Поляна, 2013 № 04 (6), ноябрь
Шрифт:
— Не бойся, зверечек, сейчас отпущу.
Гарт освободил лапку «графа» из капкана и осторожно прощупал ее. Все мелкие косточки стопы были целы, даже шкурка не порвалась. Гарт опустил песца на землю и дал ему легкого шлепка: — Беги!
Не веря своему счастью, «Его Сиятельство» отбежал метров на двадцать и стал обиженно тявкать на охотника:
— Вау! (Обманщик! А еще в друзья набивался! Ты что, охотник?)
— Да, охотник. И зимой буду ловить вашего брата вот в такие капканы. А ты теперь знаешь, что наступать на пятачок между стальными дугами нельзя. И жадничать нельзя. Подбери мясную
— Вау! (Какие вы, люди, жестокие!)
— На свой народ посмотрите, Ваше Сиятельство!
— Вау? (Что ты имеешь в виду?)
— А разве не в вашем народе обычай, съедать слабых?
— Вау! (Слыхать слыхал, а видеть не приходилось.)
— А я видел. И по гроб жизни не забуду.
— Вау? (Где ты мог такое видеть?)
— В прошлом году перед самым ледоставом на моем острове скопилось до сотни песцов-сеголетков. Все сгрудились в узком месте пролива в надежде перебежать на материк кратчайшим путем, как только замерзнет море. Но неожиданно ударила оттепель и даже первый тонкий ледок растаял. Оголодавшие щенки стали разрывать и пожирать друг друга. Смотришь: бегают, бегают эти маленькие собачки вдоль берега туда-сюда. Вдруг, как по команде, набрасываются на какого-нибудь одного, в мгновение ока разрывают на части и съедают. И так по нескольку раз в день. Зрелище не для слабонервных, скажу я вам, граф!
— Вау! (Не «кого-нибудь», а слабейшего съедают. Слабому жить незачем.)
— В моем народе придерживаются других обычаев, Ваше Сиятельство.
— Вау! (А вот и зря! Слабак слабаком и останется, и потомство даст слабое, так что лучше уж сразу…)
— Ну, ладно. Кончай сердиться. Вот тебе кусок утятины, и давай снова дружить!
Гарт бросил «графу Чернышову» кусок мяса из кастрюли, но «граф», наученный горьким опытом, и ухом не повел. Тогда охотник зашел в балок, осторожно отогнул «поленоэтиленовую» пленку на окошке и стал наблюдать.
Через пару минут, без конца поглядывая на избушку, песец подполз к лакомству, быстро схватил его и убежал.
Улыбаясь про себя, Гарт занялся домашними делами.
39. Непогода
Этой же ночью зюйд-вест нагнал тучи и, по знакомому сценарию, пошел снег. Но не мокрый снег, как тогда. А настоящий, холодный, сыпучий, колючий. Мелкий и злой.
Утром Гарт выскочил из балка и обомлел: зима! Все повторилось: прибой так же сотрясал берега, и так же носились чайки над морем, лишь ледяного барьера на берегу не было в этот раз.
Подхватив кастрюлю с кострища, охотник заскочил в балок и плотно прикрыл дверь. Боже, как хорошо иметь укрытие в непогоду, когда ветер срывает с тела тепло!
Избушка. Печка. Сердцу радость! Это не в бочке лежать — ноги наружу и слушать, как дождь по жести лапками ходит. Это — крыша над головой, это — лежанка с оленьей шкурой. Это — столик и чайник на нем.
Какое счастье — иметь дом!
Вот бы еще чего на зуб положить!
Гарт обглодал последние утиные косточки.
Весь день просидел в балке и, посмеиваясь над голодным
На второй день ветер достиг ураганной силы. При каждом ударе прибоя сотрясались хлипкие стены избушки и дрожала земля.
Это надо видеть!
Гарт выскочил во двор и тут же был сбит с ног напором ветра. Кое-как поднялся на ноги и захлопнул дверь. Сгибаясь в три погибели, побрел на берег и прислонился спиной к валуну.
С громовым раскатом расшибалась о базальтовую стену волна. Пена бешеного моря клочьями летела по воздуху, белыми жилами стекала в расщелины, рыхлыми шапками пузырилась на гальке.
Насмерть схватились два гиганта и, кажется, Море побеждено. Но стихнет буря, и по всей линии прибоя увидишь павших бойцов Земли: рухнувших каменных исполинов, обломки скал и выхваченных волной из трещин угловатых базальтовых детишек.
А Море успокоилось и тихонько гладит лысины валунов.
И пока Море отдыхает и набирается сил, над камнем продолжает работать дочь Моря, Пресная Вода, и три его союзника: Мороз, Ветер и Время.
Пресная Вода проникнет во все щели и трещины камня, Мороз превратит ее в клинья и разорвет базальт, как бумагу, Ветер снова бросит на скалы Прибой, а Время все повторит многократно.
Пройдет пара-тройка миллионов лет и останется на месте островка нищий песчаный бугор, над которым поет победную песнь Ветер и свободно гуляет штормовая Волна.
От вида неукротимого моря сбивается с ритма сердце. Так бы и смотрел без конца на грозные валы и чувствовал как разгорается в крови древний огонь: и страх, и ужас, и волосы дыбом, и… радость неземная!
Гарт вновь увидел себя на гребне прибойной волны, вновь разглядел черные зубы камней впереди, вновь пережил ужас бессилия перед стихией и непонятный, леденящий душу восторг.
«Всё, всё, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья».
Вот сейчас — в лепешку!..
Гарт поднял взгляд выше и заметил сотканный из пены и ветра парусник, несущийся прямо на скалы. Услышал хлопанье парусов, треск шпангоутов и увидел гигантские волны накрывающие кукольные головы людей.
«Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю!»
Неужели только два человека спаслось в тот несчастливый день? Почему только два? Наверняка, не меньше дюжины сильных опытных моряков было на этом зверобойной боте.
Разве не молилась за каждого из них мать, жена, сестра?
Разве не имел каждый из них своего Александроса?
Разве не взывали они к Богу в смертной тоске?
Но Бог услышал только двоих, и ангелы-хранители помогли только двоим. Почему?
Или взять войну. Вот идут солдаты в атаку, вот сшибаются противники в рукопашной. Вот в одну минуту убиты тысячи, еще больше ранены, и с каждой секундой число тех и других возрастает. Где в это время Всевышний? Где в это время ангелы-хранители? Или пуля сильнее ангела, а буря самого Господа Бога?