Поляна №4 (6), ноябрь 2013
Шрифт:
Следующей ночью Ивану приснился совсем нехороший сон. Будто бы он сам и еще двое каких-то оборотней-головорезов устроили в незнакомом городе настоящую резню, и там же во сне его поймали и собирались повесить. Он не чувствовал раскаянья, а только страх, досаду и ненависть.
Но вместо казни его вытолкали за массивные решетчатые ворота к широкой винтовой лестнице, уходящей ввысь. Касаясь перил, он поднялся до верхней площадки, прошел мимо спящих стражей и оказался в просторном зале. Матовый свет лился на гладкие стены, ни мебели, ни окон не было. Вдруг пол дрогнул, стены зашатались, одна из них рухнула, и в образовавшемся проеме показались человеческие фигуры.
«Вот они идут, – услышал он чей-то голос. – Их глаза горят алмазными брызгами». Фигуры с бледными лицами и пронзительно сияющими глазами были уже рядом. Сложенные крестом на груди руки венчали длинные стального цвета когти. Губы их шевелились, но Иван не мог разобрать слов, пока фигуры не приблизились настолько, что он почуял исходящее от них магнетическое притяжение. Самый ближний из монстров протянул к нему свою руку и Иван физически ощутил скрежет, словно бы он находился внутри прозрачной сферы, по которой скребли железом. Он заметался, в панике нажал какую-то кнопку и стена начала медленно отодвигаться, открывая проход. Тогда же, он услышал и слова, произносимые монотонно и без интонаций: «Остановись. Чего ты боишься? Не убегай. Это всего лишь сон. Постой. Зачем тратить силы? Бороться бессмысленно. Обними нас…» Слова эти наполняли тяжестью и безволием. Иван с усилием сделал несколько шагов. В конце прохода открылся небольшой зал с лестницей ведущей еще выше. Думая, что спасен, он ступил на лестницу, но тут один из монстров, с ватным лицом и воспаленными глазницами, тихо, но отчетливо произнес: «В этой паскудной стране вампиры еще и летают». С этими словами он наклонился вперед, оторвался от пола и скользнул по воздуху наперерез Ивану. «Я погиб!» – понял Иван и проснулся в липком холодном поту.
Он лежал на левом боку и краем глаза успел заметить мелькнувшую над головой бледную тень, но, вскочив, не обнаружил никого.
Сама комната выглядела странно… Стена напротив отсутствовала вовсе, а прямо от пола начиналась сиреневая лужайка с невысокими деревьями и чахлым кустарником. Вдали в прозрачных сумерках показался человек. Через секунду он приблизился, Иван узнал Аполлинария.
– Аполлинарий! – обрадовался он. – Ты жив?!
– Конечно, я жив, – улыбнулся Аполлинарий, – но не в том смысле, как ты себе понимаешь. По-вашему – я мертв.
– Как мертв? Разве ты не человек?
– Я больше, чем человек, – тихо поведал Аполлинарий. –
– Как тебе не стыдно, Аполлинарий? – укоризненно покачал головой Иван. – Вечно ты придумываешь всякие небылицы. Грех это…
– Грех – это то, за что мы сами себя наказываем, – проговорил Аполлинарий. – В конечном итоге все сводится к самоконтролю. Нет ничего невозможного. И никакого старика на небе тоже нет. Поверь мне. Уж я-то знаю, – он подмигнул. – Здесь каждый становится, кем хочет… Ты позволишь мне войти?
– Да, конечно, входи, – спохватился Иван. – Я не думал, что тебе надо разрешение.
– Приглашение, – уточнил Аполлинарий и, переступив черту, разделявшую комнату и лужайку, ступил на паркетный пол.
Весь он словно светился изнутри сиреневым светом.
– Что случилось? Мне сказали: тебя убило…
Аполлинарий прошел по комнате и опустился на стул.
