Поляна, 2013 № 04 (6), ноябрь
Шрифт:
Рассказец № 56
Через проходную Парамонов с Кругловым прошли на территорию фабрики, пересекли грязный двор, похожий на заброшенную строительную площадку, и остановились у двери. Справа на ветру болталась небольшая яркая афишка, на которой значилось: «Выставка современного искусства».
Далее в столбик шли фамилии участников. Круглов в который раз отхлебнул из фляжки и протянул ее Парамонову. Оба уже достаточно много выпили, стадия болтливости миновала, и речь их все чаще сводилась к обмену междометиями.
Они
— Коля — сука! — машинально прочитал Парамонов.
— Стена плача, — пояснил Круглов.
— Ты уверен, что нам сюда? — озираясь, спросил Парамонов.
— Обижаешь, — ответил Круглов. Метров через сто они свернули направо, затем налево и снова направо. Мрачный коридор не кончался, и на обоих повеяло серой беспросветностью. Парамонов хотел было запеть, но передумал. Не сговариваясь, они остановились, сделали по большому глотку водки, и тут Круглов обратил внимание на стену. Кто-то черной краской намазал на ней горизонтальных и вертикальных полос.
— О! Чем не Хартунг?! — воскликнул он.
— Хартунг в этом подземелье? — удивился Парамонов.
— А где ему еще быть? О! Мондриан. «Картина № 1», — показал Круглов на квадрат с отсеченными углами и вдруг добавил: — Да это ж и есть выставка.
— Да? А почему зал такой длинный и узкий?
— Выпендриваются, — ответил Круглов, и они двинулись дальше. Но очень скоро Круглов остановился перед большим масляным пятном, очертание которого отдаленно напоминало человека.
— «Невидимая дыра» Арнета, — отхлебнув, сказал он. — Парамоныч, а ведь это точно выставка.
— Да? — принимая фляжку, ответил Парамонов. — А почему я ничего не вижу?
— Потому, что ты включаешь мозги, — ответил Круглов.
— Я? Мозги? — переспросил Парамонов и услышал в ответ:
— Да. Как сказал великий Миро: искусство начинается там, где сила воображения вырывается из-под контроля разума.
— Красиво говоришь, — одобрил Парамонов и показал на масляное пятно. — Ты так сможешь?
— Нет, — помотал головой Круглов. — Я учился этому семнадцать лет, а потом еще и преподавал. Здесь нужна чистая, незамутненная душа. — Он перевернул фляжку и потряс ее. — Кончилась. Доставай.
— А там что будем пить? — спросил Парамонов.
— Мы уже давно там.
Парамонов выудил из кармана бутылку водки. В это время из-за угла вышел человек и подозрительно нетвердой походкой направился к ним.
— А вот и народ, которому принадлежит искусство, — сказал Парамонов.
— Э, да ты уже пьяный, — ответил Круглов. — Народу ничего не принадлежит. Тем более, такому, как этот. И искусства никакого не существует.
— А что существует? — спросил Парамонов и рывком повернул пробку.
— Ботинки, колбаса, картины, тумбочки,
— И водка, — перебил его Парамонов. Круглов внимательно посмотрел на него и ответил:
— Нет, не так уж ты и пьян.
— Мужики, где здесь выставка? — добравшись до них, спросил человек.
— Глухоухов! — узнал его Парамонов. — Это Иван Глухоухов.
— Твой друг? — спросил Круглов.
— Знакомый, — ответил Парамонов.
— А это кто такой? — недружелюбно спросил Глухоухов у Парамонова и, не дожидаясь ответа, обратился к Круглову: — Ты Виктора Прилепина читал «Поколение в Ж»?
— «Поколение в П», — поправил его Круглов.
— Ну да, где-то там.
Круглов поморщился.
— Парамоныч, он меня утомляет. Дай ему выпить.
Парамонов протянул Глухоухову бутылку. Тот точным движением фокусника схватил ее и за пару секунд выпил половину содержимого. Круглов взял бутылку, посмотрел, сколько в ней осталось, и обнял Глухоухова за плечи.
— Верю, — сказал он. — Ты дойдешь до выставки. — Обнявшись, они пошли дальше по коридору, а Парамонов достал из кармана авторучку и принялся чертить на стене стрелку. Парамонов закончил, когда те уже скрылись за поворотом. Оценив работу, он пробормотал:
— А то не вернемся, — и пошел догонять.
Сразу за углом он едва не перелетел через чье-то тело. Иван сидел у стены и плакал. Парамонов помог ему подняться.
— Ничего, ничего, — сказал он.
— Вот ты Захара Пелевина читал? — всхлипывая, спросил Глухоухов.
— Круглов! — заорал Парамонов. — Я еще одного Глухоухова нашел! Только этот сильно пьян.
— Не ори, я здесь, — сказал Круглов и отлип от стены. Он осмотрел Глухоухова и добавил: — Мой был почище.
— А где он? — спросил Парамонов.
— Ушел куда-то. Брось и этого. Они близнецы, сами разберутся.
— Я друзей не бросаю, — ответил Парамонов.
Наконец, впереди послышался неясный гул, и вскоре они вошли в огромный мрачный зал с железобетонными колоннами. У входа были накрыты столы, вокруг которых собралось человек тридцать. Все выпивали, закусывали и что-то возбужденно обсуждали. При виде троицы все как-то разом замолчали, и в зале наступила тишина.
— Выставка там, а пьют здесь, — сказал Парамонов и громко обратился к присутствующим: — Господа, что вы здесь смотрите? Шедевры там, в длинном зале.
— Т-с-с, — остановил его Круглов. — Ты ничего не понимаешь. Это инсталляция: «Пьющие ценители современного искусства».
— Здорово! — восхитился Парамонов. Он опустил Глухоухова на пол и со словами: — Приобщимся к прекрасному, — быстро пошел к столам.
Рассказец № 57
Баландин позвонил рано утром, напомнил Парамонову, что тот согласился дать интервью, и пообещал быть через час. В квартире у Парамонова журналист появился часа через три. Он выставил на стол литровую бутылку водки, выложил камеру и спросил: