Помещицы из будущего
Шрифт:
– До того самого времени, как за ней приехал Корней Наумович, он у Петра Дмитриевича служит, - игуменья посмотрела на Петра. – В марте это было. Сего года.
– Видели ли вы, какие либо отметины на ее лице и теле? – судья внимательно слушал монахиню, а вот неблагородное семейство нервничало.
– Пришла она под ворота монастыря под утро, мокрая, в порванной одежде. Как только Наталья переступила порог обители, тот час в беспамятство впала. На лице живого места не было, а как раздевать ее стали с сестрами, ужаснулись! Вроде как палкой бедняжку колотили!
– Господин судья,
– Да Господь с вами, – побледнела игуменья. – Что вы говорите такое? Грех это!
– Почему же вы Наталью Платоновну не разыскивали, а сразу жениться побежали? – судья смотрел строго и осуждающе. – Объявление в церкви давали о предстоящем венчании с Вольской Ольгой Аркадьевной… Как же так? Значит, уверены были, что супруги вашей в живых нет?
Александр побледнел, а Дарья Николаевна наоборот покраснела.
– Прижучить их пора, - шепнула мне Таня. – Чтоб клочки по закоулочкам!
Глава 32
Заседание неожиданно прервалось из-за появления незнакомца. В зал вошел мужчина в темном мундире и размашистым шагом направился к заседателям. Выражение его лица было холодным и безучастным. Не глядя на нас, он приблизился к судье и, молча передав ему какой-то конверт, покинул помещение.
Судья прочел послание, после чего что-то тихо сказал остальным заседателям. Те тут же зашептались между собой, поглядывая на конверт, словно на ядовитую змею.
– Что происходит? – тихо спросила я у мужа, начиная волноваться, но он пожал плечами.
– Без понятия, дорогая. Но появление этого человека явно касается судебного разбирательства над Потоцкими. Судя по его мундиру, вмешалась тайная канцелярия.
Александр и Дарья Николаевна заметно занервничали, тоже не понимая, что происходит. Видимо, у матери с сыном уже появилось предчувствие неотвратимой расплаты, и это лишало их душевного равновесия. На лбу Александра выступили капли пота, а Дарья Николаевна закатывала глаза, обмахиваясь платочком. Она попыталась вытереть им лоб своего чада, но тот раздраженно отмахнулся.
– Я так понимаю, вам нечего ответить на мой вопрос? – судья, наконец, посмотрел на Александра. – Вы признаете свою вину?
– Нет! Нет! Мой сын не признает! – Потоцкая от волнения стала задыхаться и глотать слова. – Он, он… ни в чем не виноват! Разве вы не понимаете, что вас дурачат! Все, они!
Но судья не стал слушать ее бессвязные речи. Он поднялся и громко сказал:
– По распоряжению обер-секретаря Правительствующего сената Степана Ивановича Шешковского, дело Потоцких будет передано в Тайную экспедицию, дабы выявить все скрытые от суда замыслы. Самого же Александра и Дарью Николаевну суд обязует безвыездно находиться в усадьбе до окончания следствия. Ежели каким-то образом кто-то из них попытается скрыться, то немедленно будут изловлены и заточены в тюремную камеру без права выхода из нее до суда.
Дарья Николаевна начала заваливаться на Александра, который практически окаменел после слов судьи. Он не успел ее подхватить, и Потоцкая грохнулась на пол.
Уже на
– Павел, я заметила, как ты словам судьи изумился. Другого ожидал?
– Не такого, точно… - муж растерянно покачал головой. – Ты даже представить себе не можешь, что произошло. Обычно жалобы жен на побои не служат основанием для развода. Мужья порою бьют жен до увечий, а потом требуют от них написания писем о том, что те «скорбят телесною болезнью» и желают принять постриг. Но тут было покушение, а значит, их вполне могли развести. После чего церковь наложила бы на Потоцкого епитимью. Так ведь судья высказался странно «дабы выявить все скрытые от суда замыслы»… Если этим разбирательством сам Шешковской заинтересовался, дела у них совсем плохи.
– Объяснишь? – я понимала, что произошло нечто из ряда вон выходящее, но даже не догадывалась насколько.
– Шешковского называют кнутобоем Ее Величества. Он заправляет делами ведомства. Вот только в ведение Тайной экспедиции входит розыск и разбирательство по политическим преступлениям. Проще говоря, это орган политического сыска, дорогая… Степан Иванович не разбирает такие дела, как наше, понимаешь? – Головин внимательно наблюдал за мной, словно пытаясь понять, дошло ли до меня. – Галочка, некоторые теряют сознание, услышав, что к ним «явился человек от Шешковского».
– Его настолько боятся? – прошептала я, словно меня кто-то мог подслушать в собственной карете.
– Мне очень повезло, что он не обратил внимания на мое дело, так как был занят очередными якобы заговорщиками, - грустно улыбнулся муж.
– Степана Ивановича боятся все: болтуны и светские дамы, либералы и картежники, масоны и должники. Имея тайных лазутчиков, он знает все, что происходит в столице: не только преступные замыслы, но даже неосторожные разговоры.
– Но почему он проявил интерес к делу Потоцких?
– Возможно, граф обратил его внимание? – Павел был сам удивлен. – Нужно все разузнать у его сиятельства.
– А если Потоцкие сбегут? – предположила я, но Головин успокоил меня:
– От Шешковского не сбежать. Вряд ли их усадьба останется без наблюдения. Но если они побоятся, что обер-секретарь копать начнет очень глубоко, могут и глупостей наделать. Тут всего ожидать можно, Галочка.
После чего муж рассказал мне много интересного и ужасного. Например, что ходили разговоры, будто в кабинете Шешковского находилось особое кресло. Приглашенного на беседу он просил сесть в это кресло, и, как только человек усаживался, механизм замыкал его так, что он не мог освободиться. Шешковский делал знак и люк с креслом опускался под пол. При этом голова и плечи виновного оставались наверху, а все прочее тело висело под полом. Кресло убирали, обнажали зад «гостя» и секли, а обер-секретарь во время экзекуции внушал гостю правила поведения в обществе.