– Да, понимаешь, я сам виноват… – ответил он. – Вечером зашел к одной… Выпили. А наутро проснулся не без пяти шесть, а без пятнадцати. Лег снова, но, понимаешь, проспал…
– Так ты дух? – спросил Иван.
– Я – дух, – подтвердил Аполлинарий.
– Всемогущий?
– Нет.
– Тогда какой же ты бог?
Аполлинарий скрипнул стулом и закинул ногу на ногу.
– Видишь ли… Каждый может назваться его именем. Все относительно… Я, к примеру, мог бы показаться тебе богом, а ты мне – нет.
Иван сел.
– А ты видел его? Какой он?
– Этого не расскажешь… Хочешь, я покажу тебе?
– Покажешь?!
– Нет вопросов! Идем.
– А это правда – ты, Аполлинарий?
– И да и нет, – ответил Аполлинарий. – Идем, по дороге объясню.
Иван встал с постели. Аполлинарий манил рукой:
– Идем, идем… Что же ты?
– Нет, не могу…
– Не можешь или не хочешь?
– И не хочу.
– Тогда прощай! – холодно проговорил Аполлинарий, и сиреневый пейзаж пред Иваном тотчас сморщился и обрушился вниз, а сам он обнаружил себя в постели под одеялом.
Сквозь занавешенное окно в пыльную комнату на пробудившегося Ивана, на постель и на стены хлынуло новое утро.16
Несется в бескрайнем пространстве огненно-ледяная глыба. Гигантский шлейф, равный расстоянию от Земли до Солнца, тянется за ней. Скорость ее невероятна! Так и в добрый путь!.. Но есть безумцы, которые мечтают оседлать хвостатую комету, вогнать шпоры в ее ледяные бока и умчаться к холодному Нептуну. В редкий день, который приходит раз в столетие, когда комета видна в ночном небе, они готовы сбросить, как надоевшее тряпье, свою земную плоть, чтобы, преодолев тяготение, ускользнуть от коварной Луны и обрести жизнь вечную…
Потрясенный снами, Иван решил позвонить колдуну.
– Приезжай! – коротко, как и в прошлый раз, велел колдун.
Дверь в квартиру колдуна оказалась не заперта. Иван осторожно прошел по коридору в комнату, откуда слышался странный шум. Два серванта, платяной шкаф и пианино были покрыты черной материей, зеркальное трюмо оказалось заставлено горящими свечами, отчего комната казалась шире. Окна были наглухо зашторены, душно было до невозможности. Пол покрывала черная простынь с начертанной на ней мелом пятиконечной звездой, обведенной кругом. В центре круга сидел какой-то длинноволосый малый и водил смычком по похожему на домру инструменту, издающему жалобные протяжные звуки. По углам звезды со свечами в руках стояли фигуры в черных балахонах. Невозможно было определить, мужчины это или женщины. Вокруг малого прыгал обнаженный до пояса его знакомый колдун. Прикладывая к губам маленькую дудочку, он извлекал звуки, похожие на завывание ветра в печной трубе. Лицо, грудь и спина его были исчерчены какими-то иероглифами, на шее позвякивало ожерелье из металлических украшений и костей…
Колдун пронзительно глянул на Ивана.
– Куда?! В храм в обуви!.. – крикнул он.
Иван был потрясен тем, что одна из комнат квартиры колдуна превратилась каким-то образом в храм, но наткнувшись на свирепый взгляд колдуна, поспешно скинул туфли. От зыбких огней по потолку разбегались адские тени. «Сожгут», – с тревогой подумал Иван и решил следить за свечами.
Колдун совершил еще несколько кругов по комнате, затем сунул дудку под ремень, схватил со шкафа глиняный череп, наполнил его бурой жидкостью из какой-то амфоры и, протянув Ивану, велел:
– Пей!
Иван решил не перечить, а постараться понять масштабы творящегося безумия. Он с опаской принял череп из рук колдуна. Содержимое пахло травами, как от курильниц в прихожей.
– Пей и ты будешь с нами! – приказал колдун.
