Полюшко-поле
Шрифт:
Песцову подали ящик из-под улья. Бутусов сел на чурбак, Мария Федоровна - на маленькую скамеечку. Надя осталась стоять возле калитки и чувствовала себя крайне неловко под косыми многозначительными взглядами хозяев. От смущения она теребила глянцевитые лепестки лотоса.
– Значит, к нам, председателем, - говорила весело Мария Федоровна. Это хорошо, и нам легче будет. Вы свой человек, школьные нужды знаете. А то мне приходится самой дрова заготавливать и рабочих держать.
– Это кого же? Треухова с Бочаговым?
– спросил Песцов.
– Да, их. Это опора моя.
Песцов слышал, что директорша школы дружно
– Мы все здесь дружим, - уклончиво ответила Мария Федоровна.
– Село что семья большая.
– Вот и надо заготовкой дров заниматься всей семьей, - сказал Песцов. Кстати, как вы оплачиваете Треухова с Бочаговым?
– По нарядам.
– А осенью и зимой что они делают?
– Охотятся, рыбу ловят.
– Кто же они? Колхозники или рабочие?
– А шут их знает! Да мало ли таких ходит здесь. Это дело не мое.
Мария Федоровна беспокойно задвигалась на скамейке и неожиданно предложила:
– Может, медку хотите?
– С градусами?
– Самая малость.
– Ну, тогда давайте.
Хозяйка ушла в избу.
– А я, знаете, давно к вам собирался, - признался Песцов Бутусову. Потолковать хотел.
– Это можно, - с готовностью отозвался Бутусов, но в его умных зеленоватых глазах застыла настороженность.
– Как же это вы трактор отобрали у инвалида Лесина?
– Я не отбирал. Так правление решило.
– Почему?
– Потому что трактор простаивал.
– Да-а... Кажется, у вас среднее образование?
– Автодорожный техникум окончил.
– А почему же по специальности не работаете?
– Война помешала. Сразу по окончании техникума на фронт попал. За пять лет войны да службы все позабыл. Теперь хоть снова берись за книжки, да уж старость подходит. Проживу и так.
– А я для вас место подходящее подыскал...
Из избы вышла Мария Федоровна с кринкой в руках.
– Из подполья. Хороший медок!
– говорила она, наливая мутновато-желтый медок в алюминиевый ковш. Ковш покрылся снаружи, словно бисером, мелкими капельками - запотел.
– Пейте на здоровье!
– подала она ковш Наде.
Та отказалась. Песцов, не отрываясь, выпил терпкий медок.
– Хороша мальвазия, хозяйка!
– шутливо воскликнул он и, подмигнув Бутусову, сказал: - Хватит на пасеках отсиживаться. Берите-ка строительство.
– Нет, я не смогу, - мрачно отрезал Бутусов.
– Что вы, какой он работник!
– сказала хозяйка.
– Он больше лечится...
– А что у вас?
– Желудком маюсь. Катар.
– Беда невелика. Вместе его изгонять будем. Значит, приготовьтесь к собранию. Буду предлагать.
В зеленоватых глазах Бутусова блеснул огонек раздражения. Он покосился на Надю и холодно произнес:
– Ну что ж, приготовлюсь.
Когда они отошли от Бутусова, Матвей спросил:
– Какого черта они стерегли нас? Зазывали... Зачем?
– Не знаю... не нравится мне эта встреча.
Бутусов стоял возле калитки и долгим взглядом провожал Песцова и Надю.
Они шли рядом, плечо в плечо. Их ноги погружались в мягкую глубокую дорожную пыль. Она поднималась золотистыми клубами и повисала в густом и вязком вечернем воздухе. Повсюду на холмах, на берегу протоки, тяжело опустив ветви, застыли настороженные ильмы, словно в ожидании чего-то важного и значительного.
21
– Ну, видела? Она уже к рукам его прибрала, - сказал Бутусов жене, отойдя от калитки.
– Это ж не человек, а ехидна. Тихой сапой действует. И удовольствие справляет и к власти добирается.
Бутусов понимал, что с приходом нового председателя налаженная спокойная жизнь, катившаяся, точно хорошо смазанная телега, без стука, без скрипа, могла свернуть на кочки и ухабы. Легко сказать - идти в строители! По утрам людей расставлять на работу. День-деньской топором махать... Спорить до хрипоты в правлении. А заработок? Какой, к черту, у них в колхозе заработок! Нет, эта статья не для него. Он доволен своей судьбой: сидит возле меда. Как-никак - бригадир пчеловодов... И член правления!
Конечно, если председатель окажется толковым, он не станет рубить сплеча свою же опору - членов правления. Но в том-то и беда, что этот Песцов уже теперь сквозь Надькину кофту смотрит. А она давно бы всех порасшвыряла, дай ей только верх. Известно, Батманов выкормыш. Раньше с таким разговор другой был: скрытая контра - и точка! А теперь распустились...
"Надо к Семакову сходить, - решил Бутусов.
– Тут первым делом линию выработать... Что ж это выходит? Просчитались мы! Хотели Волгина убрать, а Семакова поставить. Хоть и дурак, да свой... надежный. А вылезает Селина с дружком. Эти не чета Волгину. С ними запоешь не тем голосом. Да, метили мы в галку, а попали в ворону... Впору хоть переигрывать..."
Бутусов верил, что в райкоме выдвинут именно Семакова. Человек он политически подкованный. И прислан был когда-то райкомом, поди, не просто, а с прицелом. Но нашелся козырь повыше.
Да и сам Семаков надеялся наверняка на свой партийный авторитет, на стаж. Уж в чем ином, а в партийной работе Семаков не видел себе равных. До пятьдесят шестого года ходил капитан Семаков в инструкторах политотдела бригады. Мечтал до полковника дослужиться, до начальника политотдела... И вдруг все рухнуло - расформировали бригаду. И пришел капитан запаса Семаков в райком по месту службы, к Стогову: "Трудоустройте!" Куда? Образования нет, ни профессии, ни ремесла... "Возьмите в инструкторы". "Всех не можем". Инструктором взяли Бобрикова, бывшего секретаря партбюро дивизии. А Семакову предложили парторгом в колхоз, да вот завхозом по совместительству. Поехал. Куда ж деваться? Правда, Семаков мечтал еще выбиться в председатели. Волгин долго не протянет, свалится. Он ждал этого дня, надеялся... Но и тут его обошли. Последние недели Семаков ходил глубоко обиженным, и разговор с Бутусовым пришелся как нельзя кстати.
Бутусов застал его на огороде, он мотыжил картошку.
– Отдохни, труженик! Чай, не на бога работаешь.
– Присаживайся.
– Семаков бросил мотыгу в густую высокую траву и сел, приваливаясь спиной к плетню.
Закурили.
– Ты замечаешь, как агрономша спарилась с этим кандидатом в председатели?
– спросил Бутусов с наигранной веселостью.
– Еще бы!
– Семаков жадно затянулся дымом.
– Вчера уже водила его к одному обиженному.
– Это к кому же?
– К Лесину. Наверно, всласть наговорились там. Пока молчат...