ПОНЕДЕЛЬНИК

Дима

абсолютным временем и пространством. Время и пространство также схлопываются.

Подобно безмозглому жуку, не способному понять, что перед ним стена, и путая ее с

равниной, ты жалко-упорно прешь к туманной цели. Так будет продолжаться целую

вечность. И этой твоей вечности грош цена: она не страшнее самой малой доли самой малой

доли мгновенья. Что же надо было сделать, чтобы заслужить такое? От тебя отвернулась вся

Вселенная.

Ты карабкаешься, а тебя подгоняет

безмерная тоска. Ты перебираешь лапками все

быстрее и быстрее, лапок становится все больше. Ты карабкаешься, песок бесшумно

осыпается, ты оказываешься там, откуда снова начинаешь карабкаться. Тоска холодит. Ты

пучишь глазки и карабкаешься. Глазок становится все больше, а ты продолжаешь

карабкаться. Песок бесшумно осыпается. Тебе жутко – это нечеловеческий, бесконечный

ужас. Тебя нет. Ты карабкаешься на гигантскую, песочную насыпь, которой нет. Тебя

подгоняет тоска. Ты перебираешь лапками все быстрее, пучишь глазки все обреченнее. Тебя

гонит тоска. Тебе холодно, холодно, холодно. Ты карабкаешься на гигантскую насыпь. Тебе

страшно, страшно, страшно. Тебя гонит безмерная тоска. Песок бесшумно осыпается.

Сыыыыыыыыыыыыыыыыыыпппььь.

Кто-то резко бьет тебя в затылок. Ты просыпаешься…

* * *

Ты просыпаешься.

Вставай. Такой зимы в городе Вышнем давно не бывало. Белесая манка снега летит

горизонтально, ветер давит на окна с утробным призывом. Ах, какая жалость – батареи

отключены уже неделю. Вчера вечером сквозь шуршание радиоволны ведущий авторитетно

заявил, что сегодня из дома выходить не стоит: городок хрупкий, непогода не шутит, и если

уж пользоваться транспортом, то только общественным. Но благодаря моей веской

расторопности тебе не суждено было услышать эту важную новость, и давай начистоту – из

туалета вообще мало чего слышно. Твой запор случился очень кстати. По радио еще

советовали одеваться теплее, как можно теплее – вы, люди, такие сердобольные, ой, не

смешите меня, и у тебя, кстати, нет достаточно теплой одежды. Раннее утро, темень, на часах

6.15. Ты, естественно, меня не слышишь, но вставай, уже пора. Вставай. Хватит нежиться –

впереди так много дел.

Ты просыпаешься от холода. Одеяло сползло на пол, а простыня как будто сырая. Ты

неохотно, еще не осознав себя, разлепляешь глаза. Мы ведь не рассчитывали увидеть это так

сразу – свое нелюбимое тело, посиневшее, в пупырышках и с никчемным пушком? Ты

морщишься и дрожишь. Натягиваешь одеяло на голову, сопротивляешься судорогам. Вот

незадача, а сна-то и след простыл. Ты садишься в кровати, трешь глаза, изо рта воняет, лоб

саднит, правая

рука затекла и теперь изнутри колючая. Будильник показывает 6.16. Мы ведь

5

не собирались просыпаться сегодня так рано? Укутываешься в одеяло и встаешь. Паркет

ледяной. Прохудившиеся тапки как всегда с другой стороны кровати.

Заходишь в ванную комнату. Ты чья-то давно позабытая туша в морозильнике.

Телятина? Свинина? Кругом только бессердечный кафель, пожелтевший от времени и

кривовато налепленный. Горячую воду тоже отключили – извини, не обессудь. Ты смотришь

на себя в зеркало. Лицо опухло, всюду какие-то нахрапистые складки. Ты чувствуешь, как

соски на груди взъерошились. Очень холодно, так неуютно. Но возможности снова заснуть

нет ни малейшей. Уж поверь мне, я знаю свою работу и давно выучился управлять твоим

обыкновенным, как у всех, организмом и застопорившимся сознанием – нас заранее обучают

таким вещам. А о терпении и о том, что его иногда ненадолго хватает, меня почему-то

забыли предупредить. Или, возможно – я часто об этом думаю – не захотели.

Ты тащишься в кухню, включаешь все конфорки, ставишь кипятиться воду: кастрюля,

чайник, ведро, еще одно ведро. Теперь надо ждать. Ну и жди, кто тебе мешает? Но мне

кажется, будь у нас электрический чайник, жить стало бы легче. Я видел такой в журнале:

красивый, черного цвета, вытянутой формы. Полминутки, и у тебя уже есть всамделишный

кипяток, почти волшебство. Но электрический чайник так и не куплен – сплошной каменный

век, ты разве что огонь не высекаешь. Я-то как-нибудь обойдусь, я вообще отлично

справляюсь без жидкостей, а вот твою жизнь назвать легкой, язык не повернется. Впрочем,

ты ведь все равно меня не слышишь.

Слегка оттаяв, малость приняв человеческий облик, ты тянешься за сигаретой, а пачка

пустует, что твой мозжечок. Ты чертыхаешься. Я знаю, это не по-братски, но не выдержал и

выкурил ночью последнюю сигарету, о тебе даже не вспомнив. Тебе очень больно? Я имею в

виду: ты меня не видишь, не слышишь, думаешь, все происходит случайно, а этот «ненарок»

не сглаживает ли разочарование, не упрощает ли боль? Больно принимать удар от кого-то

материального, а когда все попросту валится из рук – на это у тебя есть иммунитет? Жаль,

если да. Тогда все не имеет смысла, и я напрасно суечусь, закидывая твои сигареты за

холодильник и выдалбливая дырки в трубах отопления.

Потерянно кутаешься в одеяло. Тебе жаль себя (неосознанная такая, не уродившаяся

жалость) и потерянной энергии, ведь день только занялся, и силы еще понадобятся.