Помни войну
Шрифт:
Дмитрий Густавович обвел взглядом посеревшие лица — никто не ожидал такой яростной филиппики от адмирала. А Фелькерзам сейчас глотал воздух, требовалось закончить речь, которая стала его своеобразным политическим завещанием. Он прекрасно осознавал, что может умереть в любой момент, просто не выдержит истерзанное болезнью сердце. И торопился высказать все, что накипело в душе.
— Готовьтесь к бою, это наш последний парад — и посмертную славу мы себе уже обрели на века! Мы прошли горнило Цусимы, потеряв половину кораблей, но причинили неприятелю ущерб
Говорить дальше Фелькерзам не смог — оставили силы. Его усадили на настил, взмахам руки адмирал распустил собравшихся вокруг него офицеров, что отошли с потрясенными и взволнованными лицами. Понятное дело, что такой «революционности» от него не ожидали.
— Вот, ваше превосходительство!
Федор раскурил ему папиросу, а он сидел, и мрачно смотрел на японскую эскадру, что снова начала сближение с русскими броненосцами. Наступала кульминация — последняя сшибка, когда станет окончательно ясно, кто кого одолел. Если японцы добьются успеха, то история пойдет по привычному для нее сценарию, пусть и произойдет некоторая затяжка по времени, и Андреевский флаг не будет опозорен.
Да уже не будут отданы «желтым детям на забаву» разорванные в клочья славные стяги! Мертвые сраму не имут!
Зато если удастся нанести поражение японцам, потопить хотя бы один броненосный крейсер в ответ на погибший «Сисой», то в истории запомнится именно последний случай, который и определит победителя. И вот тут возможны всяческие варианты — ведь может расшевелиться Маньчжурская армия, да и петербургские воротилы поймут, что не все еще потеряно, и нужно сделать одно только усилие.
Ведь даже до полного глупца дойдет мысль, пусть не до разума, а до задницы, что лучше еще вложить немного средств и усилий, и одержать победу. Победу, столь нужную для спасения династии и страны от надвигающейся революции, чем отказаться от продолжения борьбы и обрести поражение вместе с позором и «похабным миром» в придачу. Или власть предержащие думают, что они все же удержатся у кормила, и будут продолжать править тварями послушными?!
Глупцы!
Войны, проигранные слабому противнику, который таковым представлялся им вначале во «влажных розовых фантазиях», всегда приводят к серьезным внутренним потрясениям. Ибо народ со временем осознает, кто им правит, делает определенные выводы, и становится для собственных правителей самым последовательным и непримиримым врагом!
А вот ему самому терять нечего, даже сама смерть не может испугать того, кто уже недавно умер…
— Зря вы так погорячились со словами, Дмитрий Густавович, матросы ведь вас слышали. Да и среди господ офицеров есть такие, что если не донесут напрямую, то сболтнут спьяну.
Рядом уселся начальник штаба — лицо у Константина Константиновича стало весьма выразительным. Побледневшим, тоскливым и с кислым выражением, словно зажевал живую зеленую болотную жабу с пупырышками, и запил ее стаканом лимонного сока — вместо привычной лягушки с долькой этого цитрусового, поданной в лионской ресторации.
—
Фелькерзам не понимал, откуда у него берутся такие мысли, он просто негромко их озвучивал.
— Мы сейчас живем в сказке, и задача в ней проста. Нам бы только ночь простоять, да день продержаться! Мы смогли этого добиться, что само по себе невероятно! Почти…
Дмитрий Густавович сделал знак пальцами, и Федор вставил в рот горлышко флакона с «микстурой», осторожно приподнял донце — ром полился прямо в горло, даже глотать не пришлось, шевеля обожженными губами. На этот раз он принял внушительную дозу, не звать же врача с уколом морфия. А так боль отступала, но при этом адмирал не пьянел — алкоголь в крови очень быстро терял концентрацию и «выветривался».
— Итог битвы качается, словно на качелях, то мы берем вверх, то японцы взлетают — вы заметили?!
— Это каждый знает, — усмехнулся Клапте. — Побить нас еще могут, даже потопить один-два корабля, но не больше. Главные силы прорвутся до Владивостока обязательно! Нас уже не остановить!
— На это я и делал расчет, подставляя под удар старые корабли. Они прочно построены, в мирное время — потому и продержались под огнем так долго. И тот же «Сисой» ушел под воду с почти пустыми погребами — вместе с командой успели выгрузить с него полсотни шестидюймовых выстрелов. Заметили, что «Алмаз» сразу побежал к «Олегу»?
— Так точно — сам ведь контролировал передачу ему снарядов.
— Ах да, старею, — усмехнулся Фелькерзам. — А ведь эти патроны могут решить исход сражения. Мы долго терпели, потому что ждали «Россию», и она весьма символично пришла на помощь. Как вы думаете, что будет делать Того, если голову его эскадры начнет охватывать наш быстроходный отряд из «Осляби», «России» и «Олега»?!
— На «Микасе» только одна пушка в носовой башне и подставляться под удар «кочерги» во второй раз он не станет, как вчера. Мы ведь об этом с вами говорили полчаса назад.
С некоторым недоумением произнес Клапье, ведь действительно обсуждали, и даже новую диспозицию составили — Фелькерзам словно очнулся, припоминая, что такое действительно имело место.
— Он выдвинет вперед отряд Камимуры, что мы сейчас и видим. Они идут впереди броненосцев, как и у нас.
— У нас прибыла свежая и полная сил «Россия», отдохнувший, скажем так, «Олег», и «Ослябя», у которого изначально был полуторный боекомплект, вовремя забранный у «адмиралов». Просто я чувствовал, что наши маленькие броненосцы погибнут вчера в завязке сражения, — Фелькерзам вздохнул, не говорить же, что он это совершил сознательно, подставляя слабейшие корабли под смертельные удары.