Иван сделал глоток. Тотчас из глаз его хлынули слезы, а горло обожгло страшным огнем. Череп пошел по рукам. После третьего глотка Ивану стало необычайно жарко, пол под ним качнулся, комната повернулась на бок, люстра вытянулась горизонтально, трюмо зависло под потолком, но свечи не падали. «Приклеены!» – догадался Иван и потерял сознание…Его легко, словно на карусели, кружило по комнате. «Интересно, – думал он, – смогу ли я пошевелить рукой?» И сам себе мысленно отвечал: «Нет, пожалуй, не смогу. А ногой? И ногой не смогу. Ну, а крикнуть?! Нет… и крикнуть тоже не смогу…»
– Дети мои, – бухнуло в его голове. – Прощайтесь с этим миром, со всем, что вас тяготило на этой планете! Я ваш проводник, ваш пастырь и избавитель! Силой, данной мне, я соединю вашу душу с кометой, и она умчит вас к иным мирам! Пусть каждый из вас выберет место, где, как ненужная скорлупа, останется его тело…
Иван понял, что говорит все это стоящий на стене колдун. Странным было то, что сначала Иван различал шевеление губ колдуна, и только потом до него долетали слова.
На середину комнаты вынесли скатанный ковер. В руках колдуна сверкнул кривой нож, он с треском распорол материю вдоль и отбросил края. В огненном мерцании Иван увидел Эльгу. Она была обнажена.
Колдун взял кисть, склонился над телом и стал выводить на нем какие-то знаки, бубня что-то и макая кисть в череп.
– В жертву приносим душу живую во имя силы и знания, дабы душа растворилась во тьме, оставаясь в нас кровью и плотью вкушенной! – произнес он громко и взмахнул ятаганом.
«Пора просыпаться!» – ужаснулся Иван. Но проснуться не мог.
Колдун орудовал над телом, а остальные бесстыдно скинув одежды, предавались какому-то гадкому буйству, они облизывали и кусали друг друга, катались по полу и прыгали по стенам. Обнаженные, вымазанные чем-то бурым тела, мерцающие огни – все смешалось пред Иваном. Ему казалось, что он сам, комната, весь дом, бешено вращаясь, мчатся куда-то, очертя голову, среди планет и огненных светил. Вот миновали Солнце, сверкнув, оно провалилось и исчезло. Вот, пылая огненным шлейфом, промчалась хвостатая комета… Метеоры кружили как шмели в ясный день, звезды рождались и умирали, а в самом центре Вселенной, куда с безумной скоростью влекло Ивана, куда неудержимо несся весь мир, застыла непроглядная густая мгла, до пустоты черная и немая…
Раздался ликующий вопль, Иван увидел взметнувшуюся руку колдуна, а в ней окровавленное сердце…
17
Иван очнулся в темном подземелье, откуда-то сверху за шиворот ему капала ледяная вода. Ощупав неровное каменистое дно, опираясь на поросшие мхом сырые стены, он пошел туда, где под низкими сводами мерцал слабый свет. Когда полумрак окрасился багровыми всполохами, стены сами собой вдруг оклеились алым бархатом, а под ногами заскрипел неведомо откуда взявшийся паркет. Туннель изгибался и казался живым существом. Временами у Ивана перехватывало дух от ощущения стремительного подъема, тогда он замирал и слегка пригибал колени, а в следующее мгновение пол уходил из-под ног, и его плавно тянуло к потолку.
Кое-где обои отошли от стены, Иван, осторожно отогнув уголок, заглянул в образовавшуюся щель. Стены под обоями не было, дыра чернела непроглядной мглой. Иван просунул туда палец, ощутил неприятный холодок и выдернул обратно. «Вот так штука, – подумал он, разглаживая отогнутый край, – я здесь внутри, а там, за стеной ничего нет, там может прятаться кто угодно…»
Старинный канделябр на стене вспыхнул ярче, скрипнула и отворилась дверь. Иван заглянул внутрь.
