Помощник ездового

Башибузук Александр

Беседа, которая очень смахивала на допрос, уже шла второй час. Лекса постепенно зверел, скрывать раздражение становилось все трудней, несмотря на то, что прибывшие из Москвы представители ВЧК вели себя очень корректно, можно даже сказать, дружелюбно. Алексей догадывался, для чего с ним разговаривают, но от этого напряжение не спадало. Товарищи Козырев и Мельдер, так они представились, нервировали только самой принадлежностью к Всероссийской Чрезвычайной Комиссии, а точнее, к ГПУ при НКВД РСФСР.

— Вы же нигде не учились, Алексей Алексеевич? — задал очередной вопрос Козырев. — Всего лишь три класса гимназии? Но ваша эрудированность поражает. Вы правильно строите предложения, оперируете специальными терминами.

— Много читаю, — сухо ответил

Алексей. — В том числе специальную военную литературу. В частности, «Военную энциклопедию» 1911 года издательства Сытина, ее мне…

— Так почему же вы все-таки расстреляли главарей бандитов? — недослушав, задал новый вопрос Козырев.

— А что у вас на лице? — неожиданно вступил в разговор Петерс. — Ожоги?

На полном и добродушном лице чекиста проявился откровенный интерес, словно пятна на физиономии Лексы интересовали его больше всего на свете.

— Следы обморожения, врачи говорят, скоро пройдет! — быстро и охотно ответил Алексей, моментально переключившись на нового собеседника. — Знаете, мешает немного, кожу стягивает. Мажу бараньим жиром, как думаете, поможет? Воняет, зараза…

Чекисты дружно улыбнулись, Мельдер доброжелательно кивнул и повторил вопрос коллеги.

— И все-таки, Алексей Алексеевич, почему вы решили расстрелять пленных? Они уже сдались, право слово, доставить таких ценных языков гораздо предпочтительней и почетней, чем просто убить.

— Я исполнял прямой приказ командования, — буднично и флегматично ответил Лекса. — Прямой приказ, который звучал однозначно: в случае невозможности доставить пленных главарей бандформирований, во избежание их вероятного освобождения, немедленно ликвидировать. Что и было исполнено.

— Но вы же даже не попытались! — воскликнул Козырев. — А вдруг получилось бы? Хотя бы забрали Энвер-пашу.

— Энвер-паша застрелился еще до того, как остальные сдались. Я сам лично проверил. А прямые приказы не подразумевают такого понятия как «вдруг», — менторским тоном ответил Алексей. — Мы находились в полном окружении превосходящих сил противника, бандиты начали приходить в себя после паники, в сводном отряде из двадцати бойцов одиннадцать были уже ранены, предстоял длительный марш по пересеченной местности, ловить разбежавшихся лошадей, не было времени, счет шел на минуты. На основании этих данных, мной был сделан вывод, что транспортировка пленных полностью нецелеобразна. Правильность моих выводов в дальнейшем подтвердилась. При отходе произошло, как минимум три боестолкновения, я потерял людей, тела которых нельзя было оставлять. К тому же, как выяснилось позже, на проводника, которого мы оставили с вьючным транспортом в десяти верстах от кишлака, во время нашего отсутствия было совершено нападение неизвестными. Его убили, а лошадей похитили. Отряду пришлось дальше следовать пешим порядком.

— Понимаю, понимаю, — закивал Мельдер. — Вы проявили предусмотрительность, но… — оба чекиста строго уставились на Лешку. — Но головы?!! Вы приказали своим людям отрубить головы пленным! Как вы это объясните? Право слово, это какое-то варварство…

«Чтоб вам кобыла титьку дала… — зло ругнулся про себя Алексей. — Вы же все знаете, черти чекистские, какого хрена опять переливаете из пустого в порожнее? Проверяете на вшивость? На сообразительность? На пригодность к службе в ВЧК? Так хрен вам, я не соглашусь. Уже отказался. Пойдешь в чекисты, не замазаться не получится, мало того, расстреляют к чертовой матери к году эдак тридцать седьмому-восьмому-девятому, потому что много знал. Нет уж, в армии уцелеть возможности гораздо больше. Главное держаться подальше от Тухачевского и не отсвечивать. Чтоб вас приподняло и шлепнуло, козлы! Ладно, буду снова отбрехиваться…»

— Не пленным, а трупам. Никакой технической возможности зафиксировать ликвидацию у нас не было, к тому же, не при всех ликвидированных оказались личные вещи, позволяющие надежно подтвердить их личность, поэтому, мной было принято решение…

