Понаехали
Шрифт:
– Потом, – решила Стася, – пускай ругаются.
Она все еще пялилась в темноту, и диво, та стала будто бы прозрачнее. Нет, не исчезла вовсе, но теперь это была не непроглядная тяжелая темень, но будто дым, сквозь который Стася могла видеть.
И видела.
Девушек.
Много девушек, которые сидели вдоль стены. Некоторые единственную лавку заняли, другие подле лавки устроились, кто на тряпье, кто на полу. Девушки жались друг к другу, тряслись и… и возле самой двери, на коленях у смутно знакомой девицы, устроилась Лилечка. Стася даже решила, что ошибается, но на плечо
Вот ведь…
Точно спасать станут. И что-то подсказывало, что хорошо бы успеть до этого самого спасения, пока окрестности города не претерпели серьезного ущербу. А то ведь потом скажут, что снова ведьмы виноваты.
Стася подошла к Лилечке, и та протянула руку. Рука была теплой и хрупкой. А вот девица, на коленях которой Лилечка сидела, закрутила головой, пытаясь разглядеть хоть что-то.
– Это Стася, – сказала Лилечка, поерзав. – А это Лика. Она моя тетя… садись.
Стася подумала и решила, что предложение стоит принять. Все равно идей, как бы спастись, пока не было. Нет, наверное, будь она настоящей ведьмой, она бы сумела взмахом руки отворить дверь, а вторым – успокоить тех, кто эту дверь сторожил.
Превратила бы их в жаб там или еще в кого, или просто усыпила бы.
Но рука не чесалась, сила спала, а гениальные идеи и хитроумные планы не спешили самозарождаться. Поэтому Стася присела и подвинулась, чтобы места хватило всем.
– Это вообще кто? – спросила она, здраво рассудив, что лишнею информация не будет.
– Людоловы, – вздохнула на ухо Баська. – Мне батюшка сказывал.
– И мне.
– А мне никто не сказывал, – пожаловалась Лика. – И маменька заругается…
Она всхлипнула, но как-то так, без души, явно больше для порядку и чтобы от страдающей общественности не отделяться.
– А людоловы…
– Они людей ловят, – от Баськи пахло пирогами и еще почему-то черемухой. – Батюшка сказывал, что некогда их много было, а после всех перевешали.
Это, конечно, может, и далеко от концепции гуманности, но сейчас Стася если о чем и сожалела, так это о том, что перевешали далеко не всех.
– А если с начала?
– Ну… из Беловодья людей вывозить неможно, – Баська поскребла шею и дернулась. – Блох точно нахватаемся…
Вот зря это она сказала! Если людоловов Стася пока опасалась, но не сказать, чтобы боялась – все-таки им товар нужен был в товарном виде – то блохи – дело иное. Сразу зачесалась шея.
И голова.
И…
– И вшов наверняка хватит, – Маланька поддержала подругу в благом порыве воздействия на Стасины нервы. – С клопами.
Твою ж…
– Так от… прежде-то просто люд покупали, искали кого, стало быть, чтоб разорился там аль в долги влез, и по-дешеву холопов брали. А после-то везли на рынок в Царьград. Это за морем. Батюшка сказывал, что там вовсе зимы не бывает. Но я думаю, такое вовсе невозможно, чтоб не было…
– Возможно, – раздался спокойный голос. – Вы не возражаете, если я присоединюсь, а то… как бы это выразиться… мое нынешнее окружение несколько испереживались, а это весьма на нервы действует.
В полутени
Но Стася кивнула.
– Вы… меня видите? – уточнила та.
– Немного.
– Стало быть, ведьма.
– С чего вы решили?
– Все знают, что ведьмы в любой темени видеть способны, – решительно сказала новая знакомая. – Только вы этим не говорите, а то придушат.
– За что?
– А кому надо с ведьмою связываться? Вы, верно, инкогнито гулять изволили, вот они и не поняли, с кем связались. Небось, если бы знали, что ведьма, и близко не подошли бы.
Стася подумала и вздохнула.
И вот как она должна была дать понять окружающим, что ведьма? Джинсы снова напялить? Или может знак какой отличительный имеется, о котором её по некой странности поставить в известность забыли.
– Анастасия, – Стася решила эти вопросы оставить на потом.
– Горыня, – представилась новая знакомая. – Там мои… не совсем, чтобы мои, но со двора нашего.
И рукой махнула, так и не подобрав нужного слова.
– А тут мои, – со смешком произнесла Стася.
Горыня была определенно не из купеческого сословия, слишком иной она была, даже здесь, в темноте. И вовсе не в платье дело, но в самой манере держаться, когда казалось, что нет ни этого вот грязного сарая, ни людоловов, ни мрачной перспективы оказаться где-нибудь там, где никогда-то нет зимы, зато есть рабские рынки и добрые хозяева.
– Как попались? – поинтересовалась Горыня, устраиваясь подле Стаси. Баська с Маланькой сами подвинулись, верно, ощутив то самое, неосязаемое, но дающее право Горыне именно на это вот место.
– По глупости, – вынуждена была признать Стася.
– Так по уму здесь никто и не сидит.
– По ярмарке гуляли, а там на берегу…
– И без сопровождения?
– Тишка был, – тихо промолвила Баська. – Куда его…
– В другой сарай, думаю, – Горыня пожала плечами. – Крепкие мужики тоже в цене. Только сперва сонным зельем попотчуют, чтоб не дергался.
– А нас?
– А чего на нас тратиться? Девки же, куда денемся.
То-то и оно.
Стася постучала по стене, убеждаясь, что изнутри та не менее каменная, чем снаружи. Итого… окон, через которые можно выбраться, нет. Дверь выглядела вовсе не такой, которую можно выбить. Да и засов с той стороны имеется. Крыша… вот крыша была соломенной и гнилой. И сугубо теоретически через неё можно было бы выбраться.
Но это теоретически.
Практически попробуй-ка до этой крыши доберись.
– А меня вот со двора, считай, увели… дура… – Горыня сказала это с немалой злостью. – Знала же, что избавиться от меня хочет…
– Кто?
– Мачеха. У ней свои дети, а тут я.
Тихо, сочувствующе, вздохнула Баська.
– И что дальше?
– Дальше… думаю, посидим денек-другой, а там и на корабль отправят, – Горыня потерла плечи.
– Искать будут.
– Будут, – согласилась она. – Да только… людоловы знают, что, если попадутся, то путь им один – на плаху. Поэтому не попадутся. Маг у них свой имеется. Должен быть. Такой, который не только амулеты зарядит, но и полог поставит… так что, искать-то будут, но найдут-ли?