Помереть не трудно
Шрифт:
— Дак во что одеваться-то? — я потащился за ним. — Одёжа вся грязная, а багажа у нас нету…
— Вон ту дверку открой, — посоветовал шеф.
За дверкой оказалась целая гардеробная комната. Шпалеры рубашек, стройные, как на параде, ряды костюмов, шеренги выровненных по ниточке туфель… Отдельно, за прозрачными дверцами, поблёскивали в глубоких гнёздах часы, темнели бумажники, на специальных крючках, подобно удавам, извивались галстуки…
Я присвистнул.
— Шмотьё вы тоже у Мамонтова выиграли?
— В обязанности персонала вменяется постоянно обновлять гардероб согласно
— Супер. А мне-то что делать?
Кажется, рядом с гостиницей я видел какой-то модный бутик. Или показалось?..
— Вот этот кофр расстегни, — бросил шеф. Стоя в рубашке и брюках, он выбирал галстук.
Я только сейчас обратил внимание на громадный чемодан, или скорее, матерчатый шкаф, пристроенный в углу комнаты. Нашел замок, потянул собачку…
Внутри, упакованные в шуршащие чехлы, висели костюмы. На дне высилось несколько коробок обуви…
— Это всё мне? — удивлению моему небыло предела. — И что мне со всем этим добром делать?
Признаться, я не привык к такой роскоши. Джинсы, фланелевая рубашка, тёплая куртка и ботинки, которые не просят каши — вот и всё, что мне нужно. Тяги Алекса к нарядам я не разделял.
— Опыт, сын ошибок трудный, говорит нам, что вещи на тебе горят, — заявил шеф, властной рукой извлекая на свет божий один из костюмов. Сквозь упаковку угадывалась строгая тёмно-серая клетка. — Так что я поручил пани Цибульской обеспечить минимальный запас.
— Но как вы…
Я хотел спросить: как удалось пошить столько костюмов за неполные сутки?.. Но Алекс понял без слов.
— Пани Цибульская знает своё дело превосходно, — содрав упаковку, он приложил ко мне пиджак, полюбовался, склонив голову на бок… — Надо будет послать ей цветы, в знак восхищения. Из такого оболтуса, как ты, сделать человека — это дорогого стоит. Одевайся. У нас появилась нить.
— Почему мне нельзя ходить в джинсах? — мы спускались в лифте. Запакованный в несколько слоёв жесткой ткани, я снова чувствовал себя, как рыцарь перед ристалищем.
— Потому что хотя бы здесь, в Москве, ты должен выглядеть прилично, — строго попенял шеф.
Когда проходили мимо стойки, богиня ослепительно улыбнулась и проводила взглядом. Меня!.. — понял я через секунду.
— Вот тебе и первая выгода, — лукаво подмигнул шеф.
Я согласился. Конечно, приятно ловить на себе восхищенные взгляды… Особенно после нескольких месяцев презрения и всеобщего остракизма. Слышать низкий свистящий шепоток: — стригой поганый… Нелюдь…
— Вы думаете, если я буду хорошо одет, никто не примет меня за нежить?
— Знаешь поговорку: — добрым словом и пистолетом, можно добиться больше, чем одним добрым словом? — спросил шеф таким тоном, который не подразумевал ответа. — Так вот: в одежде — смысл тот же.
Я не очень понял, что он имел в виду, но спорить не стал.
Швейцар свистнул такси, Алекс назвал адрес и мы полетели.
Стоял тот тихий послеобеденный летний час, когда нормальные люди придаются сиесте, и даже ненормальные носятся не столь ретиво, как утром. Автомобили двигались степенно, каждый по своей
Москва ещё не начинала задыхаться от летнего зноя, и находиться на улицах было приятно.
Потом я вспоминал, что эта поездка по городу была самым спокойным событием недели. Мы тогда ещё ничего не знали. Точнее, думали, что ещё ничего не началось, а если и началось — то это легко будет остановить… Наивные.
Пока ехали, я ещё раз открыл телефон и посмотрел фотографии. Было их несколько десятков. Но нравилась мне больше всего одна.
Здоровенный детина с хаером, завязанным в хвост. Скулы острые волчьи, взгляд из-под бровей — как сквозь прицел. Детина сидит к камере вполоборота, облокотившись о рогатый руль длинного чоппера, «Ковентри Игл Флайинг», или «Парящий Орёл», легендарной машины, оцененной в полмиллиона долларов…
На бицепсе детины, обхватом, чтобы не соврать больше, чем моё бедро, татуировка: голова волка на фоне луны, из шеи бьют языки пламени.
Одет в косуху без рукавов, лоб повязан широкой банданой.
Хаер, брови, широкие вислые усы — чёрные, что вкупе с коричневой дублёной кожей лица делает его похожим на известного испанского актёра.
Несмотря на морщины, по осанке, развороту плеч, дать ему можно от силы лет сорок.
Колоритный такой мужик. Точнее, вервольф.
Под фотографией надпись:
«Председатель крупнейшего в Москве байкерского клуба „Ночные Волки“ Гордей Митрофанович Степной».
Глава 11
— Будем рассуждать так: зачем Гордею Степному наша смерть? — сказал Алекс, когда таксист высадил нас в центре большого спального района где-то за Бирюлёво.
— Очевидный ответ — мы представляем для него опасность.
Я засмотрелся на детскую площадку. Детвора создавала над собой купол из пронзительного визга, щебета и окриков бдительных мамаш. На мгновение я им позавидовал: жизнь не так уж плоха, когда самой главной проблемой является то, что у приятеля Лёньки игрушечный грузовик больше, чем у тебя. Впрочем, зависть может стать краеугольным камнем очень серьёзной распри…
— То есть, можем узнать, или уже узнали то, что младший брат директора очень хочет скрыть, — Алекс тоже смотрел на детей. На его лице мелькнула смесь тревоги и отчаяния — не представляю, к чему бы?
— Но какой у него может быть мотив? — спросил я. — Сам он очевидно работать не любит — иначе сидел бы в офисе компании, в своём личном кабинете, а не гонял на байке с другими лоботрясами.
— Ну не скажи, — усмехнулся Алекс. — Байкерский клуб — это не только лоботрясы. Как правило это жесткая иерархическая организация со своими законами, дисциплиной и системой наказания за проступки. Крупные клубы ворочают немалыми деньгами и пользуются большим влиянием. Глава крупнейшего Московского клуба — величина, с которой многие должны считаться.