Помолвка
Шрифт:
В течение следующих трех дней Джорджиана обедала в своей комнате. Графу она послала записку, где говорила, что простудилась и боится его заразить. Это время она провела довольно плодотворно, знакомясь с описанием близлежащих к поместью зданий, чтобы выбрать наиболее подходящее для ее детского дома. Изредка, когда Ребекка уверяла ее, что мистера Росса нет поблизости, она покидала свою комнату и перебиралась в темный подвал под Египетским крылом, где долгими часами занималась регистрацией и описанием предметов. Однако несмотря на затворничество, ей иногда казалось, что кто-то
Четвертый день выдался на редкость солнечным. Яркое солнце осветило золотистую, красно-кирпичную и желтую осеннюю листву. Через несколько дней должен был наступить октябрь, и она устала прятаться в тех красивых комнатах, что ей предоставил граф. Она проживала в дамских покоях, состоящих из гостиной, к которой с одной стороны примыкала спальня, а с другой — кабинет и комната для переодевания. Комнаты были окрашены голубым напоминающим цвет фарфора, и белым цветом. Гостиная имела балкон, выходящий на восток, где был парк с небольшим озером и сицилианским храмом, стоящим на островке в центре озера.
Почему-то вид этого маленького храма, стоящего в центре синего озера, вызывал у нее раздражение на саму себя. Почему она должна трусить и прятаться? Это мистер Росс провинился, это он обладает отвратительной привычкой следить за людьми и незаметно к ним подкрадываться. Это ему должно быть стыдно. Она не будет больше стыдиться. Чем больше она раздражалась, тем сильнее разгорался в ней остывший было гнев.
С помощью Ребекки Джорджиана надела платье такого же бледно-голубого цвета, как ее спальня, и достала подходящие по цвету рабочий фартук с вышивкой и шапочку.
— Я больше не буду прятаться, Ребекка, и последний раз завтракаю в этой комнате. Мистер Росс не сможет заставить меня покинуть этот дом.
У Ребекки был срезанный подбородок, и поэтому, когда она опустила голову, половина ее лица исчезла.
Джорджиана сидела за туалетным столиком и смотрела в зеркало. Она надела шапочку, поправила очки и посмотрела в зеркало на свою служанку.
— Что случилось?
— Это мистер Росс, миледи. Я узнала, что его не было здесь все это время. Я пыталась найти его и затем случайно услышала разговор мистера Рандалла и домоправительницы о нем. Он уехал в то утро… после того как он…
— Все это время, — повторила Джорджиана, глядя на свое отражение в зеркале и не видя его. Неожиданно она ударила по столу рукой. — Чудовище!
— Миледи?..
— Ничего, Ребекка. Спасибо. — Джорджиана забарабанила пальцами по столу. Этот изверг знал, что она не захочет видеть его снова, и уехал, чтобы продлить ее муки, чтобы заставить ее ждать со страхом и смущением, в то время как сам он будет развлекаться в каком-нибудь неприличном заведении с пошлыми женщинами. Но она покажет ему, что его уловки ничего для нее не значат. Она встретится с ним; она смело посмотрит ему в глаза. Разумеется, он полагал, что она сожмется в комок от страха и будет гадать, когда и откуда он появится.
Джорджиана поставит его на место. Но… возможно,
Чтобы проверить себя, Джорджиана открыто, с высоко поднятой головой, стуча каблуками по мраморному полу, отправилась в Египетское крыло. Когда она шла по изогнутому коридору, соединяющему главное здание с Египетским крылом, ей показалось, что ее шаги оглашаются необычно долгим эхом. Она слушала еще несколько мгновений и резко остановилась. Через секунду стук шагов сзади прекратился. Она оглянулась, но увидела лишь высокие окна по обе стороны коридора и блеск полированного пола. Яркий солнечный свет согревал утреннюю прохладу. Она повернулась и пошла дальше. Больше она не слышала странных звуков.
Достигнув Египетского крыла, она поздоровалась с Людвигом, который составлял подробное описание и делал рисунки нового саркофага. Это новое приобретение заняло почетное место в большом рабочем помещении, которое вначале предполагали отдать под бальный зал. Как всегда в комнатах, где хранились хрупкие памятники древности, было темно, и Людвиг работал при свете лампы. Он показал ей свои рисунки. Она заметила, что его бледные, испачканные чернилами руки дрожат.
— Людвиг, вы хорошо себя чувствуете? — Людвиг вытер пот с подбородка, свернул большой лист с рисунком и покачал головой.
— Огорчительные новости. Да, огорчительные. Вчера вечером я разговаривал с двоюродным дедом, и он сказал, что оставит свою коллекцию вам. — Людвиг опустил свои плечи даже ниже, чем обычно, и, казалось, сейчас расплачется.
— О нет Мы лишь говорили о том, чтобы сделать ее основой музея. Я думала, вы будете его хранителем.
— Да, но вы знаете, что дед может повернуть дело по-своему. И мои родители будут довольны Они постоянно мне твердят, что я должен бросить свои занятия наукой. Мать говорит, что мне все равно придется это сделать, когда дед умрет, и что я являюсь наследником Трешфилда. Но это только выводит деда из себя. Джорджиана достала очки из кармана фартука и надела их. Подвинув очки повыше на переносицу, она с сожалением посмотрела на Людвига.
— Мне очень жаль, — сказала она. — Я поговорю с ним. Я совсем не этого хотела. — Она провела рукой в воздухе, указывая на большое количество предметов, которые их окружали. — Мы с вами не сможем обеспечить всем этим вещам ухода, в котором они нуждаются. Вы знаете, Людвиг, что некоторые папирусы быстро разрушаются.
Людвиг кивнул своей по форме похожей на капусту головой и ласково улыбнулся ей.
— Я стараюсь работать быстрее. О Боже мой, да и я, право, совсем не против того, чтобы эта коллекция досталась вам. Мы с вами будем продолжать работать с ней, правда?