На широком ложе он увидел Эльгу. Она лежала навзничь, обнаженная, облизывая искусанные в кровь губы. Запястья и щиколотки ее были прикованы к стойкам балдахина. Рядом с ложем стоял голый по пояс колдун в черных кожаных брюках с кнутом в руке. Он вскинул голову и посмотрел на Ивана.
– Возьми, – потребовал он, протягивая кнут. – Бей!
Эльга глядела на него с мольбой.
– Скорее, – прошептала она, – ударь меня…
Иван решительно выхватил из рук колдуна кнут, размахнулся и хлестнул… Эльга содрогнулась, алый рубец пробежал от груди к бедрам…
– Еще! – выгибая спину, простонала она.
– Сильнее! – потребовал колдун.
Иван хлестнул еще раз.
– Вот так! – одобрил колдун, расстегивая кожаные брюки. – Теперь и это твое, – подмигнул он и полез на ложе.
Иван выронил кнут и кинулся прочь. Дверь за ним хлопнула с треском. Когда он вновь осторожно приоткрыл ее, внутри было черно и безжизненно. Проклиная колдуна, Иван двинулся дальше вглубь петляющего туннеля…
Возле низкой дубовой двери, за стеклянным окошечком, он увидел совершенно нагую девицу, которая маленькой пилочкой для ногтей точила свои ноготки. Над окошком была пришпилена табличка с надписью «Касса».
– Билет покупайте, гражданин, – строго сказала она, не поднимая головы.
– Сколько с меня? – спросил Иван, проглатывая комок.
– Капля крови, там все написано, – махнув куда-то рукой, отозвалась девица, с наслаждением потянув воздух затрепетавшими ноздрями.
Иван отпрянул, попытался перекреститься, но рука предательски не слушалась. Он скользнул пальцами на шею, где должна была быть цепочка с крестом, но цепочки, равно как и креста, на месте не оказалось.
– Дайте же сюда ваш пальчик, – томно попросила девица, сверкнув кошачьими глазами.
Как завороженный, Иван просунул руку в окошечко, думая, что вот сейчас ему и отхватят ее по локоть.
Взяв его руку, девица острым кончиком пилки больно уколола его палец, от чего из раны брызнула темная кровь, которую эта, с позволения сказать, билетерша, хищно мурлыкнув, тотчас слизала языком.
Иван зажмурился. Приятная истома охватила его тело. Руку наконец отпустили, вложив в нее какую-то глянцевую на ощупь бумажку.
– Туда, – мурлыкнула девица, кивнув на дверь.
– Спасибо, – сипло поблагодарил Иван и побрел словно во сне. Взглянув на билет, он прочел на нем слово «лотерейный», обернулся, но чертова будка была уже пуста.
За дверью открылась широкая мрачная зала, под тусклым абажуром виднелся обтянутый зеленым сукном карточный стол.
«Дьяволоборец… дьяволоборец…» – послышался приглушенный шепот.
«С чего это они взяли, что я дьяволоборец?» – подумал Иван, приближаясь к столу.
– Тут какая-то ошибка! – проговорил он в темноту. – Вы, очевидно, ждали другого и, если вам нужен дьяволоборец, то во мне вы его не встретите.
Не дождавшись ответа, он продолжил:
– Ведь тут что? Ведь тут все предельно ясно… Как может яблоко бороться с червем? Только одним способом: став несъедобным, или иначе говоря, сгнив или засохнув! Никакой борьбы существовать не может, и любой дьяволоборец попросту дурак!
Иван ощутил дыхание многотысячной толпы. Чей-то елейный голос торопливо зашептал ему прямо в ухо:
– Мы вас понимаем… понимаем… но и вы нас поймите. Все билеты проданы… Аншлаг!
– Ну и, пожалуйста! А я-то здесь при чем?
– Вы прошли ворота…
– Какие ворота? Ничего я не проходил. А если и прошел, то могу пройти и обратно.
