Помни
Шрифт:
— Как я рада, что ему удалось спастись и теперь он в безопасности, — воскликнула Анна. Лицо ее оживилось и озарилось лучезарной улыбкой — впервые за столько дней. — Расскажи мне о нем.
Ники исполнила ее просьбу и уже подходила к концу рассказа о том, как Йойо добрался до Гонконга, и об их праздничном ужине в ресторане гостиницы „Ритц" в обществе господина и госпожи Лун, как вдруг раздался входной звонок.
— Это, должно быть, Филип, — объяснила Анна, поднимаясь и пересекая комнату. Она на секунду задержалась у двери и обернулась. — Я очень удивилась, когда он позвонил мне сегодня в одиннадцать
— Очень рада, что Филип составит нам компанию, я ведь тоже к нему привязана, — призналась Ники. — Он такой замечательный человек.
Мгновение спустя Филип Ролингс, войдя в комнату, обнял сначала Анну, потом Ники.
— А я-то думал, что вы в Провансе, — сказал он.
— Мы и в самом деле уже должны были быть там, — ответила Ники. — Но у Кли сложности с работой. Надеемся, что сможем отправиться туда на следующей неделе.
— Там в это время года просто замечательно, — заметил Филип. Он подошел к подносу с напитками, стоявшему на комоде, и сделал себе коктейль. Обычно он не пил за обедом, но сегодня — случай исключительный. И это уже был не первый его стакан виски с содовой за день. По дороге сюда он сделал то, чего не делал многие годы, — заглянул в паб. Единственное питейное заведение, которое он знал в районе Белгрейвия, называлось „У гренадера", и он зашел туда пропустить рюмочку, прежде чем отправиться пешком на Итон-сквер.
„Ну, еще одну для храбрости", — подумал он и, кинув кубик льда в хрустальный стакан, повернулся к Анне и Ники. Ники усаживалась в кресло рядом с диваном, где уже расположилась Анна.
Поднося стакан к губам, Филип сказал:
— Будем! — И сделал большой глоток. „Смысла откладывать разговор больше нет", — подумал он и, глубоко вздохнув и собравшись с духом, подошел к дивану и сел рядом с Анной.
— Боюсь, Филип, что к обеду не будет ничего особенного, — заметила Анна. — Я оставила Пилар и Инес в поместье и приехала сегодня одна, зашла в „Харродз" и купила холодного мяса, да еще сделала салат.
— Не беспокойся, я не очень голоден, — ответил он.
— Мне намного лучше, дорогой, — продолжала Анна, улыбаясь ему. — В обществе Ники я почувствовала удивительный прилив сил.
— Это заметно.
— Мне и в самом деле лучше, Филип. Честно.
— Верю, — согласился он.
— Я только что рассказывала Анне о Йойо, — вступила в разговор Ники. — Вы ведь помните, тот студент-китаец, который нам помогал в Пекине. Ему удалось добраться до Гонконга, а потом и до Парижа, мы виделись с ним на прошлой неделе.
— Один из счастливчиков. — Филип покачал головой. — К сожалению, многие другие студенты, боровшиеся за демократию, которым удалось бежать за границу, были высланы обратно в Китай гонконгским правительством. Одному Богу ведомо, какая их постигла участь.
— Ужасно! — воскликнула Анна. — Как мы могли допустить такое!
Филип не ответил. Он одним глотком опустошил стакан, затем поставил его на старинный лакированный столик-поднос и сказал:
— Мне надо кое-что сообщить тебе, Анна, и я рад, что Ники сейчас с нами. Она тоже имеет право знать об этом.
Обе женщины посмотрели
— Это касается Чарльза.
— Чарльза? — перебила Анна, невольно вскрикнув.
Ники замерла в своем кресле, внезапная догадка пронзила ее как острие клинка.
— Сегодня утром в министерстве на мой стол легли важные сведения. Секретные, если быть точным, но я почувствовал, что при нынешних обстоятельствах мой долг посвятить вас в эту тайну. Поскольку это совершенно секретное сообщение, я должен вас предупредить, что оно не подлежит огласке ни под каким видом. Оно не должно стать известно за пределами этих стен. Я надеюсь на ваше благоразумие и молчание. Ты должна дать мне слово, Анна. И ты, Ники.
— Ты же знаешь, я не стану болтать о том, что ты мне рассказываешь про свою работу, по секрету или нет, — обиделась Анна, скосив глаза на Филипа.
— Я даю вам слово, — пробормотала Ники. Она была взволнована и теперь гадала, что же Филип собирается рассказать.
Филип кивнул и взял Анну за руку.
— Когда Ники приезжала в Пулленбрук в августе, она была во всем права, Анна. Тот человек в репортаже Эй-ти-эн из Рима и в самом деле был Чарльз. Он действительноне погиб три года назад.
Анна охнула, глаза ее расширились. Некоторое время она была не в силах вымолвить ни слова. Наконец она воскликнула:
— Так ты говоришь, что он жив? Мой сын жив?
Филип ответил не сразу.
Ники сидела тихо-тихо, сжав руки на коленях. Она знала, какой осторожной ей следует быть во всем, что она скажет и сделает в ответ на откровения Филипа.
Анна повторила вопрос:
— Он жив? Филип, ответь же мне, наконец! Чарльз жив?
Филип глубоко вздохнул и очень ласково сказал:
— Нет, Анна, его больше нет. Он погиб.
— Я ничего не понимаю! — воскликнула та вне себя от волнения. — То ты говоришь, что Ники права, что Чарльз не покончил жизнь самоубийством и на самом деле жив. То заявляешь, что он погиб. Как же так? Ты уверен?
— Совершенно.
Ники, потрясенная не меньше Анны, изо всех сил старалась не подавать виду. Стараясь сохранить твердость в голосе, она сказала:
— Но откуда вам известно, что Чарльза больше нет?
— Мой приятель Фрэнк Литтлтон сообщил мне об этом сегодня утром. Мы с Фрэнком учились вместе в Харроу-Скул, а потом в Кембридже, мы с ним близкие друзья с тех самых дней. Фрэнк служит в секретной разведывательной службе, но он не агент, не оперативник. Он работает с бумажками. Сегодня утром он вызвал меня к себе запиской. Я пришел, и он сказал мне, что сын Анны убит.
— О Господи, что ты говоришь? — Анна обратила на него полубезумный взгляд. — Агенты, разведки. Чарльз что, был замешан в чем-то опасном?
— Фрэнк не стал мне сообщать подробности, — тихо ответил Филип, размышляя над тем, как помочь Анне справиться с новыми муками.
— Вы только что сказали, что он был убит. — Ники вопросительно взглянула на Филипа. — Значит, он умер насильственной смертью. И уж конечно, это был не несчастный случай. Вы хотите сказать, что его убили?
Филип кивнул. Он обнял Анну, издавшую сдавленный стон. Ее начала бить дрожь.