Помни время шипов
Шрифт:
25 ноября. Враг уже в пять часов утра атакует свежими танковыми частями. Сильный дождь в течение ночи прекратился. Мы удерживаем наши позиции, но на этот раз врагу удался глубокий прорыв на участке фронта к западу от шоссе Днепровка-Белозерка, где оборону держат горные стрелки.
26 ноября. Нашу часть бросают на участок прорыва. Темная ночь, и снова начинает идти ливень. Земля скользкая. Мы скользим через ночь, и некоторые теряют локтевую связь и оказываются между русскими. Но в результате нашей контратаки следующим утром они снова с нами. Это будет очень тяжелый бой. При продвижении под сильным обстрелом все минометное отделение выбывает из строя. Среди потерь один погибший. Также Роттманн и его второй номер из другого отделения получают тяжелые ранения в результате обстрела прямой наводкой из «Ratschbum», опасного пехотного орудия. (Так немцы называли советскую дивизионную 76-мм пушку Зис-3. –
27 ноября. Сегодня нас поддерживают «штуки». Они полчаса бомбят врага и уничтожают часть его тяжелого вооружения. Мы получаем небольшую передышку. Хотя мы отразили большое наступление русских и снова занимаем прежнюю главную линию обороны, противник сидит всего в нескольких сотнях метров в хорошем укрытии. Когда пикировщики улетают, Иван снова наглеет и ни на минуту не оставляет нас в покое. Как только мы поднимаем голову, они обстреливают нас из пулеметов, снайперских винтовок и пехотных орудий. При смене позиции русской пушки «Ratschbum» ее расчет оказывается точно у меня под прицелом. Мне удается попасть в трех солдат. Теперь орудие стоит прямо перед нами, и его хорошо видно. Но они не осмеливаются утащить его в укрытие и, конечно, будут ждать наступления темноты. Наши минометы срывают их намерения и прямым попаданием уничтожают пушку. Затем для нас наступает плохое время. Из-за внезапных огневых нападений вражеской артиллерии и налетов авиации мы постоянно несем потери. Под прикрытием огня своего тяжелого вооружения русские снова и снова пытаются отвоевать территорию. Один их пулемет справа от нас уже настолько далеко выдвинулся вперед по складкам местности, что может с фланга частично обстреливать наши легкие взводы. Они каждый раз используют огневое нападение своего тяжелого оружия. Как только нам приходится прятаться в окопы, двое русских в касках с пулеметом высовываются, и потом они стреляют по нашим позициям. За это время они уже вывели из строя два наших ручных пулемета и среди легких взводов вызвали потери и замешательство. Солдаты лежат на дне в одиночных окопах и не двигаются.
Я принимаю решение уничтожить пулеметчиков. Иначе есть опасность, что они постепенно выдвинут еще больше пулеметов на фланг. Во время перерыва между обстрелами я навожу мой станковый пулемет точно на то место, где всегда поднимаются их головы. Затем я фиксирую направляющую. Для лучшего утяжеления Вилли Краузе еще подвешивает на станок две полные коробки с пулеметными лентами. При следующем огневом нападении русских приходит мой черед. В то время как все на позициях снова прячутся на дне окопа, две русские головы в касках снова поднимаются точно на том же самом месте. Мне больше не нужно наводить пулемет, я только лишь нажимаю на спусковую скобу для ведения точечного огня. Световой след показывает мне, что мои выстрелы попали точно в цель. Через пару секунд я ослабляю фиксатор, и вместо прицельного огня выпускаю уже несколько коротких очередей туда-сюда.
За моей спиной кто-то кричит: – Отличная работа – им конец! Я и сам уже вижу, что две головы в касках все еще лежат в укрытии, но уже не двигаются. Пулемет поврежден и стоит косо. После этого солдаты в одиночных окопах с облегчением вздыхают и в перерыве между обстрелами машут мне. Я в этот день даже немного горжусь. Но чем? Ну, хотя бы тем, что я снова еще раз помог уберечь моих товарищей от еще худшего.
28 ноября. В раскисших одиночных окопах и траншеях мы как в болоте. Погода переменчивая, но в большинстве случаев холодная, мокрая и дождливая. Наша одежда липкая от грязи. Ночью обычно наступает мороз, и тогда все снова застывает. Много нашего оружия больше не работает. По ночам его заменяют, так как днем мы постоянно под обстрелом. Из-за распутицы продукты нам на позиции тоже подвозят нерегулярно. Однажды грузовику понадобилось почти два часа, чтобы проехать всего лишь восемь километров.
29 ноября – 1 декабря. В течение этих дней враг неоднократно атакует нас силами одного батальона. В некоторых местах ему удается прорвать главную линию обороны. Но его снова и снова отбрасывали назад благодаря поддержке штурмовых орудий и тяжелого оружия. После этого русские понесли настолько большие потери, что им пришлось сначала подтягивать новые резервы.