– Никак нельзя-с, – радостно сообщил голосок, – не выпустят…
– Что за черт? Это почему?
– Так устроены…
– Ладно, – махнул рукой Иван. – Что надо делать?
– Вот и хорошо… вот и славно, – обрадовался голос. – Присаживайтесь и ни о чем не беспокойтесь…
Иван присел на выкатившийся из темноты стул.
– Вот и прекрасно… Как мы вас ждали, а вас все нет и нет, и надо же, радость какая… – частил голосок. – Чего, может, изволите? Есть водочка, самогончик, огурчики, пирожочки с мясцем…
– А коньяку у вас нет?
– Коньяку нет-с. Вотчего нет, так нет… Водочка, самогончик есть, если изволите, а коньячку нет. Не держим-с, – все так же радостно поведал голос.
– Ну, что с вами делать? – пожурил Иван. – Дайте хоть чаю, а коньяк у меня у самого найдется.
– Один моментик, – выдохнул голос и исчез.
Иван полез в карман и действительно обнаружил там стограммовую бутылочку коньяку.
– Чаек пожалуйте и пирожочки, – раздалось над ухом.
На столе перед Иваном как по волшебству возникли чашка и блюдце со слоеными
– С чем?
– Человечинка, – заверил голос. – Самая свежая-с.
Ивану было любопытно, хотя и страшновато. Он откусил кусочек, пожевал немного и выплюнул. Мясо было холодным и безвкусным. Он положил надкушенный пирожок на тарелку и отодвинул ее подальше.
В темноте кто-то заскулил. Повернув голову, Иван увидел несколько оскаленных волчих морд.
– Вам чего? – испугался он. – Пирожочков?
Морды придвинулись.
– Нате, – он схватил пирожок и швырнул его в темноту.
Через мгновение послышалась короткая грызня и вновь все стихло.
– Сейчас начинаем, – сообщил голос.
Тут лишь Иван взглянул через стол и увидел напротив себя такую же чашку, золотую массивную пепельницу с дымящейся сигарой, белые холеные руки в кружевных манжетах, узловатые, тонкие пальцы непомерной величины. Одна из рук вытянулась над столом и перед Иваном стопкой легла карточная колода.
– Снимите…
Иван снял колоду, и она скользнула обратно на другой край стола.
«Ловок, шельма, – восхитился он. – Неужели сам Дьявол?»
– Он самый… он самый и есть, – подтвердил голос. – Большой мастер!
– Во что играем? – шепотом спросил Иван.
– Сию минуту узнаю, – с готовностью откликнулся голос и пропал.
«Надо же, какой услужливый, – подивился Иван. – А денег-то у меня все равно нет».
Тем временем через стол, порхая словно бабочка, перелетела карта.
– Это вам, берите, – услышал он над ухом.
– Так во что играем?
– Ах! – спохватился голос. – Забыл спросить. Я сейчас…
«Услужлив, да уж видно, что бестолков», – усмехнулся Иван.
Он перевернул карту и увидел…
18
В огромном кабинете горел электрический свет. Окна были плотно зашторены. От дубовых дверей вдоль стены, мимо длинного стола и высоких стульев, багровой лентой тянулась ковровая дорожка.
Человек с трубкой в руке приблизился к дверям, вынул из брючного кармана ключ, вставил его в замочную скважину и повернул на два оборота. Оставив ключ в замке, он прошел вдоль стола, опустился в кресло и раскурил трубку. Веселый огонек заиграл возле глаз… И вдруг тело его напряглось, спина выпрямилась и окостенела, пальцы рук впились в подлокотники, и весь он словно одеревенел. Дыхание стало глубже, на желтых морщинистых щеках заиграл алый румянец, глаза широко раскрылись и потемнели, трубка выпала изо рта…
Но не кабинет увидел Иван, стол и портьеры бесследно исчезли; на широкой торговой площади рядами стояли виселицы, жарко пылал огромный костер, люди в ужасе бежали, бросая товар и оставляя лавки открытыми. Затрубил охотничий рог и на площадь вышел грозный всадник в сопровождении свиты. Следом за ним вели толпу узников. Всадник окинул взглядом опустевшую площадь и крикнул двум смельчакам, стоящим на ближней кровле:
– Не бойтесь, собаки! Зовите остальных! Кого сам поймаю, худо будет!
