ПОНЕДЕЛЬНИК
Шрифт:
удачный снимок: тебе позвонил знакомый, у него серьезные проблемы, обращается за
помощью, потому что больше не к кому, а тебе лень, неохота, и ты выдумываешь какую-то
глупую отговорку, лишь бы не вылезать из своего панциря и не делиться ни с кем силами.
13
Вспомнишь ли ты, что изображено на этом фото? Ты идешь по улице, в только тебе
известном направлении и минуешь бездомного человека. Он похож на какой-то заскорузлый
знак препинания – полулежит
ты проходишь мимо, потому что до сих пор, хотя эта ситуация повторяется неоднократно, не
знаешь, как реагировать на серые тела посреди тротуара и что с ними делать. Много
фотографий, все хорошего качества, будто бы только вчера сделаны. Моя любимая? Вот она.
Ты. Конечно, ты. Сидишь и, забывшись, ковыряешься в носу. Обожаю.
Закрыв альбом, я понял, что больше так продолжаться не может. Я, честное слово, не
хочу смотреть, как ты ковыряешься в носу. Не из брезгливости – мы ее лишены – а из
обыкновенного протеста. Какой во мне тогда смысл, если я не могу напомнить тебе – своему
подопечному, – что ты человек? Пройдет пара десятков лет или даже меньше, и ты умрешь,
потому что такова закономерность, к тому все идет. Подобно многим членам нашего
профсоюза, я могу просто наблюдать за этим процессом – как ты медленно, даже не
подозревая о том, катишься под уклон; могу изредка давать тебе щелбаны, когда того
требует инструкция, а что затем? Рак, инфаркт или еще какая-нибудь распространенная
напасть, и я с чистой совестью подписываю свидетельство о кончине вверенного мне
человека. Странно все это. По мне, так подобная система неэффективна.
И тогда я понял, что нарушу устав. Превышу свои полномочия, подвергну риску и тебя,
и себя, не испугаюсь даже вызвать гнев Дома, – все, лишь бы сдвинуть эту обыденность с
мертвой точки. Я знаю только одно, – знаю, ради кого стараюсь. Это главное.
Форточку можно закрыть, – дым выветрился.
Ванная комната. Ты тупо смотришь на себя в зеркало. Бинтов и зеленки дома не
оказалось – пришлось разорвать старую майку и кое-как обмотать кисти тканью. Уже
поздно, аптеки не работают. Оставишь на завтра.
Ты вглядываешься в свое отражение и пытаешься что-то вспомнить. Не удается.
Накатила усталость. За день столько всего произошло. Ты идешь на кухню. Доедаешь, не
разогревая, тушенку с картошкой, оставшиеся со вчерашнего дня. В холодильнике совсем
пусто. Вилка скребется о надтреснутую поверхность тарелки.
Встаешь из-за стола. На дне раковины скопилось порядочно грязной посуды. Несешь
стакан
столе. Ты в соседней комнате.
Ты садишься на кровать. Ставишь чай на табуретку около постели. Тапки бухаются об
пол, – ты ложишься. Некоторое время думаешь ни о чем, снова пытаешься что-то вспомнить.
Вскоре засыпаешь. Трухлявый человечек.
Верхний свет так и продолжает гореть.
* * *
… наверное, Адель несколько раз теряла сознание в этом жалком подобии гроба, а затем
снова выныривала на поверхность сознания, и только лишь для того, чтобы убедиться –
вокруг по-прежнему темнота, и никто ее не освободил.
Если бы затекшие руки и ноги так отчаянно не болели, она бы, скорее всего, посмеялась
над собой – не каждый может попасть в такую идиотскую ситуацию, здесь нужен особый
талант. Черт, а если она все-таки умрет, можно вообразить, какие только глупости напишут
об этом журналисты. А фотографии! Желтая пресса непременно опубликуют фотографии, и
тогда вся страна решит, что она питала слабость к фривольному нижнему белью и именно в
нем захотела отправиться в свой последний путь. Но ведь это неправда! Какой изуверский
бред. Все-таки Сысой заслуживает жесточайшего наказания.
Из-за кляпа Адель не могла кричать, звать на помощь, петь, наконец, ярчайшие оперные
арии. Вот это была бы настоящая комедия, честное слово!.. Ничего, кроме темноты. Какая
гнусность. А кто же ее спасет? Кто придет на помощь доигравшейся Адель, приколотой к
пыльной темноте, как бабочка к картону? Обезумевший муж? Лучше бы ему держаться
14
подальше от нее, иначе она за себя не ручается. Брат? Она любит его, но год от года все
меньше понимает – между ними осталась душевная связь, но никак не телепатическая.
Безвольный свекор? Но ведь она так глупо выглядит, а в его возрасте лучше избегать
шоковых ситуаций. Любимый, предавший ее? Много, много лет Адель не вспоминала о нем,
и вот он вернулся, а она, как принцесса-извращенка, – в заточении. Это порнографическая
пародия на девичью сказку.
Но кто ее спасет? А главное – кого бы сама Адель желала видеть своим спасителем, и с
кем же она в результате останется? Боже, боже… Да освободят ли ее вообще? Или она так и
умрет в одиночестве, в этом смехотворном положении? Который раз и безуспешно Адель
попыталась вытолкать языком кляп изо рта. Помогите мне, пожалуйста… Кто-нибудь… Мне
очень больно…