Помни войну
Шрифт:
Непонятно откуда, но в мозгу стали появляться такие картинки и слова, что захотелось сразу отплевываться. Он даже перекрестился, желая отогнать наваждение — «семибанкирщина» оказалась не менее жутким наваждением, чем прославленная своими мерзостями «семибоярщина», а «семь друзей-олигархов» вообще та еще гнусность. Одно другого стоит, ибо постоянно повторяется — стыд и срам для великой державы!
Дмитрий Густавович только головой покачал, отгоняя назойливые видения — а внутри души принял решение не допустить поражения в войне. Может быть, тогда будущее окажется к несчастной России более милостивым, без всех этих
Корпус «Наварина» сотряс залп башенных орудий, стрелявших втрое медленней, чем новые пушки. А потому в отличие от других броненосцев в погребах осталась без малого половина боезапаса. Снаряды можно было не экономить. Вокруг идущего концевым во вражеской колонне «Касуги» вверх взметнулись семь всплесков воды — четыре больших и три поменьше размером. А потом стреляли только 152 мм пушки из каземата — 305 мм пушки давали едва один выстрел за три минуты.
Фелькерзам посмотрел вперед — броненосцы уже вошли в клинч — трое на трое, и снарядов уже не жалели. Полчаса такой стрельбы и погреба будут пусты, наступал вечер, и противники торопились истратить боеприпасы с максимальной пользой, сходясь на близкую дистанцию. И вот тут многое зависит от числа попаданий — может быть, настанет такой момент, когда только «Наварин» и «Ушаков» останутся со снарядами, припасенными в погребах. И вот тогда их пушки скажут свое веское слово. И «Ослябя», а также «Россия», конечно — крейсер может стрелять хоть до посинения, на его приход японцы явно не рассчитывали, и теперь получают по полной программе.
— А ведь Иессен крепко давит им на «голову», определенно давит, а Камимуре сильно не нравится, — впервые за войну отряд из трех русских крейсеров с броненосцем получил превосходство, как в скорости, так и в мощи бортового залпа. На высоком борту «России», будто цветки, пламенели выстрелы — полтора десятка пушек страшная штука, особенно когда бьют беглым огнем. Да и «Ослябя» не отставал, было хорошо видно как из башенных орудий выплеснулись длинные огненные «языки».
— «Токива» взорвалась!
— Ура!
— А вот и «сестрицу» этой суки «Асамы» от…
Фелькерзама немного оглушили ликующие крики — он присмотрелся и чуть не окаменел от нахлынувшей радости. Выше первой трубы идущего вторым в колонне крейсера взметнулось пламя и огромные клубы черного дыма. Вот только разглядеть, что же там произошло, было трудновато — русские крейсера вышли впереди «Идзумо», поставив «кочергу», и заставили вражеский флагман отклониться от курса…
Глава 21
«Токива» выглядело ужасно — десяток снарядов и зарядов, предупредительно сложенных возле орудия, рванули со страшным грохотом. В огненной вспышке разнесло на клочки комендоров, искорежило стальную пушку, будто ее сотворили из алюминия, вынесло бронированные стенки каземата вместе с крышей. От страшного сотрясения свалились в море две тяжелые плиты верхнего броневого пояса.
Но этим дело не окончилось — «шимоза» очень капризна к динамическим ударам, а взрывная волна пошла вверх и задела уже расположенный верхний каземат. А ведь там также лежали заботливо приготовленные для стрельбы
История повторилась за считанные доли секунды — вот потому-то от практически сдвоенного взрыва чудовищной силы яркие языки пламени поднялись заметно выше верхушек труб, оба каземата, вернее, их останки, одновременно превратились в дымящиеся руины.
И тут настала очередь расположенного на верхней палубе 152 мм орудия, прикрытого легким броневым щитом. Броневая плита, прежде бывшая крышей каземата, как пушинка была откинута на эту пушку — ведь корабль еще шел полным ходом. И там тоже лежал запас снарядов — от падения плиты и взрыва орудие искорежило, а комендоры погибли все, кроме одного — счастливца сбросило в море, где его позже выловил русский миноносец.
Одним 254 мм снарядом было выбито три пушки среднего калибра из семи, но бедствия только нарастали подобно снежной лавине, сорвавшийся с верхушки горы. В пламени взрыва дьявольской шимозы погибло или было ранено больше сотни матросов и офицеров — у многих были выбиты глаза и обожжены лица. Разгорелся пожар, на который в первую минуту никто не обратил внимания — настолько экипаж был ошарашен произошедшей трагедией. Но это было только начало бедствий, которые пришлось испытать на себе японским морякам, и ощутить все «прелести» ситуации, что готовилась ими для их русских «коллег».
От взрыва свалилась передняя труба, довершая картину хаоса и разрушений, а вторая зияла дырами, через которые выплескивался черный дым от сгоревшего в топках угля. Тяга упала, а вместе с ней и скорость, столь нужная в сражении. Широкие раструбы воздухозаборников захлестнула черная пелена от сгоревшей шимозы, чудовищно жаркая, и была втянута вовнутрь, где в пекле кочегаром трудились десятки моряков. И там начался самый настоящий ад — крики погибающих людей доносились оттуда, как из преисподней кричат подвергшиеся мукам грешники.
Всего один снаряд, удачно попавший, и тот риск, на который пошли японцы ради долгожданной победы, фактически выбили корабль из сражения. «Токиве», которая выкатилась из строя, требовалось хотя бы четверть часа, чтобы прийти в себя, потушить пожары, снова набрать ход. Вот только русские крейсера имели на этот счет совсем иное мнение, и не собирались давать врагу спасительную отсрочку.
В войне нет места благородству, а лишь железной целесообразности. Шесть японских крейсеров атаковали в первый день войны в Чемульпо крейсер «Варяг», а 1 августа прошлого года отряд Уриу без всякой жалости вчетвером добивал несчастный «Рюрик», который уже потерял боеспособность и мог отстреливаться всего из нескольких пушек.
Жалеть раненого врага нельзя, его нужно толпой «втоптать в волны» — потому что любой корабль можно отремонтировать, и он снова принесет массу неудобств, а то и несчастье.
Теперь этот написанный кровью вывод хорошо усвоили русские моряки — «Олег» и «Аврора» бросились к «Токиве», паля беглым огнем. Опыт по части добивания «подранков» у капитанов 1 ранга Добротворского и Егорьева был уже изрядный, полученный этой ночью. Упустив торпедированный «Якумо», и не добив осевший по клюзы «Ниссин», оба русских крейсера жаждали добиться весомого результата. А к ним сразу поспешили другие корабли, никто в такой ситуации не нуждался в приказе командующего, к тому же следующего на «Наварине» замыкающим.