— А еще, Алексей Алексеевич, — мягко перебил

Козырев, — лишение в одном месте голов всех разом одиозных представителей басмачества позволило придать ликвидации мистический оттенок. Неграмотные дехкане стали считать, что курбаши наказал сам Аллах, а очень многие начали верить в то, что новая власть привлекла на свою сторону еще одну безжалостную силу, полумифических и легендарных асассинов великого Старца Горы. В очень короткое время почти все организованное басмачество распалось, что позволило нам провести еще целый ряд успешных операций. Вот какие последствия принесло ваше решение отрубить головы бандитам. Мудрое и правильно решение, хотя и жесткое. И не стоит строить из себя недалекого служаку. Мы подозреваем, что вы все так и задумывали. Кое-кто пытается умалить ваш вклад, но нам-то известно, что операцию спланировали с самого начала именно вы, вы же ее и исполнили. Вы талантливы, по-настоящему талантливы, Алексей Алексеевич, обладаете всеми необходимыми качествами, но я не понимаю вашего упорства. Мы прибыли по поручению самого председателя ГПУ при НКВД РСФСР, Феликса Эдмундовича Дзержинского. К слову, именно он сыграл очень большую роль в вашем награждении. Есть мнение, что все ваши таланты раскроются надлежащим образом именно в нашей организации. Хотите учиться? Пожалуйста, вам будут созданы все условия. Не только вам, но и вашей жене. Достойным жильем в Москве обеспечим. Сами понимаете, ваше согласие — это только жест доброй воли с нашей стороны. Приказ о вашем переводе уже готов. А не исполнить приказ вы не имеете право. И все-таки, соглашайтесь сами! Завтра же мы все вместе отбудем в Москву…

Алексей сильно напрягся, даже в висках кровь застучала. Конфликт с руководством всесильной ВЧК-ГПУ-НКВД мог сильно подпортить биографию и очень плохо сказаться на карьере. Не сейчас, так позже. А с другой стороны, на Алексея претендовало высшее руководство армии, в том числе сами Буденный с Ворошиловым сильно заинтересовались неожиданным самородком. Скорее всего чекисты и армейцы схлестнулись в рамках каких-то своих интриг, а Лекса Турчин оказался просто поводом, переходящим призом.

Так что, выбор предстоял очень непростой.

Но отвечать не пришлось. В кабинет стремительно вошел командующий Туркестанским фронтом Зенкевич и повелительно бросил Лексе:

— Подожди в коридоре, комэска Турчин…

Алексей немного помедлил и вышел. За дверью к нему сразу бросился Баронов.

— Не согласился? Молодец!!! Правильно сделал, я всегда считал тебя умным не по годам! Все решили, считай, от тебя уже отстали. Послезавтра, я с вами выезжаю в Москву к новому месту службы, а ты дальше в Петроград в Высшую школу командного состава РККА.

Лешка вопросительно посмотрел на комиссара.

— Куда вас направили?

— В ПУР, — с хорошо заметной гордостью ответил Баронов. — Политическое управление РВС РСФСР. Так что, не расстаемся. Ты, главное, учись, а там посмотрим. Я добро помню и своих не бросаю. Да, с учебой твоей красавицы тоже решили. Позже расскажу. Ладно, Лекса, ты пока подожди здесь, а я скоро…

— Стойте! — поспешно воскликнул Алексей. — Вы обещали узнать, что с поисками отряда Никиты Клюева.

Комиссар отрицательно качнул головой.

— Ни следа. Вообще ничего. Как корова языком слизнула. Пропали. Поиски прекращены, сам понимаешь, почти три месяца прошло. Официальная версия — попали под лавину или камнепад. Помяни и забудь. Ты сделать ничего не мог. Все, я побежал.

Баронов тоже вошел в кабинет, а Лешка походил по коридору, а потом остановился у зеркала.

Из зеркала смотрел высокий и худой, но стройный и широкоплечий краском. Покрытое бледно-розовыми пятнами, словно неровно загоревшее лицо, выглядело усталым, в чубе отчетливо проглядывали седые пряди. Справа у краскома висела большая пистолетная кобура на ремешках, слева шашка в оправленных серебром ножнах, на рукаве под звездой алело два кубика командира эскадрона, а на гимнастерке поблескивали сразу два новеньких ордена Красного Знамени.