Опричники бросились сгонять людей, постепенно площадь заполнилась.
– Народ! Увидишь муки и гибель; но караю изменников! Ответствуй: прав ли суд мой? – крикнул всадник. Ответом была тишина. – Так прав иль нет? – Нестройный гул полился со всех сторон. – То-то же, – ухмыльнулся всадник и поднял руку.
Ивана поразил нечеловеческий блеск в глазах палачей, какая-то дикая свирепость была написана на их лицах, словно они были одержимы неизмеримой жаждой крови и стремлением видеть чужие мучения. Ему запомнился один из казненных, тем, что, будучи подвешен за ноги и рассечен на части, не выразил на лице своем ни тени страдания, словно душа его была нечувствительна к телесным мукам. Он умер тихо и с кротостью, несмотря на изощренность палачей.
– Мало!!! – словно гром раздалось вдруг из-под земли, но никто не услышал этого кроме Ивана, всадника и человека в кресле. – Мало!! – повторил гром, и палачи забегали быстрее. Кровь текла ручьями, воздух был насыщен смертью. – Мало! – и всадник, умертвив всех, велел привести жен и детей казненных, пока, наконец, усталость и довольство не окутали его.
– Домой! – кивнул он свите и тронул коня…
…Вновь перед Иваном возник кабинет, вновь ковровая дорожка на полу, сквозь задернутые портьеры пробивался дневной свет. Человек в кресле пошевелился, поднял упавшую к ногам трубку, встал и, пройдя к двери, повернул ключ. Вышел, рукой усадил секретаря, кивнул: «Чаю». Вернулся в кабинет, подошел к окну и отдернул тяжелую портьеру. На стене открылся гравюрный портрет всадника. «Хлюпик, – проговорил человек едва слышно. – Казнишь горстку бояр, а потом неделю каешься…»
«Ну вы-то уж, конечно, горсткой не ограничитесь, – подумал Иван. – Казнить так миллионы, а дай волю, так и всех, все человечество».
– Феноменально! Бис! – жарко зашептал на ухо Ивану знакомый елейный голосок. – Вы превзошли все ожидания! Толпа ликует! Зрители в экстазе! Что-нибудь еще! Умоляю…
«Интересно, – подумал Иван. – Я вот тут играю с Дьяволом, значит, он существует… А раз есть Дьявол, то и Бог, конечно же, тоже есть».
– Бога, мой дорогой, придумали те, кому это выгодно, – услышал он голос того, кто сидел напротив. – Те, у кого есть, что терять! Они говорят: «Если один человек богат, значит, это угодно Богу, а другой беден по той же причине! Счастье в нищете!» – кричат они и разъезжают в роскошных экипажах. «Любите ближнего своего!» – и обворовывают целые народы. Бога, друг мой, придумали богачи, для того чтобы держать в повиновении чернь… чтобы придать несправедливости оттенок божественного замысла! Радуйтесь умирающие от голода и больные, не имеющие денег купить лекарство! Ваша награда на небесах! Смотрите, как нам плохо, как мы страдаем от того, что богаты и у нас есть все, чего мы хотим! А потом, когда нас накажет Господь и мы попадем в ад, нам станет еще хуже… Ай-ай!.. Не надейтесь, никто не придет… Так будем играть?
По столу скользнула карта, Иван поднял ее… Пелена окутала его разум, зеленое сукно, чьи-то лица – все смазалось и исчезло… И вот не стало ничего ясного, лишь всюду простиралась густая серая мгла. Вдруг кто-то коснулся его руки и повлек за собой. Лицо Незнакомца было черно, словно присыпано гарью, черны были его брови и глаза. Казалось, тьма шла от него, и он был ее сердцем. Рваный туман летел клочьями…
Внизу, сквозь дым и копоть, озаренный огненными всполохами, проступил пылающий город. Толпы людей бежали по улицам, крича от ужаса. Статуи, дворцы и колоннады утопали в бушующем пламени.
