальниках и с какими-то поплавками! И мужики все качки, как Витька. Я представил себя, бегущего по пляжу в трикушках и тельнике с пенопластовым спасательным кругом. За мной бежал Петрович с кадровичкой и орали, что я не отработал ни одной смены. Вместо красоток в откровенных купальниках на пляже валялись жирные тётки и бродили голожопые дети. В тот момент, когда ко мне подбежала Мирошникова и начала лизать меня в шею, я проснулся и послал Тихона нахер. Ни хрена себе, наливочка получилась, со стакана вышибло, наверное из-за газировки.
Следующий день был абсолютно ничем не примечателен. Позвонил дед, спросил за те деньги, которые я ему в страшной тайне оставил два года назад перед интернатом. Уточнил, что мне пофиг и отключился. Прибежали Аня и Злата, начали копаться и возиться в огороде. Потом взяли вёдра и тряпки, пошли убираться в дом. Убирались там долго и закончили только после обеда. Вымыли все полы, даже стеклянную посуду в чехословацкой стенке перетерли. Шторы сняли и окна завесили бумагой. Шторы, тюль и прочую херомантию поручили мне постирать. Завтра придут, погладят и повесят. Я посудачил с девушками, угостил их квасом и решил собираться на завтрашнюю работу. Собрал пару трусов, футболок, шорты и спортивки. Джинсы мне там нахрен не нужны, смена заканчивается в десять вечера. Куда мне в них там ходить? Ещё и жить в этом санатории. Короче, тоска и безнадега. Сяду дальше фильм про спасателей смотреть.