2 декабря. Наконец, нас сменяют горные стрелки. Когда подъезжают грузовики, идет сильный дождь. Русские, будто догадавшись о том, что происходит, неожиданно начинают обстреливать нас из тяжелой артиллерии. У нас снова много убитых и раненых. Повреждены два наших грузовика. Водители пытаются быстро уехать по раскисшей земле. Нашему грузовику это не удается. Нам приходится выходить и буквально выталкивать машину из грязи. На расстояние,
Уставшие как собаки, разбитые и подавленные гибелью нескольких хороших товарищей, мы возвращаемся в наши избы. Первой, кто встречает нас, была Катя. На этот раз она устроила для нас сюрприз и каждому на его место положила какие-то маленькие подарки, которые она, конечно, выпросила у горных стрелков. Это несколько сигарет, несколько листов писчей бумаги, пакетик папиросной бумаги и другие мелочи. Теперь у нас освободились три места. Два места раненых и одно – погибшего мотопехотинца Мерша. На его постели лежит сделанный из тонких веточек крест. Мы спрашиваем себя, как Катя могла узнать об этом раньше. Она узнала об этом, когда погибших ежедневно отвозили назад в Днепровку, чтобы достойно похоронить их под деревянным крестом, предполагаю я.
3 декабря. На этот раз снова было много погибших, и крестов на кладбище день ото дня становится все больше. Среди погибших много солдат из легких взводов, с которыми я был хорошо знаком. Я помню, какими жизнерадостными и полными надежд они были еще во Франции и позже в Италии. Теперь их больше нет среди нас. С особенным сожалением мы узнаем, что всего несколько часов назад при артобстреле во время нашей смены веселый ефрейтор Рудник из отделения управления эскадрона получил такое тяжелое ранение осколком снаряда в голову, что тотчас же умер. Но теперь мы думаем только лишь о сне. И нет никого, кто запретил бы это нам. Тем не менее, я сначала чищу мой полностью загрязнившийся пулемет и станок. Все помогают. После этого даже громкий храп Вальди больше не может разбудить меня, но зато он не раз пугает спавших в соседней комнате Катю и ее мать, о чем они со смехом рассказывают мне на следующее утро.
4 декабря. Вчера у нас было что-то вроде праздника. Мы смогли помыться, побриться и снова сменить нижнее белье. Еда была прекрасной. Нам привезли гуляш с лапшой, а на десерт пудинг из манной каши. В полном спокойствии мы смогли постирать нашу одежду и почистить оружие. Затем у нас даже был короткий полуденный сон. На улице шел снег, но он быстро растаял. Из-за него грязь только стала еще непролазнее. Чтобы мы могли хотя бы пройти к нашему сортиру, не замочив ног, мы положили на ведущую туда тропинку доски. Время от времени мы слышим грохот впереди на фронте. Обер-ефрейтор Бауэр из отделения управления эскадрона слышал, что они в штабе считают, что противник в ближайшие дни даст нам передышку, потому что ему сначала надо подтянуть свои резервы. Дай-то Бог. Из-за больших потерь отдельные взводы и отделения снова формируются заново. Моим вторым номером теперь стал Пауль Адам, здоровый как бык вояка, который принадлежал раньше к выбывшему из строя пулеметному звену Роттманна. Вилли Краузе переходит вторым номером к Фрицу Хаманну. Наши «Хиви» переводятся в легкие взводы, взамен несколько человек из минометного отделения приходят к нам. Перестановки всегда вносят небольшое беспокойство в нашу кучку, но, в принципе, это ничего не значит, так как мы, как правило, на квартире или в бою уже спаянная команда. Для меня важно, что я и дальше сохраняю свой станковый пулемет. Иначе я чувствовал бы себя голым и незащищенным и, вероятно, также испытывал бы неуверенность и страх. Я думаю, что за прошедшее время наш «Обер» тоже понял, что он может полностью положиться на меня. Хотя он сообщает нам, что скоро к нам переведут несколько более опытных обер-ефрейторов из второго эскадрона, которые тоже являются пулеметчиками, Фриц Хаманн и я должны остаться с нашими тяжелыми пулеметами. Для нас это признание после тяжелых боев последних недель.
5-9 декабря. В течение следующих дней на передовой сохраняется относительное спокойствие. Только иногда там слышится гром, но это все еще не выходит за рамки обычной стрельбы на фронте. Мы и дальше остаемся на своих квартирах и принимаем, наконец, решение снова написать домой письма, которые мы не писали нашим близким уже так долго. Иногда нам даже предоставляется возможность очистить наше нижнее белье и форму от вшей. Однако это всегда помогает только на несколько дней. Удивительно, что человек может привыкнуть даже к этим кровососам. На фронте из-за холода и постоянного напряжения их присутствие ощущаешь меньше, чем здесь в местах расквартирования.
Мы, между тем, снова получили нового командира эскадрона. Офицеры в штабах и в уже очень сильно поредевших эскадронах меняются теперь все чаще. Наш новый командир, которого мы, солдаты, между собой зовем просто «Стариком», судя по всему, еще не был на фронте. Однако он ведет себя так, как будто бы уже побывал на передовой. Говорят, что он время от времени созывает всех младших командиров и читает им лекции о ведении войны, которые он, конечно, сохранил у себя в голове еще с военного училища.