– Что это?! – спросил Иван, перекрывая свист ветра. – Гибель Помпеи?! Везувий?!
– Нет, – отозвался Незнакомец. – Это горит Рим!
Они очутились возле дворцовой башни, на вершине ее стоял человек в пурпурном плаще. Обрюзгшее лицо, пухлый рот, короткая толстая шея. Простирая руки, он пел. Иван различил слова: «Пока живу, пускай земля горит!»
– Кто это? – спросил он.
– Мой ученик, – ответил Незнакомец. – Кстати, большой выдумщик по части разных игрищ… Ради этого спектакля, он не пожалел декораций! Впрочем, он никого не жалел, даже собственную мать. – Незнакомец коснулся стены, и та расступилась, открыв залитую солнцем арену. – Когда актером становится цезарь, вся империя превращается в щедрого мецената.
Вмиг Иван очутился возле арены.
Из раскрытых ворот на арену вырвался громадный белый бык. Юная дева, совсем ребенок, была привязана к его рогам. Взбешенный зверь силился скинуть тяжелую ношу, он бился о стены, мотая головой. Арена обагрилась кровью.
– Представление называется «Похищение Европы», – комментировал Незнакомец.
Когда стихли крики жертвы, на подии показалась Юнона и, славя Юпитера, молила его вернуться в священные узы брака. Залитого кровью «рогатого беса» загнали обратно в ворота.
– А вот еще, полюбуйтесь, «Дочери Миния»!
На арену вынесли ткацкие станки, следом вывели трех женщин и приковали их цепями к станинам.
– Кто эти несчастные? – спросил Иван.
– Они обвинены в поджоге Рима, хоть это и не их рук дело… – проговорил Незнакомец. – Впрочем, какая разница? Они верят, что им уготованы небеса…
Сладко запели флейты, повеяло благовониями, на арену, под восторженные крики толпы выбежал человек в медвежьей шкуре и ударами кнута заставил узниц ткать. Сорвав с них одежды, он скинул шкуру и с себя, и натешась вдоволь, принял золоченый венок из рук слетевшей на бутафорском облаке Юноны.
– Как он может? – прошептал Иван. – Ведь они такие же люди…
– Ошибаетесь. Он считает себя богом! А боги должны карать!..
Нерон поднялся в ложу. Послышался львиный рык, из потайного грота на арену вырвались огромные львы… Вопли несчастных потонули в ликующем крике толпы.
Незнакомец отнял руку, стена сомкнулась.
– Где же ваш Бог? – спросил он. – Чего же он ждет? Мне самому любопытно.
Вкруг них опять сгустилась серая мгла.
– Он кует души из тончайшей материи, – ответил Иван. – Кроме него создать живую душу не может никто… Даже вам это не под силу. И я не знаю, есть ли он, но я верю… Верю именно потому, что не знаю… Случись по-иному, я бы страшился, например, искал бессмертия… Или, напротив, не ценил бы жизнь вовсе. И то и другое – дурно… Куда мы теперь?
Незнакомец устало махнул рукой.
– Куда прикажете…
Эпилог
Случай коллективного самоубийства в московской квартире наделал шума в газетах. Писали разное: например, что покойники были сектантами и мракобесами и, в общем, душами заблудшими; другие усмотрели в этом некий протест против какого-то якобы имевшего место засилья; издания духовного толка говорили о покаянии… мол, грядут последние времена, а сие, мол, есть страшные знамения, о коих давно уже где надо сказано…
Известный колдун по прошествии описанных событий помутился рассудком и был помещен в лечебницу для душевнобольных. Неуемный аппетит его и странная худоба вызывали интерес тамошних докторов. Всякий раз, когда пациенты сдавали санитару пустые миски, он требовал добавки и успокаивался лишь после того, как поварской котел становился пуст. Вылечить его не удалось, но местное светило медицины, профессор Колбочкин, описал загадочный случай полного психического перерождения человека в саранчу при внешних признаках млекопитающего.
