Поместья Корифона. Серый принц

Вэнс Джек Холбрук

Четыре человека неподвижно стояли и смотрели на дымящийся опаленный труп. Моффамед начал тихо, неразборчиво причитать.

«Молчать!» — рявкнул Кургеч. Джерд Джемаз засунул пистолет за пояс и направился вверх по ущелью. Остальные последовали за ним. Моффамед шел последним, пошатываясь и разводя руками, как лунатик. Мало-помалу он начал отставать, но Кургеч обернулся и вперил в него угрожающий взгляд. Жрец послушно ускорил шаги.

Склоны постепенно сужавшейся долины превратились в отвесные каменные стены головокружительной высоты. Всюду росли деревья — джинкго, браслетники с гроздьями кольцеобразных плодов, алуанская ива, голубица. Со временем стали попадаться обработанные участки с грядками батата и бобов, тыквенными кустами,

стройными белыми стеблями зернового молоха, ржаво-красными пучками пряницы, усыпанными лиловато-черными ягодами. «Вот она, тайная пасторальная идиллия ветроходов! — думал Эльво Глиссам. — Тишина, изобилие, торжественный покой!» Он заметил, что инстинктивно старается ступать на землю как можно мягче, задерживая дыхание и прислушиваясь. Тропа становилась все шире — теперь ее можно было назвать дорогой. Они явно приближались к населенным местам.

Четыре человека продвигались вперед все осторожнее, держась под прикрытием деревьев, в тени южной стены ущелья. Утрамбованная земля под ногами внезапно сменилась мостовой из розоватого мрамора, выцветшего и растрескавшегося. В северной стене каньона открылась огромная ниша — естественный амфитеатр. В ней скрывалось ажурное сооружение исключительно сложной конструкции, сверкающее розовым кварцем и золотом — без сомнения храм или святилище.

Странники приближались к храму, как зачарованные — к их вящему изумлению при ближайшем рассмотрении оказалось, что все здание высечено из цельной глыбы розового кварца, обильно испещренного золотыми прожилками. Фасад двенадцатиметровой высоты был разделен на семь ярусов; каждый ярус украшали одиннадцать рельефных ниш. В толще кварца всюду мерцали волнистые ленты и нити золота. Неизвестные скульпторы — явно непревзойденные мастера своего дела — приспособили высеченные сцены к роскошно переливающимся контурам металла. Рельеф каждой ниши казался естественным проявлением полупрозрачного камня, образовавшимся и существовавшим вместе с чудесной жилой в стене каньона — от сцен и персонажей на рельефах веяло первичной, неоспоримой истиной гармонии, возникшей из хаоса.

Рельефные панно изображали битву между стилизованными эрджинами и морфотами. И те, и другие были облачены в причудливые, подходящие к их темпераменту и анатомическому строению латы или бронированные скафандры. Противники безжалостно уничтожали друг друга лучевым оружием, что свидетельствовало об очень высоком уровне развития технологии.

Восхищенный и пораженный до немоты, Эльво Глиссам прикоснулся к резьбе — и там, где пальцы сняли налет пыли, темнорозовый кварц просиял глубокими живыми тонами; камень пульсировал, как живой, внутренней игрой света и тени.

Нижний ярус представлял собой нечто вроде портика с шестью арочными проходами. Эльво зашел под крайнюю левую арку и оказался в узком высоком коридоре, плавно изгибавшемся и выходившем под крайнюю правую арку храма. Свет в коридоре, проникавший сквозь несколько слоев и толщ розового кварца, наполнял воздух, как старым вином, глубокими розово-красными сумерками почти ощутимой вязкости. Каждая пядь стен и свода была покрыта резьбой микроскопической точности — несмотря на полутьму, золото сияло и все детали проступали четко и выпукло. Потрясенный качеством работы, Эльво прошел по всему коридору, вышел наружу и углубился под вторую слева арку. В этом коридоре, примерно на треть короче первого, было заметно светлее — кварц горел изнутри цветами, напоминавшими розовый коралл и кошенильнокарминовую водянистую мякоть сливы. Снова выйдя наружу, Эльво повернул в центральный проход, где пылающий розовый свет вторил лучам розового солнца, а лепестки и волокна золота лучезарно блестели и перемигивались.

