Поп и пришельцы
Шрифт:
Катя, вынутая из джипа, глядела слепо, шевелила губами и пошатывалась. Глаза, обычно светлые и беспокойные, сделались темными, помутнели. Драговозов хекнул и поднял ее на руки и так, сопровождаемый секретарем (его фамилия была Плахин) зашагал к отцу Герману.
Матушка Анна Владимировна, завидев, ахнула, взялась за щеки – «сделала Аленушку», как называл Герман Васильевич этот ее немного картинный жест. Катю устроили на кровать, подали чаю с малиновым вареньем и оставили на попечение матушки, а Драговозов и Плахин разместились за столом. Драговозов поворочался
– Это… все-таки тесно…
Отец Герман принес из кухни табурет и подсел рядом.
– Что случилось с Катей, Николай Панкратович?
– Катюха… это… в лесу.
Секретарь Плахин извлек из сумки пачку полароидных снимков. Отец Герман быстро взял их, перелистал и похолодел. Еще один покойник. Старый. Лисицы объели. Частично сохранилась одежда. Вообще – слишком много тряпок, тоже сгнивших.
– Палатка, – просипел Драговозов. – Турист.
Он повернул голову к секретарю Плахину и махнул толстым пальцем.
Плахин заговорил, показывая на снимки:
– Екатерина нашла. Вот ее корзина, видите? А здесь – следы. Она сначала не поняла, что это такое… прикоснулась…
– Она обнаружила только одно тело? – спросил отец Герман.
– Ей это… и одного хватило, – хрипнул Драговозов.
– Николай Панкратович, у меня имеется серьезное основание думать, что в здешних лесах схоронено человек десять, которые числятся пропавшими без вести. Собственно, об этом я и хотел с вами поговорить. Алина передала вам письмо?
– Стрекоза… – проговорил Драговозов. Отец Герман не понял, что это означало, «да» или «нет».
– В лес лучше не ходить, – продолжал отец Герман. – Особенно следите за молодыми женщинами. Предупредите работниц.
– Это… вчера звонил следователь, – сказал Драговозов.
– Ему нужно показать снимки. Возле тела кто-нибудь остался?
– Оно… это… не убежит.
Отец Герман покусал губу, но потом решил, что Драговозов прав: если убийца – местный и что-то прознал, вряд ли он станет рисковать и перепрятывать тело. Скорее всего, сделает вид, что его это все не касается.
– У вас телефон с собой?
Драговозов опасно накренился на стуле и снял с широкого пояса очень маленький сотовый телефончик. Отец Герман, в свою очередь, добыл опаринскую визитку.
Опарин схватил трубку так, словно сидел над нею в исступленном ожидании звонка.
– Опарин! – крикнул он сиплым голосом.
– Иван Ильич, это Машуков из Пояркова.
– Угу, – сказал Опарин.
– Закончили пытать Козулина и Пека?
– Тупой урод, – ответил Опарин. – А у вас?
– В поярковских лесах имеется могильник.
– Угу, – буркнул Опарин. – Я тоже так думаю.
– Сегодня девочка нашла в лесу еще одно тело.
– Где она? – хищно зарычал Опарин.
– У меня.
– Задержите! Еду.
– Стойте! – крикнул отец Герман. – Дайте договорить. Это дочь здешнего хозяйственника Драговозова, «Кролики Драговозова». Возьмите бригаду – пусть прочешут лес. И медэксперта. И труповозку.
– Угу, – сказал Опарин. – А психоаналитика для свидетельницы не надо? Или у «Кроликов Драговозова»
– У них только ветеринары, – сказал отец Герман.
– Когда сегодня темнеет? – спросил Опарин. Было слышно, как он зевает.
– Часа два у нас еще есть.
Опарин невнятное проворчал – возможно, выругался – и отключился. Отец Герман вернул Драговозову телефончик. Драговозов посмотрел на трубку и сказал:
– Это… мужчина обстоятельный.
Отец Герман на минуту отлучился – посмотреть, как дела у свидетельницы. Там все было в порядке – Катя пила чай и отрешенно возила ложечкой в вазочке с вареньем, а матушка читала вслух рассказы из детской книжки «Ангел Тихий» – про разные чудесные встречи деток с ангелами. Читала матушка медленно, с выражением, немного сюсюкая.
В ожидании Опарина Драговозов, Плахин и отец Герман покинули тесный домик и отправились гулять по дорожке к храму. Драговозов оглядел строение хозяйским оком – прикидывал, чтобы еще тут полезного сотворить, и наконец решил:
– Давайте… это… в зеленый цвет покрасим?
– Весной, если Бог даст, и покрасим, – согласился отец Герман.
– Я это… зеленой краски… к Пасхе, – сказал Драговозов. – А вы смету… ему, – он показал на Плахина.
Рычание опаринского джипа, побарывающего поярковское бездорожье, отец Герман уловил издалека. Насторожил ухо и Драговозов, ревниво относившийся к присутствию чужих джипов на своей территории. Вскоре показались две машины, а следом явился Гувыртовский, бледный и возбужденный, с толстой папкой в руках. Увидев отца Германа, он замахал ему было папкой, но оттуда, как пушечное ядро, выскочила толстая книга и пала в грязь. Гувыртовский вскрикнул, как от укуса, и бросился ее спасать, а тем временем отец Герман, окруженный такими колоссами, как Опарин и Драговозов, сделался для учителя недостижимым.
Опарин скользнул взором по Плахину, по колокольне, зевнул и рассеянно пожал руку Николаю Панкратовичу.
– Ваша дочь в состоянии говорить? – осведомился он.
Вместо Драговозова ответил отец Герман:
– Говорить особо нечего. Девочка собирала грибы и наткнулась на тело. Она убежала домой, рассказала отцу и объяснила, где это место. Господин Плахин сделал снимки.
Опарин раскрыл ладонь, и стопочка полароидных квадратиков выросла на ней словно бы сама собою. Затем Опарин коротко бросил:
– Хорошо!
И обернулся к своим сотрудникам – трем немолодым, щуплым с виду оперативникам и очень некрасивой худой женщине в сером комбинезоне с желтой нашивкой медицинской службы шекснинского муниципалитета.
Женщина смотрела на отца Германа с нескрываемым любопытством. Заметив это, он спросил:
– Мы не встречались?
– Возможно, – ответила она нелюбезно и отвернулась.
С оперативниками должен был ехать Плахин. Драговозов с Катей собирался домой.
Катя, все еще бледная, стараниями матушки выглядела теперь менее отрешенно. Зацепив взглядом плахинские снимки в руке Опарина, она вздрогнула, растопырила пальцы и помахала ими в воздухе с отвращением.