Матушка Евдокия подалась в политику. Используя свои связи в оккультных кругах, она по сей день председательствует в Комитете по делам общественных объединений и религиозных организаций.
Сам Иван Тимьянов исчез бесследно…Владимир Эйснер
Жить не обязательно Повесть (окончание)
31. Пропавшая экспедиция
В этот день Гарт отремонтировал всю цепочку капканов на южном мысу, а ночевать решил на берегу: песок легче прогреть для ночевки, чем мерзлую глину тундры.
Настоящей ночи еще не было, просто темень сгустилась, как туман. Крупные звезды тянули к сердцу светлые паутинки, и легонько плескалась волна. Контур разбитой шхуны впечатался в небо, чайки писали на закате белые письмена.
– Нет, это наверняка не обломки русановского «Геркулеса». Скорее, обычное зверобойное судно. Норвежское? Датское? Шведское? Как ты думаешь, Александрос?
– А никак не думаю. Меня тогда еще не было.
– Ну и что? Ты разве не интересуешься историями великих открытий и биографиями великих людей? Разве не волнует твое сердце мужество первопроходцев?
– Волнует, но лишь в той мере, в какой это касается тебя и твоей судьбы.
– Какой-то ты скучный собеседник! Совсем не интересуешься географией!
– Я к тебе приставлен, а не к географии!
– Ну вот, мы сразу и обиделись… Правда, что ли, ничего не знаешь об этом судне и об экспедиции Русанова?
– Правда. Если хочешь узнать больше, сам думай, изучай, сопоставляй. На то ты и человек. А я – лишь дух служебный.
– Ладно, «дух служебный», не серчай…
Александрос промолчал.
Поужинав и накормив Черныша, Сашка устроил себе обычный теплый ночлег с двумя нодьями по бокам. Залез в спальник, положил под руку карабин и стал смотреть в небо.
«…И, если подлинно поется
И полной грудью, наконец,
Все исчезает – остается
Пространство, звезды и певец».
(О. Мандельштам, 1913)
…Первые несомненные следы экспедиции В. Русанова были обнаружены в 1934 году: на безымянном островке в архипелаге Мона топографы нашли столб с вырезанной на нем надписью «Геркулесъ 1913». Гораздо южнее, на безымянном островке в архипелаге Минина, были найдены перочинный ножик, расческа, патроны, компас, французская монета, маникюрные ножницы и обрывок рукописи В. Русанова. В составе экспедиции была женщина, невеста Русанова, француженка Жюльетта Жан-Соссин, геолог и медсестра по образованию. Возможно, монета и ножницы принадлежали ей.
На другой год, после тщательных поисков, на этом же островке были найдены обрывки одежды и рюкзака, испорченный фотоаппарат «Кодак», железные ложки, документы матросов Василия Попова и Александра Чухчина, именные часы Попова, дужка от очков (очки носил механик экспедиции Константин Семенов) и патроны десяти разных типов, от шести видов оружия. То есть, на острове останавливалась целая группа людей, и здесь произошло какое-то несчастье, заставившее некоторых бросить матросские книжки, патроны и личные вещи.
В 1970 годах экспедиция Дмитрия Шпаро нашла (в разных местах) поломанные нарты, изготовленные из остатков судового рангоута и медных судовых трубок, багор, крышку от патронного ящика и большое кострище на высоком берегу мыса Михайлова.
Плавник для костра на высоком берегу приходилось собирать внизу, у берега моря, так что кострище это носило явно сигнальный характер.
Следы экспедиции теряются в архипелаге Минина. Никто не был найден. Десять молодых сильных мужчин и одна женщина до сих пор считаются пропавшими без вести.