Поляна, 2012 № 01 (1), август
Шрифт:
Сейчас литераторам даже в голову не приходит хотя бы изображать из себя порядочных людей.
Одна визгливая баба может изгадить самую серьезную литературную дискуссию.
Если сочинять книгу только ради того, чтобы доказать другим, что ты кое-чего можешь, то, пожалуй, напишешь такое, за что потом всю жизнь будешь себя презирать.
В пору моей юности тридцатилетнего писателя не воспринимали всерьез, считали глупым мальчишкой,
Y. ищет новые формы и жанры. Сейчас, говорит, «нон-фикшн» в цене. В частности, всяческие учебники и руководства. Сел писать пособие: «Для желающих сойти с ума».
Сколько подлостей совершается просто так, от скуки… Это, безусловно, относится и к литературе.
Z. все носится с оригинальными названиями. Всю жизнь не романы сочинял, а придумывал названия к ним. Одно из последних для черного мистического романа просто и со вкусом — «666».
Ничего сложного. Разница между искусством и жизнью такая же, как между актером, изображающего пьяного, и действительно пьяным актером. Или, скажем, как между манией величия и, собственно, величием.
Y. жалуется: опять «классики» заполонили литературу. Куда ни плюнь, попадешь в Федора Михалыча или Льва Николаевича. Засели в редакциях, негодяи, и сами себя печатают!
Казалось бы, лежит на поверхности. Онегин и Печерин — популярнейшие русские герои — оба убивцы. Причем хладнокровные. А вот их создатели (которых читатель почему-то полностью ассоциирует с ними) — оба жертвы убивцев.
Расхожее мнение. Нынче, говорят, телевидение вытеснило книги. Чушь, конечно. Это все равно, как если бы проститутки вытеснили жен… Чересчур прямолинейно? Ну хорошо. Это как если бы пиво вытеснило водку.
Удивительное дело — литература! Тот, у кого есть возможность курить хороший табак, не станет курить махорку. Между тем люди охотно читают откровенную макулатуру. Но что еще удивительнее — макулатура считается «легким чтением». Что ж, глядя, как жена с тещей обмениваются «детективами» или смотрят телевизор, волей-неволей начинаешь верить в «зомби».
X., воцерковившийся и запустивший бороду, пишет, по его мнению, чрезвычайно откровенные, саморазоблачительные, а следовательно, высокого нравственного потенциала вещи. Исповедальные. Например, про то, как однажды лампочку спер из общественного туалета. Или, как заработавшись в редакции, немного «обидел» пьяненькую старушку-уборщицу, которая, впрочем, сама, дескать, была «не против».
Причем не только пишет, но к месту и не к месту рассказывает братьям-писателям. «Мы, грит, когорта православных писателей».
Он же уверяет, что где-то в Писании отыскал следующее откровение: «Не дьявол помощник женщины, а женщина его помощница».
«Почвенник» X. написал об одном мужике-скупердяе, который купил задорого чудотворную икону, носил ее под
Писатель, даже написавший множество прекрасных вещей, подобен путешественнику, который шествует налегке, проходит сквозь свои тексты — вот и все. Ведь и путешественник, даже прошагавший множество прекрасных мест, не может забрать их с собой.
Жить захочешь — сразу научишься плохо писать.
«Можешь вообще написать что-нибудь серьезное — без ерничества, без кривляния?» — «Не могу».
Один из самых мрачных кошмаров (а следовательно, и преодолений) для бедного русского литератора состоит в том, что самые заветные, святые, скрываемые и лелеемые им темы и материалы вдруг выдергиваются и «столбятся» пошляками-конъюнктурщиками. Бедные литераторы плюются — ругают халтуру и профанацию, да что поделаешь… Какой нужно обладать душевной силой, чтобы вернуться к изгаженной заветной теме, даже если утешаешься мыслью, что все равно пишешь «только для себя»!
Отдаленно это напоминает хрестоматийную ситуацию, когда женщину редкостной души и красоты соблазняет, порочит, насилует подонок и пошляк. Можно представить, какие душевные муки придется испытать влюбленному в нее мужчине, который попытается вновь завоевать ее любовь.
Это вроде того случая, когда в одной «культурной» телепередаче во весь экран показывали Мону Лизу, по которой ползали жирные тараканы. Казалось бы, мелочь, но теперь, когда я думаю о бедном Леонардо, нет-нет вползают в память и тараканы…
Послужной список ровесника: мастер спорта по конькам, автор нескольких книг, главный редактор известного журнала, лауреат многих премий, самый модный пластический хирург, хозяин новой квартиры в двух шагах от Кремля, совладелец телеканала, где его юная дочь одна из телеведущих… Зарезали, когда вылезал из джипа…
Иногда размах писательских планов приводит в смятение. Вот фантазия у людей! И самоуверенность.
Z. сообщил, что поставил себе целью продолжить (и «развить»!) все великие русские романы. «Войну и мир», «Братьев Карамазовых» и так далее. Причем не просто продолжить, но дописать их до того, что свести всех потомков в одной грандиозной эпопее, действие которой врастало бы непосредственно в будущее…
«Стоило ли тянуть лямку писателя земли русской, чтобы все твое творчество свелось к единственной мысли: человечество состоит преимущественно из болванов…»
Y. признается, что чувствует себя много глупее своих произведений. «Как только отрываюсь от пишущей машинки, сразу чувствую себя уродом». Подумывает: не написать ли автобиографическую книгу «Урод».
Парадоксы. Нот всего семь, а музыки — море. Матерных слов и того меньше. По большому счету, три или четыре. А матерной литературы — горы.