Вернувшись на площадку перед семиярусным фасадом, Эльво Глиссам провел несколько минут в полной неподвижности. «Сокровище! — думал он. — Чудо из чудес на диву всему Корифону — да что там, всей Ойкумене!» Подойдя поближе, Эльво присмотрелся к резьбе. Стилистические

условности были почти непостижимы. С первого взгляда трудно было даже сказать, в какой последовательности или по какому принципу организованы рельефные панно. По всей видимости, эрджины когда-то воевали с морфотами. Изображалось, несомненно, побоище. Из-за абсурдной, вычурной брони фигуры противников иногда сливались в мозаичный вихрь из многоугольных щитков, шлемов и конечностей. Но можно было видеть и отдельных персонажей — например, эрджинов, управлявших невиданными в пределах Ойкумены, изрыгавшими пламя летательными аппаратами. А на одном из рельефов эрджины торжествующе стояли вокруг разбросанных по земле трупов — человеческих трупов! Эльво Глиссама осенило. Он повернулся к Джемазу: «Это памятник, историческая летопись! Подробные записи — в коридорах, а на фасаде — нечто вроде сводки содержания».

«Может быть и так».

Тем временем Кургеч беспокойно бродил вокруг, как ищейка, почуявшая незнакомый запах. Вернувшись, он указал на расщелину в противоположной стене ущелья, густо заросшую голубыми джинкго, с дюжиной розовых зонтичных деревьев, вцепившихся корнями в скалы под сумасшедшими углами: «Наверху, над этой трещиной, оборвались следы Ютера Мэддока. Полиамед привел его сюда — они спускались, держась за стволы. Потом пошли на восток — вверх по каньону».

Эльво продолжал разглядывать семиярусное святилище из розового золотоносного кварца: «Что так позабавило Ютера Мэддока? Не нахожу ничего смешного в этом монументе».

«Мы еще не все видели, — напомнил Джемаз. — Пройдемся вверх по ущелью».

«Будьте настороже! — предупредил Кургеч. — Ютер Мэддок тоже «прошелся» вверх по ущелью, а возвращался почти бегом».

Почти полкилометра широкая тропа тянулась вдоль берега ручья, после чего углубилась в рощу торжественно-стройных черных камедаров. Сливаясь в отдалении, стволы образовывали непроницаемый для взоров частокол.

Кургеч шел впереди, бесшумно переступая с пятки на носок, почти крадучись. Метуэн пылал в зените: розовое мерцание брезжило сквозь листву окутанного бархатными тенями леса.

Лес кончался — тропа выходила на открытое пространство. Оставаясь в тени деревьев, четыре человека смотрели на обнесенный забором двор лагеря, где из эрджинов делали рабов.

Первым чувством Эльво Глиссама было сильное разочарование. Он проделал такой далекий путь, перенес столько опасностей и невзгод — и для чего? Чтобы взглянуть на пыльный двор, окруженный несколькими ничем не примечательными каменными постройками? Насколько он понимал, ни Джемаз, ни Кургеч не хотели, чтобы их заметили, а никаких укрытий между лесом и лагерем не было. Что касается жреца, того просто трясло от страха.

Моффамед тянул Джемаза за рукав: «Пора уходить! Скорее! Если мы не вернемся сейчас, мы не вернемся никогда!»

«Неужели? Почему же ты молчал всю дорогу?»

«Я предупреждал вас! — лицо Моффамеда исказилось отчаяньем и ненавистью. — Эрджин хотел завести вас в Водопадный Лабиринт. Оттуда вы уже не нашли бы дорогу в Аль-Фадор. Так было бы лучше для всех».

«Не вижу никакой опасности, — заметил Джемаз. — Чего ты так боишься?»

«Тебе этого не понять».

«Не хочешь говорить — не говори. Подождем, увидим».

На двор беспорядочной гурьбой высыпали эрджины — примерно дюжина. За ними из приземистого каменного строения вышли четыре человека в белых жреческих рясах. Из другого здания им навстречу направились еще два эрджина и человек, тоже одетый как жрец. Моффамед неожиданно сорвался с места и, громко крича, выбежал из леса. Джемаз тихо выругался, выхватил пистолет, прицелился — но тут же, с раздраженным вздохом, опустил оружие. Эльво Глиссам, с ужасом наблюдавший за происходящим, почувствовал огромное облегчение, даже благодарность к Джемазу: было бы несправедливо застрелить в спину ничтожного жреца. В конце концов, побуждения Моффамеда объяснялись обычаями и представлениями его народа.